Важно, что они не только не знали о причинах перемещений, но, вероятно, даже не подозревали, что такие очевидно высокие посты, как генерал-губернатор Польши или Reichsminister всех восточных территорий, были не расцветом, а концом их карьеры национал-социалиста.
Принцип вождизма не предполагает создания иерархии в тоталитарном государстве по аналогии с тоталитарным движением; власть не распределяется сверху по всем средним ступенькам и до основания политического тела, как это происходит в авторитарных режимах. Иерархия не существует без власти авторитета, и, несмотря на многочисленные неверные понимания так называемой авторитарной личности, начало авторитаризма во всех существенных отношениях диаметрально противоположно началу тоталитарного господства. Если оставить в стороне его укорененность в римской истории, авторитаризм в любой форме всегда стесняет или ограничивает свободу, но никогда не отменяет ее. Тоталитарное же господство нацелено на упразднение свободы, даже на уничтожение человеческой спонтанности вообще, а отнюдь не на ограничение свободы, сколь бы тираническим оно ни было. Отсутствие какого-либо авторитета или иерархии в тоталитарной системе технически обнаруживается в том факте, что между верховной властью (фюрером) и подчиненными не существует устойчивых промежуточных уровней, каждый из которых располагал бы надлежащей долей власти и требовал бы соответствующего повиновения. Воля фюрера может воплощаться повсеместно и в любое время, и сам он не связан никакой иерархией, хотя бы даже установленной им самим. Поэтому было бы неточно сказать, что движение после захвата власти создает множество княжеств, в каждом из которых князек волен делать, что ему угодно, и подражать большому верховному вождю.[894] Заявление нацистов, что «партия есть порядок фюреров»,[895] было обычной ложью. Как бесконечное умножение канцелярий и путаница в распределении власти порождали состояние дел, при котором каждый гражданин ощущал прямую зависимость от воли Вождя, произвольно выбирающего исполнительный орган своих решений, точно так же полтора миллиона «фюреров» Третьего рейха[896] отлично знали, что их власть исходит непосредственно от Гитлера, без всяких посредствующих иерархических уровней.[897] Реальностью была непосредственная зависимость, посредствующая же иерархия — безусловно, социально значимая — была показной, притворной имитацией авторитарного государства.
Абсолютная монополия Вождя на власть и влияние является самой яркой характеристикой его отношений с главой полиции, который в тоталитарном государстве занимает положение, наиболее наделенное властью в обществе. Однако, несмотря на огромную материальную и организационную власть, находящуюся в его распоряжении как главы настоящей полицейской армии и элитных формирований, шеф полиции явно не может захватить всю власть и стать руководителем страны. Так, до упадка власти Гитлера Гиммлер и не мечтал замахнуться на гитлеровские претензии на лидерство[898] и никогда не выдвигался на роль преемника Гитлера. Еще более интересна в этом контексте злополучная попытка Берии захватить власть после смерти Сталина. Хотя Сталин никогда не допускал, чтобы глава полиции когда-либо располагал такой властью, какая сосредоточилась в руках Гиммлера в последние годы правления нацистов, в распоряжении Берии было все же достаточное количество войск, чтобы посредством простого захвата Москвы и блокирования всех доступов к Кремлю претендовать на руководство партией после смерти Сталина; никто, кроме Красной Армии, не мог воспрепятствовать его стремлению к власти, и ее выступление повлекло бы за собой кровавую гражданскую войну с совершенно непредсказуемым исходом. И вот Берия через несколько дней добровольно оставил все свои посты, хотя и должен был знать, что заплатит жизнью за те дни, в течение которых осмелился ставить власть полиции против власти партии.[899]
Отсутствие абсолютной власти, разумеется, не мешает главе полиции организовать свой огромный аппарат в соответствии с принципами тоталитарной власти. Так, чрезвычайно интересно, что Гиммлер после своего назначения начал реорганизацию полиции Германии, вводя в до того централизованный аппарат тайной полиции множественность канцелярий, выполняющих одинаковые задачи, т. е. явно делал то, чего избегали бы все специалисты по проблемам власти и власть имущие до эры тоталитарных режимов, видя в этом децентрализацию власти, ведущую к ее ослаблению. К службе гестапо Гиммлер впервые добавил службу безопасности, которая первоначально была подразделением СС и учреждалась как внутрипартийная полиция. В то время как основные организации гестапо и службы безопасности в конечном итоге имели свой центр в Берлине, региональные филиалы этих двух огромных секретных служб сохранили самостоятельность и каждый из них подчинялся непосредственно собственной канцелярии Гиммлера в Берлине.[900] Во время войны Гиммлер учредил еще две службы разведки: одна из них состояла из так называемых инспекторов, которые должны были контролировать и координировать действия службы безопасности и полиции и находились под юрисдикцией СС; вторая представляла собой специальное бюро военной разведки, действовавшее независимо от военных подразделений рейха и в конечном счете успешно поглотившее собственно военную разведку армии.[901]
Полное отсутствие успешных или безуспешных дворцовых революций — еще одна из самых ярких характеристик тоталитарных диктатур. (За единственным исключением, никто из разочаровавшихся нацистов не принял участия в военном заговоре против Гитлера в июле 1944 г.) Может показаться, что вождизм провоцирует кровавые изменения личной власти без всякого изменения режима. Таков лишь один из многих признаков того, что тоталитарная форма правления очень мало связана с жаждой власти или даже со стремлением взять в свои руки все рычаги управления машиной власти, с борьбой за власть, как таковую, которая была характерна для последних стадий империализма. С технической точки зрения, однако, это один из самых важных признаков того, что тоталитарное правление, вопреки всякой видимости, не является правлением клики или шайки.[902] Диктатуры Гитлера и Сталина ясно свидетельствуют, что изоляция атомизированных индивидов не только обеспечивает массовый фундамент для тоталитарного правления, но и распространяется на верхушку всей структуры. Сталин уничтожил почти всех, кто мог претендовать на принадлежность к правящей клике, и передвигал членов Политбюро с места на место, как только клика выказывала признаки внутренней консолидации. Гитлер уничтожал складывавшиеся в нацистской Германии клики менее жестокими средствами, единственная кровавая чистка была направлена против клики Рема, которая обрела устойчивость благодаря гомосексуализму ее ведущих участников; Гитлер предотвращал образование клик посредством постоянного перераспределения власти и влияния, а также частых изменений среди наиболее приближенных лиц, так что вся былая солидарность между теми, кто пришел к власти вместе с ним, быстро исчезла. Кроме того, чудовищная недоверчивость, которую почти в одинаковых словах называют яркой чертой характеров и Гитлера, и Сталина, не позволяла им руководить столь стабильным и устойчивым образованием, как клика. Однако, возможно, все дело в том, что при тоталитаризме не существует взаимных отношений между лицами, занимающими ответственные посты; они не связаны вместе равным статусом в политической иерархии, или отношениями руководителя и подчиненного, или хотя бы неопределенной лояльностью гангстеров. В Советской России всякий знает, что руководитель большого промышленного комплекса равно как и министр иностранных дел, в любой момент может быть отброшен на самые низкие ступени социальной и политической лестницы и что его место может занять совершенно неизвестное лицо. В то же время, соучастие гангстеров, которое играло некоторую роль на ранних стадиях нацистской диктатуры, утрачивает всякую связующую роль, ибо тоталитаризм использует власть именно для того, чтобы распространить это соучастие на все население до тех пор, пока он не свяжет весь народ под своим господством узами преступления и чувством вины.[903]
Отсутствие правящей клики сделало проблему преемника тоталитарного диктатора особенно трудной и беспокойной. Эта проблема — настоящее бедствие для всех узурпаторов, и весьма характерно, что ни один из тоталитарных диктаторов никогда не пытался использовать старый метод основания династии и назначения преемниками своих сыновей. Гитлеровским многочисленным и, следовательно, внутренне ущербным назначениям противостоит метод Сталина, который сделал преемство одной из самых опасных наград Советского Союза. В условиях тоталитаризма знание всех хитросплетений приводных ремней власти равноценно обладанию наивысшей властью, и каждый назначенный последователь, который действительно узнает существо происходящего, через некоторое время автоматически смещается. Законное и сравнительно прочное назначение действительно предполагало бы существование некой клики, члены которой разделяли бы монополию Вождя на знание происходящего, тогда как этого Вождь должен избегать всеми возможными средствами. Однажды Гитлер объяснил это в характерных для него выражениях высшим чинам вермахта, которые посреди суматохи пика войны, должно быть, как раз и ломали голову над этой проблемой: «В конечном итоге я должен, при всей скромности, сказать о собственной персоне: незаменимый…Судьба рейха зависит от меня одного».[904] Нет нужды искать иронию в слове «скромность»; тоталитарный вождь — и это заметно отличает его от всех прошлых узурпаторов, деспотов и тиранов, — по-видимому, верит в то, что проблема его преемника не очень важна, что для этой работы не требуется каких-то специальных качеств или навыков, что страна в конце концов подчинится тому, кто сумеет удержаться у власти в момент его смерти, и что никакие восстания, продиктованные жаждой власти, не смогут оспорить его законность.[905]
