Элизу изумило сияющее солнце, бескрайние пески пустыни. Казалось, прошла целая вечность.
Но она ошибалась. День только начинался.
На этот раз сны не приходили, была только борьба со мраком.
Что-то прохладное коснулось его лба и щек, и прикосновение это было нежным и легким. Он улыбнулся, прежде чем открыть глаза, ибо на сей раз знал, чье это прикосновение.
Рядом сидела его жена.
Он узнал ее аромат, вспомнил нежность пальцев. Он открыл глаза и взглянул на нее. Бирюза… морская вода… ее глаза — бескрайнее, мирное море, волны которого уносят к блаженству. Он поднял руку и притянул ее к себе. Он коснулся ее губ дрожащими губами, ощутил, как крепкое вино, вкус поцелуя и удивился тому, что в душе, постоянно помнил этот вкус.
Послышался плач, и он отпустил Элизу. Он увидел, что находится в комнате отвоеванного у мусульман дворца, а плач слышится из колыбели, стоящей рядом с постелью, за газовым пологом.
— Кажется, наша дочь зовет тебя, — произнес он.
Элиза виновато взглянула на него и поспешила к колыбели. Брайан улыбнулся, видя, с какой любовью жена берет на руки ребенка.
Она прижала девочку к груди и вернулась к Брайану, беспокойно поглядывая на него.
— Ты… любишь ее, Брайан? Я знаю, мужчинам хочется иметь сыновей, но…
Он рассмеялся:
— Люблю ли я ее? Что за вопрос! Ведь она наш первенец! Она прелестна, и хотя мы с ней знакомы всего пару дней, я уже люблю ее!
Он удивился, заметив, что Элиза быстро опустила ресницы, и еще сильнее удивился, увидев на ее щеке слезу. Он потянулся к ней, сдерживая стон от боли во всем теле, эта боль напомнила ему о недавнем поединке. Он не хотел, чтобы она видела его слабость, не хотел, чтобы она тревожилась об этом… прошло уже так много времени с тех пор, как он видел ее лицо, обнимал ее.
— Что случилось, Элиза? — торопливо спросил он и осторожно стер слезу ладонью, опасаясь задеть ребенка. — Элиза, все в порядке! Я боялся, что больше никогда не увижу тебя, но теперь мы вместе. Ты здорова, и, если не считать головной боли и десятка царапин, со мной все в порядке…
— О, Брайан! — со вздохом прошептала она. — Я так боялась… боялась, что ты никогда не признаешь этого ребенка, что не захочешь принять меня! Мы так давно не были вместе! Брайан, я знаю, тебе трудно поверить, но… Джалахар ни разу не прикоснулся ко мне. Он пообещал подождать, пока родится ребенок… затем я поклялась, что соглашусь прийти к нему только после боя… о, Брайан! Я люблю тебя! Я любила тебя все долгие месяцы, боясь сказать об этом. Я любила тебя, когда нам пришлось расстаться, и это помогло мне выжить…
Не обращая внимания на боль, Брайан сел на постели, нежно привлекая к себе Элизу и свою дочь, пробегая пальцами по золотым волосам, так давно очаровавшим его.
— Элиза! — нежно прошептал он, целуя ее щеки, лоб, губы. — Элиза, я верю каждому твоему слову, любимая; но и это не самое важное. Я люблю тебя. Я был зачарован с той самой ночи в лесу, когда считал, что поймал воровку. С этого момента ты так прочно поселилась в моей душе, что мне часто казалось, что ты сводишь меня с ума. Даже когда я обнимал тебя, я видел, что твоя душа куда-то ускользает. Ты была такой неуловимой, ты так и не смирилась с поражением. Но разве ты не понимаешь, любимая? Я никогда не расстанусь с тобой. Вот почему я увез тебя из Монтуа, через всю страну… — Он задумчиво улыбнулся. — Я так ревновал к Перси, что весь превратился в комок боли, я возненавидел Гвинет, потому что ты поверила ее обману.
Ленора, согревшись на руках у матери, решила положить конец признаниям. Она вскинула крохотные кулачки и захныкала. Элиза взглянула на дочь и разразилась веселым смехом, несмотря на то что слезы еще блестели у нее на глазах.
— Брайан, — проговорила она, — я так ревновала, что была сама не своя от ярости! Мысль о том, что Гвинет носит твоего ребенка, была невыносима для меня… особенно тогда, когда я потеряла своего…
— Я подарю тебе десяток детей, — пообещал он. — Но сейчас, кажется, пора позаботиться о нашей первой дочери, она хнычет, не переставая.
— Она голодна, — сказала Элиза.
— Если хочешь, я позову кормилицу…
Элиза твердо ответила:
— Ее уже отняли у меня однажды, и больше я этого не допущу. На этот раз я смогу позаботиться о ней сама.
Брайан хлопнул по шелковой подушке.
— Ложись здесь, со мной рядом.
— Ты ранен, тебе и так мало места.
— Ложись рядом, — настаивал Брайан. — Больше я никуда тебя не отпущу.
Она улыбнулась и послушалась его. Положив ребенка, Элиза расстегнула одежду, чтобы накормить дочь. Брайан любовался дочерью, приподнявшись на локте и нежно касаясь пальцем щеки ребенка. Их окружало молчание, комнату наполняли сумерки, а Ленора не отрывалась от материнской груди.
Элиза виновато взглянула на Брайана.
— Она становится все ненасытнее.
Он рассмеялся:
— Как и положено внучке короля Генриха.
У Элизы округлились глаза, и Брайан вновь рассмеялся.
— Но когда ты узнал? — изумленно выговорила Элиза. — Кто и как…
Брайан хитро улыбнулся:
— Ричард рассказал мне обо всем, когда я потребовал вернуть тебя. Я был рад, поскольку моя жена никогда не говорила мне об этом.
Элиза вспыхнула.
— Я собиралась рассказать тебе. В ту ночь, когда мы натолкнулись на засаду, я хотела рассказать тебе о ребенке… и о моем отце.
Брайан поиграл ее блестящим локоном, и его улыбка стала шире.
— Хорошо, что ты собиралась во всем признаться. Почему-то твою тайну я связывал с недоверием ко мне, а если бы во всем призналась, я понял бы, что ты мне доверяешь и наконец-то смогла меня полюбить. Я чувствовал себя таким глупцом… я даже не догадывался. Боже мой, я знал Генриха лучше, чем кто-либо другой! Ты явно унаследовала его нрав! А твои волосы — настоящее знамя Плантагенетов! — Его улыбка погасла и синие глаза помрачнели. — Элиза… почему же той ночью, в лесу, ты ничего не сказала мне? Ты могла бы спастись… от меня. Я никогда не выдал бы твою тайну.
— Теперь я знаю об этом, — тихо ответила она. — Но тогда я боялась. Генрих предупреждал меня… Монтуа невелико, но я не могла позволить себе выдать эту тайну. Если Джон узнает… Брайан, это принесет неприятности нам обоим. Или… или Леноре, если с нами что-нибудь случится.
— Я буду беречь эту тайну. И знаешь, я рад, что ты решила сохранить ее от меня любой ценой.
Элиза опустила глаза.
— Я боялась из-за Перси. Он был слишком тщеславен, он никогда бы не женился на внебрачной дочери, тем более дочери короля. Он считал Генриха старым распутником.
— Могу только повторить, что очень рад этому, — еще тише ответил Брайан. Он помолчал минуту. Насытившись наконец, Ленора заснула. Не замечая боли, он бережно взял ее на руки. — Моя дочь, — он улыбнулся Элизе, — потомок Вильгельма Завоевателя, и я горжусь этим.
