Вместо 17 архиерейских кафедр государь желал иметь 834 Ему казалось, что патриарха, 9 митрополитов, 6 архиепископов и епископа мало на всю страну. Необходимость искоренения невежества народа и буйства низшего духовенства, усиления духовного просвещения и укрепления церковного управления при обширности и отдаленности многих епархий требовала,, по мнению царя Федора, стройного соподчинения архиереев по степеням соответственно наместническим титулам, придуманным государем для светских чиноначальников.
Подготовленный Федором Алексеевичем указ гласил, что царь по совету с патриархом «изволил для украшения святой Церкви и для спасения и просвещения христиан быть и именоваться архиереям по степени, и каждому архиерею иметь в своей епархии епископов, подвластных им, а святейшему патриарху, отцу отцам, иметь многих епископов, как главе и пастырю». Государь полагал, что Русская православная церковь должна быть на земле отражением Царства Божия: патриарх подобен Христу, а митрополиты — 12 апостолам.
Не забыл Федор Алексеевич и о земном чиноустроении. Патриарху, в пределах его области, следовало иметь 10 епископов [355]. Митрополии делились на епископии, для каждой из которых точно намечалась территория в соответствии с административным членением, новейшим подворным описанием страны, данными о жительстве староверов и иноплеменных. В особенности царя заботили территории, сравнительно недавно вошедшие в состав государства. Реформа была призвана не только привести структуру епархий в соответствие с новыми границами державы, но способствовать укреплению и расширению российских рубежей.
Патриарх вынужден был отдать должное скрупулезности государя, заставившего чиновников приискать по писцовым книгам обеспечение каждой епархии с точностью до двора. Например: «На Костроме. А во удовольствование дать ему (епископу. — А. Б.) Воздвиженский монастырь, а за ним 114 дворов; Шеренский монастырь, а за ним 52 двора; Ширтольский монастырь, а за ним 37 дворов; всего 229 дворов». Отдельным епископам, в епархиях коих отсутствовали сколь–нибудь заметные церковные владения (например, на реке Лене), царь назначал содержание за счет казны.
Иоакима радовала такая точность. Она позволяла неторопливо обсуждать состав каждой митрополии, границы архиепископий и епископий, выражать сомнения по поводу необходимости и возможности устроения той или иной епархии. Что–что, а чиностроительство было любимым коньком патриарха! Решившись, наконец, действовать, он немедля продиктовал ответ на очередное, на сей раз письменное требование государя: обещал рассмотреть проект епархиальной реформы, чтобы затем, «моля всех владык», попробовать утвердить его на соборе [356].
Воля патриарха
Такая постановка вопроса связывала Федору Алексеевичу руки. Озабоченный строительством государственного аппарата царь понимал формулировки всех указов, в том числе и «по совету» с патриархом, буквально. В свою очередь, патриарх, вызвавшись защищать согласованный совместный проект реформы, имел право вносить в него изменения до тех пор, пока текст не станет, на его взгляд, приемлем для участников будущего церковного собора. В результате потихоньку–полегоньку идеальный замысел царя был разрушен. Уже согласно предварител'ьному варианту было вычеркнуто 39 епископий, планировавшихся в центре страны, на южной и западной границах, а в особенности — на Севере, Урале, в Поволжье и Сибири [357].
Внутренняя структура митрополий получилась усеченной и, в отличие от проекта царя Федора, далеко не стройной. Митрополиту Великоновгородскому подчинялись епископы в Великих Луках, Городце, Колмогорах, Олонце и на Ваге. Митрополиту Казанскому — в Симбирске и Уфе. Митрополиту Астраханскому — в Самаре и на реке Тереке. Митрополиту Сибирскому — в Томске, Енисейске и на реке Лене. Митрополиту Ростовскому — в Угличе и Устюге Великом. Митрополиту Псковскому — в Торопце. Митрополиту Смоленскому — в Брянске и Вязьме. Митрополиту Тверскому — в Кашине. Митрополиту Вятскому — в Соли–Камской. Митрополиту Нижегородскому допускалось иметь епископию на Алатыре, но и та отнята. Митрополиту Рязанскому — в Тамбове, Воронеже и Муроме. Митрополиту Белгородскому — в Курске.
Неутомимо работая, Иоаким заставил еще более сократить проект, доведя государев замысел буквально до абсурда. «И против прежней росписи, — бесстрастно констатировал подьячий в свитке проекта, — отставлено епископов 53 человека». Однако «в то число прибыло 6 человек епископов» старых и новых епархий, так что общим числом при 12 митрополитах оказалось 7 архиепископов и 20 епископов. Конечно, и увеличение числа архиереев с 17 до 40 могло принести изрядную пользу Русской православной церкви. Однако патриарх, дотянув переговоры с государем до конца осени (окончательная роспись датирована 24 ноября), попросту обманул Федора Алексеевича.
На церковном соборе проект епархиальной реформы встретил поистине зверское сопротивление архиереев; архимандриты даже крупнейших монастырей не были допущены к заседаниям, так что и собором–то это собрание не должно было именоваться. При полном попустительстве Иоакима усеченный проект был практически полностью провален, чего с царскими предложениями не случалось на Руси уже давненько! Либеральный государь в премудрости своей упустил из виду тот факт, что шанс повыситься в сане для существовавших архиереев был минимален (митрополитов уже имелось 9:а архиепископов 6), в то время как перспектива каждого из 17 стать одним из 40 отнюдь не радовала. Главное же, как откровенно заявили участники собора, иерархия, то есть соподчинение архиереев, в принципе невозможна: «епископов, подвластных митрополитам, не должно быть для того, чтоб в архиерейском чине не было какого церковного разгласил, и меж себя распри, и высости, и в том несогласии и нестроении св. Церкви преобидения, и от народа молвы и укоризны» [358].
Утверждение в высшей степени любопытное при наличии патриарха! Ведь на так называемом соборе устраивать новые епархии в принципе допускалось — только в прямом подчинении Иоакиму и в весьма ограниченном числе. В соборном постановлении проект епархиальной реформы не приводился, и сам замысел Федора Алексеевича был сведен к вопросу «о прибавлении вновь архиереев». Участники собрания даже сделали вид, что соглашаются с государем, будто «архиерейское вновь прибавление потребно и нужно для того, что Сибирская страна пространна и в ней множество народа», полно нехристей и раскольников, от которых страдают и другие районы, например Путивль, Севск, Галич и Кострома.
Итогом долгого обсуждения явилось согласие «учинить» 11 епархий: архиепископии в Севске, Холмогорах, Устюге и Енисейске, епископии в Галиче, Арзамасе, Уфе, Тамбове, Воронеже, Волхове и Курске, а Вятскую епископию сделать архиепископией. Это неохотное согласие означало лишь, что архиереи слишком осторожны, чтобы наотрез отказать даже столь негневливому государю, как Федор Алексеевич; но затем они умыли руки, отнюдь не торопясь выполнять принятое решение.
Сорвав епархиальную реформу, Иоаким со товарищи лишили смысла второй важнейший вопрос царя, письменно заданный собору: о «неразумных человецех», отколовшихся от Церкви. Соборное постановление игнорирует содержание царского предложения, о смысле которого, впрочем, нетрудно догадаться. Вместо просвещения и разумного попечения о пастве архиереи требуют, чтобы Федор Алексеевич указал преследовать раскольников всею силою светской власти, требуют имеющих разногласия с духовной властью «отсылать к градскому суду» и казнить, требуют обязательного преследования староверов всеми воеводами, приказными людьми, помещиками и вотчинниками. Наконец, архиереи настаивают, чтобы по их указаниям местная администрация незамедлительно высылала против непокорных военные отряды.
Подробнее процитирован в соборном постановлении запрос Федора Алексеевича относительно богатых монастырей, при которых, вопреки воле вкладчиков, не содержат богаделен и больниц. Несмотря на искажения, в тексте прочитывается ироничное царево недоумение: не от того ли «монашеское крепкое житие упразднилось»? В ответ архиереи предложили свирепые меры наведения порядка среди иноков, вплоть до устроения специального монастыря–тюрьмы для «бесчинников», просили выделить дворян–приказчиков для управления вотчинами женских монастырей и обещали устроить новые гонения на вдовых попов, живущих у добрых людей…
Просьбе царя озаботиться поставлением священников в православные районы за шведской и польской границами архиереи не отказали — при условии, что делегаты от соответствующих общин доберутся до них с удостоверяющими потребность верующих в пастыре документами. Сравнительно с прежним суровым отношением к православным за границей, особенно в Швеции, здесь был достигнут большой прогресс. Не отказал патриарх со товарищи и в просьбе государя снять из «Чиновника», по которому принимают присягу служилые люди, самые «страшные и непрощаемые клятвы, которые к тем делам и неприличны». Вместе с тем царю было заявлено, чтобы он сам «указал отставить церковные казни… и вечною смертью их не убивать», а «изволил тем людям наложить свой государев указ, прещение и страх по градским законам».
