Если мы, напротив того, вместе со «специалистами» станем на точку зрения экономической безграничности капиталистического накопления, то из-под социализма вырывается гранитная основа его объективной исторической необходимости. Мы впадаем в таком случае в болезнь домарксовских систем и школ, которые выводили социализм исключительно только из несправедливости и ужасов современного мира и из революционной решимости трудящихся классов[341].
Третий вывод. Если капиталистическое производство само для себя образует достаточный рынок и допускает расширение за счет всей накопленной прибавочной стоимости, то становится загадочным еще другое явление современного развития: стремительность в погоне за отдаленнейшими рынками сбыта и вывозом капитала, т. е. наиболее яркие явления современного империализма. В самом деле, зачем же весь этот шум? К чему завоевание колоний, война из-за опия в 40-х и 60-х годах и к чему наконец современная драка из-за болот Конго и месопотамских пустынь? Ведь капитал может остаться у себя дома и добросовестно питаться. Ведь Крупп охотно производит для Тиссена, Тиссен для Крупна: пусть бы они и вкладывали свои капиталы в собственные предприятия и расширяли их друг для друга, и так без конца. Историческое движение капитала становится попросту непонятным, а вместе с этим становится непонятным и современный империализм.
Остается еще однако неоценимое объяснение, данное Пакнекуком в «Bremer Burgerzeitung»: поиски за некапиталистическими рынками сбыта являются лишь «фактом, но не необходимостью», но это уже подлинные перлы материалистического понимания истории. Впрочем совершенно верно! С принятием точки зрения «специалистов» социализм как конечная цель перестает быть исторической необходимостью, как империализм его подготовительной стадией. Социализм становится достойным похвалы решением рабочего класса, как империализм становится лишь проявлением подлости и ослепления буржуазии.
Так наши специалисты приходят к альтернативе, которой они не могут избегнуть. Или капиталистическое производство и рынок сбыта идентичны, как они это выводят из схем Маркса, — в таком случае сводятся на-нет марксова теория кризисов, марксово обоснование социализма и исторически-материалистическое объяснение империализма. Или же капитал может лишь постольку накопляться, поскольку он находит в обществе потребителей не в лице капиталистов и наемных рабочих, — в таком случае необходима наличность предпосылки накопления в виде возрастающего сбыта некапиталистическим слоям и странам.
Для подтверждения всех формулированных выше выводов у меня, несмотря на все мое одиночество, есть один вполне заслуживающий доверия и в высшей степени «компетентный» свидетель.
Случилось так, что в 1902 г. вышла книга под названием «Теория и история кризисов в Англии»[342], написанная русским профессором-марксистом Михаилом Туган-Барановским. Туган, который в указанной книге так «пересмотрел» Маркса, что заменил в конце концов всю его теорию старыми банальными премудростями буржуазной вульгарной политической экономии, защищал здесь в числе других парадоксов и тот взгляд, что кризисы происходят лишь от недостаточной пропорциональности, а не оттого, что платежеспособное потребление общества не поспевает за способностью производства к расширению. И эту позаимствованную у Сэя истину — в этом заключалось то новое и сенсационное, что было в его теории — он доказал марксовыми схемами общественного воспроизводства из второго тома «Капитала»!
«Если только возможно, — пишет Туган, — расширить производство, если хватит для этого производительных сил, то при пропорциональном распределении общественного производства можно соответственно расширить и спрос, ибо при этом условии каждый вновь произведенный товар есть вновь появившаяся покупательная сила для приобретения других товаров» (русск. изд. 1914 г., стр. 220). Эго «доказывается» схемами Маркса, которые Туган дает в других числах и из которых он делает следующий вывод:
«Приведенные схемы должны были с очевидностью доказать мысль, которая сама по себе очень проста, но легко вызывает возражения при недостаточном понимании процесса воспроизведения капитала, а именно, что капиталистическое производство само для себя создает рынок» (там же, подчеркнуто мною).
В своей любви к парадоксам Туган-Барановский доходит до вывода, что капиталистическое общество в известном смысле вообще независимо от человеческого потребления. Однако нас интересует здесь не дальнейшие тугановские анекдоты, а лишь его «сама по себе простая мысль», на которой он строит все дальнейшее. И мы должны здесь установить следующее:
То, что мои «компетентные» критики выставляют против меня теперь, буквально было сказано Туган-Барановским уже в 1902 г. в двух его характерных утверждениях: во-первых, что капиталистическое производство само для себя создает расширение рынка, так что при накоплении сбыт сам по себе не представляет никаких затруднений (кроме случая недостаточной пропорциональности), и, во-вторых, что доказательство того, что это так, дается математическими схемами, составленными по образцу Маркса, т. е. арифметическими упражнениями со сложением и вычитанием на бумаге, которая все терпит. Туган это провозгласил в 1902 г. Но ему тут не поздоровилось. За него немедленно взялся Карл Каутский, который в «Neue Zeit» подверг жесточайшей критике смелые абсурдные утверждения русского ревизиониста и между прочим его вышеприведенную «основную мысль».
«Если бы это было действительно так, — писал Каутский (т. е. если бы, как это говорит Туган, при пропорциональном распределении общественного производства для расширения рынка не было никаких других границ, кроме производительных сил, которыми располагает общество), — тогда английская промышленность должна была бы развиваться тем быстрее, чем больше становилось ее богатство капиталами. Вместо этого она попала в тупик; все растущий капитал эмигрирует в Россию, в Южную Африку, в Китай, в Японию и т. д. Это явление совершенно свободно объясняется нашей теорией, которая видит конечную причину кризисов в недопотреблении и является одной из опорных точек этой теории; но это явление никак нельзя объяснить с точки зрения Туган-Барановского»[343].
Какова же «наша теория», которую Каутский противопоставляет теории Тугана? Вот как ее формулирует Каутский:
«Капиталисты и эксплоатируемые ими рабочие — первые благодаря росту своего богатства, вторые благодаря своему численному росту, который происходит однако не с такой скоростью, как накопление капитала и рост производительности труда, — создают рынок, правда, все более расширяющийся, но сам по себе недостаточный для поглощения всех созданных крупной промышленностью средств потребления. Ей приходится искать добавочный рынок за пределами своей страны в отраслях производства и в странах, не производящих еще капиталистически. Она находит этот рынок и все более его расширяет, но не с достаточной скоростью, ибо этот добавочный рынок далеко не обладает той эластичностью и способностью к расширению, которые свойственны капиталистическому процессу производства. Лишь только капиталистическое производство доходит до развитых форм крупной промышленности, как это имело место в Англии уже в XIX столетии, оно получает возможность делать такие крупные прыжки по пути своего развития, что оно в короткий промежуток времени оставляет далеко позади себя всякое расширение рынка. Таким образом всякий период процветания, который следует за значительным расширением рынка, уже заранее осужден на недолговечность, и кризис является его естественным завершением.
Такова в кратких чертах теория кризисов, обоснованная Марксом и, насколько мы знаем, принятая всеми „ортодоксальными марксистами“[344].
Мы не говорим здесь о том, что Каутский приклеивает к этой теории неправильный и двусмысленный ярлык объяснения кризисов „из недопотребления“ — объяснения, высмеянного Марксом именно во втором томе „Капитала“ на стр. 289.
Мы не говорим далее о том, что Каутский во всем этом деле не видит ничего, кроме проблемы кризисов, не замечая как будто, что капиталистическое накопление и невзирая на колебания конъюнктур представляет собой проблему.
Мы не говорим наконец о том, что мысль Каутского, что потребление капиталистов и рабочих растет „недостаточно быстро“ для накопления, а последнее ввиду этого нуждается в „добавочном рынке“, — что эта мысль довольно туманна и что в ней нет попытки выяснить кроющееся здесь затруднение в процессе накопления.
Нас интересует здесь только то, что Каутский во всяком случае черным по белому высказывает в качестве своего мнения и в качестве принятой „всеми ортодоксальными марксистами“ теории следующие положения: 1) что сами капиталисты и рабочие не образуют рынка, достаточного для накопления; 2) что капиталистическое накопление нуждается в „добавочном рынке“ в некапиталистических слоях и странах.
