Князю Петру горы не в диковинку. Он и без карт, без тропинок – на глаз проведет своих. Багратион ловок, находчив, отважен. Багратион горяч. На него у Александра Васильевича крепкая надежда.
Но почему до сих пор Багратиона еще нет?
Забыт холод, ветер. Забыто все. Щеки горят. Познабливает, но не от стужи, а от волнения.
Суворов смотрит в трубу. Видит, как легко, умело, привычно перепрыгивают со скалы на скалу синие мундиры.
– Ну, да и мои достигнут, помилуй Бог! Первый бой в горах…
Смотрел в трубу, а смотреть вроде не на что. Смотрел так, чтобы можно было спокойно обдумать, чтобы не мешали, не лезли с никчемными своими советами австрийцы, офицеры генерального штаба. Буквоед, «проектный унтеркунфт» подполковник Вейротер и другие. Они ведь знатоки горной войны.
Что же делать?
Французы уже дважды отбивали с вершин Сен-Готарда настойчивые атаки русских.
От Розенберга сведений нет и не может быть: с ним связи никакой и не предполагалось.
И так не Бог весть какие большие силы Суворова раздроблены: у Розенберга одна треть, часть пошла с Багратионом, часть с Барановским.
Сегодняшняя атака Сен-Готарда – первое сражение в горах. Если не взять Сен-Готард в ближайший час, тотчас же, значит, спасовать перед горами.
В степях, лесах, болотах – побеждали врагов, а тут что же?
И ведь впереди все такие же горы.
Если сейчас не пробиться к Сен-Готарду, кто знает, что будет с Розенбергом: ведь тогда Розенберг выйдет в долину Тавечь один.
А Римский-Корсаков тоже ждет не дождется помощи от Суворова.
Тяжело смотреть, как убывают его чудо-богатыри, но делать нечего…
Еще раз в атаку!
Русские с фронта в третий раз полезли на эти проклятые дикие скалы.
Люди были измотаны, утомлены и боем и подъемом. Особенно тяжело было подыматься старикам.
Гора казалась бесконечной. Вершину ее то совершенно скрывал из глаз густой туман, то она опять вставала впереди еще величественнее, еще неприступнее.
И тут сверху, с этих теряющихся в облаках скал, далеким эхом разнеслось свое, родное «ура». Багратион одолел все, как горный орел, появился с фланга на смежных вершинах.
Перестрелка разом смолкла. Наконец русские дорвались до своего испытанного товарища – штыка…
Французы бежали.
Первая победа в горах была одержана.
V
На Сен-Готардском перевале Суворова встретил в полном облачении семидесятилетний настоятель монастыря капуцинов. Увидев рядом с русским полководцем Антонио Гамму, приор обратился к нему:
– Сын мой, передай северному вождю, что я приглашаю его и приближенных в трапезную.
Каково же было изумление приора, когда этот северный вождь ответил сам на чистом немецким языке:
– Я и мои дети томимся от голода, но раньше, святой отец, веди нас в храм. Воспоем хвалу спасшему нас, а потом уже – за трапезу!
И, слезши с коня, пошел в монастырский храм.
Полки расположились вокруг монастыря.
Спуск с Сен-Готарда к деревне Госпиталь был не весьма удобен для защиты. Отступавшим французам не за что было зацепиться, – их сбили за деревню Госпиталь.
Дальше идти было нельзя: люди падали, больше не хватало сил.
И ночь уже спустилась на горы. На скалах гор весело запылали бивачные костры.
А в церкви монастыря шло богослужение. Офицеры и солдаты, сменяясь по ротам, входили в церковь. Прикладывались к распятию.
После богослужения приор угостил Суворова и его приближенных – Аркадия, Багратиона, генералов – обедом. Обед пришелся по вкусу Александру Васильевичу: картофель, горох, рыба. Суворов оживился и много говорил с приором на разных языках – немецком, французском, итальянском. Приор поражался учености северного полководца. Он рассказывал, что, по летописи монастыря, первым русским, посетившим Сен-Готард, был Василий Лихачев, ездивший в 1659 году послом во Флоренцию.
Засиживаться Суворову было некогда. Пообедав, Александр Васильевич поехал вниз, в деревню Госпиталь, в которой он назначил свою главную квартиру. За Госпиталем начиналась Урзернская долина. К ней, к деревне Андермат, должен был к завтрему выйти из Тавечи со своим корпусом генерал Розенберг: Суворов послал его из Белинцоны в обход Урзерна с востока.
Александр Васильевич спускался вниз, к деревне Госпиталь. В темноте ночи раздавался неумолкаемый звон колокольчиков, – это снизу к Сен-Готарду беспрерывной вереницей тащился обоз мулов.
VI
Апшеронцы с егерями Кашкина и сотней казаков Поздеева шли в авангарде, вслед за батальоном Мансурова.
Как было условлено, корпус Розенберга соединился с главными силами Суворова на рассвете 14 сентября в Урзернской долине. Французы отступали к Чертову мосту.
Немного прояснилось, выглянуло солнышко, и все оживилось. Да и широкая Урзернская долина, по которой проходили, была все-таки немного веселее, чем вчерашние пропасти и скалы.
– Вот здесь, на худой конец, жить еще можно, – сказал, оглядываясь кругом, Башилов. – Пастбища-то ничего.
– Нашел местечко: ни деревца, ни кустика, – не согласился с товарищем Зыбин. – И хоть бы птичка одна. Хоть бы самая что ни на есть ворона. А без птицы какая жизнь?
– Птица должна быть!
– Вон суслики свистят вместо птиц, – усмехнулся Огнев.
– Поживешь! Тут, сказывают, зима – восемь месяцев. Вишь, снег лежит.
– Нет, лучше нашей Расеи не найти!
Издалека послышался глухой, неясный шум. С каждым шагом он становился грознее.
– Что ето гудё? – спросил молодой белобрысый солдат.
– Не слышишь – вода. Мельница, должно, на реке. Видишь, и свежей стало, – объяснил любивший поучать унтер-офицер Воронов.
И верно: стало прохладнее.
Горы опять подошли поближе. Еще несколько десятков сажен, и они с двух сторон крепко сжали тихую реку.
Долина со своими лугами, деревня Андермат с колокольней старой кирки, с жильем и теплом остались где-то позади. Впереди опять мрачнело темное ущелье, где шумела, билась в гранитных берегах Рейсса.
Из ущелья тянул резкий сквознячок. Сразу стало холоднее и телу, и душе. Люди съежились, замолкли.
А грохот все нарастал.
И вдруг колонна стала: дорогу преградила громадная гора. Она отвесными утесами врезывалась в самое русло реки, стояла как могучая стена.
– Это что: дороги нет?
– Дорога пропала!
– На горы опять лезть, будь они…
– Нет, пошли. Там нора в горе.
– В этой норе-то и встретят…
Лишь только передние мансуровские мушкатеры сунулись в Урзернлох, как, заглушая грохот воды, ударила пушка. И застрекотали пули. Эхо удесятерило выстрелы. Гром пошел по горам. Мансуровцы отпрянули. Из дыры назад никто не вышел, – передних смельчаков уложили неприятельские пули и ядра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
