— Выход завалило, — сообщил Рудый смятым голосом. — Целые скалы лопались, сам видел!
— Кому нужны старые дороги? — ответил Олег мрачно. — Гульча, ты где?.. Быстрее сюда, поросенок! Рудый, тащи ее сюда. Будет упираться, лупи.
Он встал перед монолитной стеной, уперся обеими ладонями. Раздался грохот, стена разломилась, как спелый арбуз, — перед ними зияла широкая трещина в кроваво-красном граните. Сверху сыпалась крошка, камешки. Олег шагнул в разлом, Рудый предусмотрительно захватил факел, но вскоре разочарованно швырнул под ноги. В расщелине, что вела круто вверх, сверкал тот же неземной свет — яркий и непривычно чистый.
Когда впереди блеснул настоящий дневной свет, они невольно ускорили шаг. Олег первым выбрался наружу, встревоженно посмотрел на небо. Сердце сжалось: солнце коснулось края земли, а до Новгорода еще пара верст! Не успевают до захода солнца взять ключ от Новгорода! Все напрасно...
Уже ни на что не надеясь, он сбежал на дорогу, велел зло:
— Бегом! К городу!
Едва из трещины показался замыкающий шествие Асмунд, края разлома с треском сомкнулись. Асмунд услышал позади хруст костей и сдавленный крик: кто-то из жрецов или воинов пытался выбраться за ним следом, но смолчал, даже не обрадовался — на сегодня крови довольно, княгине дурно.
Едва отбежали от Черной горы с полверсты, Олег обернулся, властно опустил ладонь. Огромная масса камня дрогнула, вершина качнулась, начала проседать, как куча грязного снега под жаркими лучами весеннего солнца. Донесся грохот, треск раздираемых скал, к небу взметнулись тучи мелкого щебня и песка.
Черная гора обрушилась с тяжелым шумом. Земля под ногами дрожала, словно несся несчетный табун диких коней. Пара тяжелых валунов почти догнала Асмунда, тот бежал последним. Трава под камнями зашипела, листья скрутились в трубочки, взвились сизые дымки. Камни были с оплавленными краями, от них несло жаром.
Теперь, после исчезновения Черной Горы, Новгород открылся во всем блеске: огромный, златоглавый, с высокими башнями, теремами. Олег ударил себя кулаком в бок: солнце погрузилось за край неба уже до половины!
Измученный Рюрик вдруг насторожился, медленно потянул из ножен меч. Далеко впереди на дороге от городских ворот двигалась плотная толпа. В лучах заходящего солнца зловеще блистали доспехи, щиты, наконечники копий, на желто-голубых прапорах пламенело красное солнышко. Рудый дернул князя за рукав:
— Не срамись... Несут ключи от города! Нас всех прямо на выях вопрут в городские ворота. Шутка ли — Черную гору срыли! Это ли не знамение!
Олег повернулся к Гульче. Ее темные глаза избегали его пристального взгляда, на бледных щеках блестели две грязные дорожки. Он сказал тихо, разом забыв всю ярость, что поднялась со дна его души:
— Тебе не простят, что не мстила за Морша. Поедешь с нами?
На ее бледных губах промелькнула слабая улыбка:
— Я привезу такой подарок, что простят.
Олег молчал, не сводя с нее глаз. Гульча сказала негромко:
— Было проклятие... или заклятие Фагима, что у меня не будет детей. Я должна была оставаться тайным воином Семи... Но ты оказался сильнее. Я зачала твоего сына две недели назад, но уже чувствую — страшной силы будет маг и воин! Поведет наступление на твой новый народ. Возможно, даже убьет тебя.
— Я жил долго, — пробормотал Олег. — Но здесь же его племя! Как пойдет против своей крови?
— В моем племени дети считаются только по матери.
Он молча, не сводя с нее глаз, снял с руки браслет из серебристого металла. Гульча так же молча приняла, изо всех сил избегая его магического взгляда, — знала, когда в древнем, ныне исчезнувшем племени ариев одаривали будущего ребенка: если сын родится — на руку, ежели дочь — на пояс.
Олег смотрел печально, не двигался, давая ей решить самой, — огромный, беззащитный, с кровоточащим сердцем. Она с огромным усилием повернулась к нему спиной, пока собственное сердце не истекло кровью, медленно сошла на боковую дорожку, задирая повыше носик, чтобы не выронить слезы, заставила ноги двигаться прочь от города, от вала новгородцев, где уже различались ликующие лица.
Рудый сказал торопливо, отвлекая волхва от тяжелых мыслей:
— Святой отец, это ж какое надо смирение, чтобы за всю дорогу не волшбнуть!
Асмунд досадливо возразил:
— Дурень, а не лечишься! Ты же слышал: от волшбы треск. Нас бы сразу нашли и прихлопнули, как ты бедную жабу!
Рудый нагло ухмылялся. Рюрик сказал мягко, как подобает верховному князю, слуге Отечества, отцу воинов и основателю великого государства:
— Не дразни Асмунда. Он добрый, всякий раз забывает, как ты играешь!
Из глаз Рудого не уходило изумленное восхищение. Он знал, что такое придержать козырную карту!
Впереди толпы встречающих торопливо ковылял, раскинув руки и улыбаясь беззубым ртом, седой старик. Умила, ткнув сына Рюрику, с ликующим визгом кинулась к отцу.
Горный хребет, который Олег держал на плечах с начала войны с обрами, затрещал, начал рассыпаться. Он судорожно вздохнул, чувствуя, как впервые расправляется сведенная страшным напряжением грудь, что не оставляло все время в этом простеньком мире. Наконец-то!.. Завтра же с утра... нет, прямо сегодня — в пещеру!
Пора снова браться за тяжкую работу взрослого человека.
