– Я – Абдумаш Аль-Хайи ибн Зафар, отпускаю тебя Лорен! – еле-еле перебил его вой арраканец. – Пускай душа твоя вновь покинет этот мир. Прочь!
И не успел он произнести последнее слово, как мертвец тут же рухнул на бок. Мигом выкинув из головы этого червя, который даже после смерти так и остался ничтожеством, не способным ответить на несколько простейших вопросов, Абдумаш подошел к зеркалу и с сомнением оглядел его снизу доверху. Казалось, он предусмотрел абсолютно все – любую мелочь и препятствие, что возникнет у него на пути – но вот самая банальная вещь привела его в замешательство; как ему доставить артефакт до лодки? И думать не стоит унести его на плечах. Но куда деваться – иногда даже великим умам приходится заниматься низменным трудом. Вздохнув, Абдумаш отправился на поиски того, во что можно завернуть зеркало, дабы дотащить его хотя бы волоком.
***
Амадиу разглядывал то, что осталось от некогда процветающей деревни. Огонь уже успел сожрать дома, выплюнув взамен черные остовы с провалившимися кровлями, напоминающие черепа, смятые ударом палицы. То здесь, то там лежали убитые жители, некоторые – со следами пыток. Вывернутые из суставов конечности, отрезанные ноздри, вбитые в глотки черенки лопат, выжженные глазницы и кишки, намотанные на заборы, были далеко не самым ужасным из того, что им довелось пережить.
Кое-кто сжимал в руках топор или мотыгу – среди покойников было даже несколько Мечей, получивших пускай и неумелый, но яростный отпор – однако нападение, судя по всему, застало крестьян врасплох и большинство не успело даже одеться. Взрослые мужчины в одних рубахах, старики и старухи в длинном исподнем, полуголые женщины в разорванных платьях, в последнем объятии сжимающие своих детей, словно надеясь защитить их от стали. Амадиу поправил съехавший с носа шарф, но тонкая ткань едва ли помогала от запаха паленого мяса, въедавшегося прямо в ноздри – некоторые из селян так и не успели выйти наружу, встретив смерть в собственном жилище.
Наконец то он напал на след – длинный след из крови и слез, что оставлял за собой тот, кто некогда был не только его наставником, но и другом. Именно тот, кто принял его в ряды Мечей, тот, кто многие годы служил ему примером мужественности и добродетели. Признаться, втайне Амадиу молил богов, чтобы на Одрика наткнулся чей-то другой отряд, не желая поднимать меч против бывшего соратника, но теперь... Тома сжал кулаки, услышав, как скрипит кожа перчаток – умом понимая, что действовал так быстро, как мог, но, все еще виня себя в смерти каждой безвинной жертвы, будто бы это он привел их на закланье.
– Магистр, – раздался из-за его спины взволнованный голос.
Оглянувшись, Амадиу увидал невысокого толстяка со свернутым на щеку носом, который сидел на крепенькой черной лошади – Меча по имени Клод, который так хотел походить на своего старшего собрата по оружию, что раздобыл даже точно такую же шапку из соболиного меха.
– Вы нашли его? – глухо спросил Амадиу, отвернувшись от пепелища и чувствуя, как его начинает мутить.
– Там, за холмом, – Клод взмахнул рукой, чуть ли не подпрыгивая в седле от нетерпения.
Тряхнув поводьями, Амадиу направил коня вслед за Клодом. Еще издалека Тома увидал высокий столб, врытый в землю, что окружило с три десятка Мечей – почти весь его отряд, за исключением нескольких разведчиков. Увидев своего командира, воины расступились и, когда Амадиу спешился и вошел в круг, вновь сомкнули ряды.
У столба находилось около дюжины человек – в потрепанных плащах ордена, потемневших от сажи и доспехах, покрытых засохшей кровью. Самые ярые фанатики, остатки тех, кто, несмотря на приказ капитула, до конца сохранил верность своему господину. Один из них сжимал в руке горящий факел, прочие – мечи, топоры, цепы и молоты; но каждый с ненавистью оглядывал бывших собратьев, кои, по их мнению, выбрали совсем не ту сторону.
Однако Амадиу интересовал лишь один из них. Высокий мужчина в изъеденном коррозией панцире, который возился у груды бревен, соломы и хвороста, сваленных у столба, тщательно поливая их маслом, точно все, что происходит вокруг, его не касалось. К столбу же была привязана юная девушка, годами не больше пятнадцати – некогда красивое округлое лицо было изувечено до неузнаваемости, превратившись в один огромный заплывший синяк, заместо глаз было две щели, текшие ручьями, а платье было разорвано, обнажая меленькие груди со ссадинами и ожогами.
– Одрик! – изо всех сил крикнул Амадиу хоть великий магистр и находился от него не более чем в десяти шагах.
Вылив остатки масла на несчастную, мужчина отбросил в сторону мех и повернулся к Амадиу, скривив узкие губы в кривой ухмылке. Бывший великий магистр ордена Святых Мечей, а ныне – убийца и отступник, выглядел он преотвратно. Лицо его осунулось, ставши напоминать острый череп, обтянутый кожей, волосы – еще год назад ярко-черные, точно чернила – торчали длинными поседевшими клоками, а глаза почти впали вовнутрь, сверкая из черных впадин стальными огоньками. Смерив Амадиу долгим взглядом, он цокнул языком:
– И ты, Тома?
– Одрик Лорр, – произнес Амадиу, обхватив ладонью рукоять меча, – от имени капитула ордена Святых Мечей я приказываю вам и вашим людям сложить оружие и проехать со мной в Алый Оплот, дабы пройти братский суд за все преступления...
В ответ Лорр лишь расхохотался, откинув голову назад. Смех его напоминал лай бешеной собаки – визгливый и пронзительный, что особенно жутко слушался на фоне подвываний и всхлипов девушки. Закончив смеяться, Одрик схаркнул на землю желтоватый комок и вытер рот тыльной стороной ладони.
– Я не признаю никоего суда, кроме божьего. Я делаю праведное дело...
– Праведное?! – не сдержал выкрик Амадиу и махнул рукой за спину, где еще дымились развалины. – Предать огню целую деревню это праведное дело?! Сколько человек ты убил сегодня? Тридцать? Пятьдесят? Сотню?
– Кретин! – рявкнул Лорр. – Как и все вы, – он обвел покрасневшими глазами окруживших его Мечей, – как и ваш лживый капитул, насквозь провонявший ересью и пороками! Вы – не воины, а трусы, ростовщики и пьяницы! Если плоть начинает гнить, ее необходимо резать. Если душу захватила ересь, то изгнать ее можно только через страдания. Ты знаешь, – он с ненавистью взглянул на девушку, отплевывая каждое слово, – что я нашел у этой твари?!
