– Там не было окон. Однако стены были из сырцового кирпича, как и в большинстве спартанских домов. С помощью кинжала мне удалось извлечь несколько кирпичей. Сам город стеной не обнесен – спартанцы любят похваляться, что их гоплиты куда лучше любой стены. Была глубокая ночь, так что никто не помешал мне выбраться за город, хотя каждый шаг был для меня мучителен. Утром меня обнаружила девочка-рабыня, которая пришла доить коров. Она вместе с другими рабами спрятала меня в коровнике; когда моя культя немного поджила, я отправился в Тегею [188], а оттуда – домой.
Тут Эгесистрата прервали: в лагерь галопом влетели три знатных фракийца – все на великолепных конях с украшенной самоцветами упряжью, в сверкающих доспехах и с перстнями на пальцах. Фракийцы о чем-то заговорили с Эгесистратом, а он переводил их слова и свои ответы Иппофоде.
Потом фракийцы ускакали, а Иппофода созвала всех амазонок, а за мной и Ио пришла Элата. Когда мы все собрались, Эгесистрат сообщил, что за послание привезли фракийцы от своего царя.
Сперва, сказал он, они повторили заверения царя Котиса в его добронамеренности: он ведь не предал нас смерти, хотя в его распоряжении имелись тысячи воинов; разрешил нам разбить лагерь вблизи от столицы; позволил купить продукты и дрова – и так далее. Теперь, заявили они, настал наш черед продемонстрировать свою добрую волю. Нам следовало сдать своих лошадей и оружие, а потом нас отведут к царю, и он готов благосклонно выслушать все наши просьбы.
Затем Эгесистрат спросил у царских гонцов, сколько времени у нас есть на обсуждение этого предложения, и ему ответили, что, если мы к утру не сдадим оружие и лошадей, нас попросту убьют.
После Эгесистрата слово взял чернокожий, а Эгесистрат перевел его речь всем остальным – сперва на язык амазонок, потом на эллинский. "Если этот царь и в самом деле хочет быть нам другом, – сказал чернокожий, – то почему желает отнять у нас лошадей и оружие? Любой царь предпочитает видеть своих друзей вооруженными, а врагов – безоружными. Давайте сделаем так, – предложил чернокожий. – Постараемся уверить царя в нашей дружбе, как и он уверяет нас в своей, и поклянемся, что выполним любое его поручение – перебьем врагов, добудем то, чего он особенно желает, хоть на краю света – но и он должен пойти на уступки и разрешить нам оставить при себе лошадей и оружие. Тем более они нам потребуются для службы ему же. А еще он должен сообщить нам, где находится Эобаз, и разрешить увезти его в Афины, если он на его территории. И пусть этот фракийский царь даст амазонкам тех коней, ради которых они проделали столь долгий путь".
Я если и знал раньше, зачем амазонки прибыли во Фракию, то совсем об этом позабыл; но, по-моему, Ио тоже этого не знала, иначе не выглядела бы такой удивленной.
Затем заговорила Иппофода; амазонки дружно приветствовали ее, а Эгесистрат стал переводить для нас: "Я согласна со всем, что сказал Семь Львов, – начала она, – но хочу добавить вот что: мы, амазонки, дочери Бога войны; мы преданы ему и любим его, но он очень строг, и мы не осмеливаемся нарушать законы, им установленные. Один из них гласит: мы никогда не должны складывать оружие, иначе станем такими же, как дочери простых смертных. Мы можем заключать мир, но только с тем, кому можно доверять и кто верит нам; если же он не поверит нашей клятве и потребует, чтобы мы сломили свои луки, мы должны сражаться до последней капли крови. Никогда ни одна амазонка не нарушала этого закона, установленного не смертными, но богом, нашим великим отцом. Царь Котис должен непременно понять, что мы этот свой закон тоже не нарушим".
Глава 13
В ОЖИДАНИИ НАПАДЕНИЯ
Клетон вернулся, чтобы нас предупредить. На этот раз и я переговорил с ним, а не только Эгесистрат. Нужно все это записать – может понадобиться, если мы останемся живы. Но сперва о том, что случилось сразу после собрания.
Когда Иппофода завершила свою речь, Эгесистрат спросил, не хочет ли высказаться кто-нибудь еще, и я сказал, что нам вовсе нет необходимости спрашивать у царя Котиса, где Эобаз, потому что он находится в храме Плейстора, бога войны. И добавил, что поскольку амазонки считают этого бога своим отцом, то вполне могут попросить его отпустить Эобаза с нами.
Иппофода обещала мне это, а я рассказал, что видел и слышал в прошлую ночь. Эгесистрат подтвердил, что Клетон действительно приходил и расспрашивал его о Гипериде. Потом мы проголосовали и решили не сдаваться.
Потом Эгесистрат долго беседовал с Иппофодой и с чернокожим; а я между тем записывал все в свой дневник. Я отложил свиток, только когда Эгесистрат пришел, чтобы поговорить со мною.
– Мы обсуждали нашу тактику, – сказал он. – Утром мы пошлем царю новое послание и предложим ему заложника в качестве гарантии нашего мирного поведения. Это, по крайней мере, поможет отсрочить нападение фракийцев.
Я согласился, что это отличный план, и спросил, кто останется в заложниках.
– Мы предложим ему выбрать самому – любого.
– Тогда он, конечно же, выберет тебя, – сказал я. – Он же не дурак. А мы, если потеряем тебя, лишимся слишком многого.
Эгесистрат пояснил:
– Мы как раз и рассчитываем, что он выберет меня. Если мне удастся поговорить с ним наедине, я, возможно, многого сумею добиться. Кстати, именно об этом я и хотел поговорить с тобой, Латро. Ио мне тоже нужна.
Ио, между прочим, вошла в палатку вместе с ним.
– До появления фракийцев, если помните, я рассказывал вам свою историю, хотя, боюсь, вам уже надоело меня слушать. Мне кажется, вам все же следует знать, почему спартанцы так ненавидят меня и почему я ненавижу их.
– Несомненно, и мы понимаем теперь, почему ты их ненавидишь, – сказала Ио. – Но если ты говорил жителям Элиды всего лишь то, что узнал от богов, то за что спартанцам-то тебя ненавидеть?
Эгесистрат улыбнулся:
– Ах, если б все были такими разумными! Тогда и ссор в мире было бы поменьше. К сожалению, люди ненавидят всякого, кто выступит против них – и по любой причине. Я ведь не только предупредил граждан Элиды о нашествии спартанцев. Я затем предупредил и другие города – предупредил всех, кто хотел выслушать меня. Кроме того, спартанцы сочли оскорбительной для себя весть о моем побеге. К тому же, они знали, что я верой и правдой служил Мардонию. Так вот, я сказал, что спартанцы ненавидят меня; но есть и еще кое-кто – он не спартанец, – кто ненавидит меня куда сильнее, чем они.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
