День был в разгаре, и хотя солнце еще не добралось до зенита, становилось жарко. Небо казалось натянутой синей простыней — ни единого облака, хотя что-то едва различимое двигалось над ним. Септанта поставил ноги на верхнюю ступень лестницы и выпрямился, но к борту решил не идти. Палуба качалась, они плыли слишком быстро, ветер дул слишком сильно… Что бы там ни было, матросы-коротышки знали свое дело: корабль призраков несся вперед.
Не закрывая люк, агач спустился, встал в дверях пустой каюты. Кэлгор висел не за спиной, а на левом бедре, в ножнах, подходящих по ширине, но слишком коротких для него — вместе с рукоятью верхняя, незаточенная часть клинка на длину пальца торчала наружу. Кучек долго противился и что-то угрюмо скрипел, но в конце концов его заставили взять на корабль длинное тяжелое копье с утолщением в виде ребристой спирали возле наконечника. Теперь оно лежало у лестницы, а голем повсюду ходил со своим серпом-убоюном.
Сначала корабль несся по Коре, следуя ее извивам, но длилось это недолго — берега, превратившиеся в бархатистые смазанные полосы, внезапно расступились, и вокруг раскинулся океан. Эльхант тогда на четвереньках пробрался к носу, встал, едва не падая под ударами ветра. Оглянувшись, он сквозь призрачные надстройки смог разглядеть серую линию Атланса и треугольник Горы Мира на середине. Соленый ветер развевал волосы агача, ставшие в ярких лучах молочно-золотистыми. Солнце слепило глаза, и бесчисленные дюжины других, маленьких солнц огненными сполохами скакали на гребнях мелких волн.
Вскоре по правую руку распростерся самый северный из островов Троицы — на них Септанта не был ни разу, лишь слышал рассказы отца и однажды, когда вместе со следопытами-агачами перешел Баркентины, видел их с берега. Он знал, что на островах этих обитают крылатые ашвины, солнечные кони. Троица осталась позади, а затем исчез Атланс, лишь силуэт Горы Мира еще некоторое время маячил на горизонте, но после пропал и он.
Эльхант положил оружие под переборкой, лег и заснул, а проснулся от того, что Кучек толкнул его в плечо твердой ногой.
— Теплота, — промямлил голем. — Печет Кучека. Паутина поблескивала, переливалась в его лбу.
Вслед за спутником Эльхант поднялся на палубу. Голем, шагнув в сторону, сел, вытянул ноги; агач высунулся наружу по пояс, жмурясь. Солнце сверкало, соленый воздух потяжелел и стал горячим. Ни одного матроса видно не было, хотя дымчатые палубные надстройки оставались на своих местах.
— Что происходит? — спросил Эльхант удивленно. Небо было как шкварчащая на круглой сковороде яичница с раскаленным желтком-солнцем в центре. Оно шипело и колыхалось, белая дымка истлевших на жаре облаков затянула его, вспухая, лопаясь и опадая, и позади неба двигалось что-то неясное, силуэты каких-то огромных неповоротливых сущностей то соединялись воедино, то расходились.
— Печет, — повторил голем.
— Так спустись вниз.
Палуба качнулась сильнее. Септанта схватился за края люка, а Кучек опрокинулся на спину. Упираясь в доски руками, вновь сел и поведал:
— Внизу дух. Мутит от него.
— Ты пьян? — понял наконец Эльхант. — Надышался… Не сиди здесь, слышишь! Мы приближаемся к чему-то. Иди в каюту!
Голем кивнул. Септанта выбрался на палубу и лег на живот. Когда Кучек скрылся внизу, агач вновь опустил ноги на лестницу, широко расставил их, чтобы не упасть, выпрямился во весь рост, с хрипом вдыхая загустевший от соли и жары воздух, глядя по сторонам.
Ветер гудел, волны плескались о борта — сухо, будто состояли из песка, а не воды. Все вокруг было масляно-желтым и раскаленно-белым, и бесчисленные золотые копья света, отражаясь от волн, пробивали воздух вокруг корабля. Они взлетали и вонзались в небо, а оно пучилось, подрагивая под их ударами, протекало белой пеной, лопалось пузырями, кипело. Что-то двигалось над ним — не то исполинские медузы, не то острова медленно ползли в бесконечном хороводе. Эльхант повернулся лицом к носу и увидел то, к чему стремился корабль. Впереди от воды до небес вздымалась радуга: семицветная арка, распростершаяся над океаном. Под нею шел дождь, изумрудные капли создавали густую стену влаги. Радуга приближалась, концы ее расходились все шире и вскоре накрыли весь видимый мир от горизонта до горизонта — корабль вплывал в стену изумрудного дождя.
Несколько мгновений Эльхант глядел вперед, потом резко присел, захлопнув люк над головой, сбежал по лестнице и ввалился в каюту. Кучек спал под переборкой. Оглядевшись, Септанта сел в углу, так, чтобы оказаться лицом в ту сторону, куда плыл корабль, расставил руки, прижав ладони к дереву, — и только успел сделать это, как все вокруг заскрипело, застонало, и агача с големом вдавило в доски.
Они выбрались на палубу, когда жара уже спала. Небо очистилось и стало прежним голубым куполом, по которому плыли редкие облака. Радуга исчезла, летающие громады не маячили по ту сторону небосвода. И вода, и воздух — все стало обычным. Призрачные мачты, паруса и канаты высились вокруг. Появились и матросы: они проходили мимо, занятые своими делами, не замечая пассажиров. Боцман устроился на канатной бухте, болтая ногами, с трубкой в зубах, — но, как и прежде, агач не видел капитана. Ветер ослабел, и Эльхант с големом прошли к носу. Только океан впереди и по сторонам, нигде не видно земли. Корабль плыл быстро, но все же не так, как раньше. Возможно, Драэлнор не смог рассчитать силы, и теперь его песнь иссякала…
Солнце садилось за кормой и вскоре утонуло в горизонте. Наступила ночь.
* * *
— Звуки… — сказал голем. — Слышу. Знакомо Кучеку. Надо смотреть.
Эльхант привстал, вслушиваясь. Только рассвело, сквозь люк и раскрытую дверь каюты лился свет. Корабль покачивало. Снаружи что-то громыхнуло, потом раздался свист. Агач вскочил, на ходу застегивая ремень, побежал к лестнице.
Мачты с парусами, палубные надстройки — все исчезло, сгинуло вместе с командой. Песнь Драэлнора иссякла. Теперь они плыли, повинуясь лишь течению. Неподалеку низко над водой летели два корабля.
— Погляди, что сзади, — велел Септанта и бросился к носу. Вода изменила цвет — здесь глубина стала куда меньше. Солнце только взошло, ночная прохлада отступала. На фоне бледно-розового шара четко виднелся силуэт острова — каменистый, широкий и приземистый, он маячил в нескольких лигах впереди. Над ним мерцала исполинская радуга: меньше той, под которой проплыл корабль, но тоже огромная. У внешней стороны через равные расстояния вздымались едва заметные прозрачные треугольники, они двигались — арка медленно вращалась сквозь воздух и землю, напоминая при этом что-то, виденное агачем в городе гномов, но, конечно, куда меньшее…
Под ней мелькали вспышки, взлетали серые струйки дыма, и низко над островом, будто мухи, кружилось множество точек. Слева загрохотало, яркий свет резанул глаза, и Эльхант бросился к борту.
Одна из парящих над водой машин напоминала изящную лодку в форме полумесяца, с оранжевым и ярко-желтым низкими бортами, изогнутыми кверху носом и кормой, наклоненной назад мачтой и косым парусом. Он золотился светом — не отраженным, но своим собственным. Свет плескался, извергая огневые спирали… Казалось, именно он, а не воздух, надувает парус и толкает летающее судно вперед. Над бортом мелькали головы, а потом оттуда вылетел огненный шар и врезался во второй корабль.
Тот напоминал рыбу, которая невесть для чего заплыла, под ракушку. Внизу — нечто надутое, вроде пузыря из ткани, перехваченной сеткой канатов, на нем — раковина, вернее, палуба с опускающимися вниз бортами, прикрытыми овальными железными щитами. Они с палубой, будто крышка, накрывали надутую ткань. По бокам и сзади торчали треугольные кили.
Ком солнечного огня, отделившийся от оранжевой лодки, впился в один из щитов. Корабль качнулся. Эльхант разглядел бородатые лица над бортом, увидел ствол большого огнестрела, напоминающий тот, что стоял за баррикадой в пещере карликов… Это судно принадлежало гномам.
