Улицы Белграда вскоре заполнились ликующими толпами, несущими плакаты: «Лучше война, чем пакт; лучше смерть, чем рабство!» Повсюду появились английские и советские флаги. Везде люди хором исполняли национальный гимн и, что самое интересное, песню времен прошлой войны: «Россия, приди на помощь братьям своим».
Сказать, что Гитлер пришел в ярость, получив это известие, значит не сказать ничего. У него произошла та вспышка конвульсивного гнева, который сначала лишал его способности мыслить, потом приводил к приступу удушья, из которого мог вывести только шприц доктора Морреля. Позднее Гитлер сам рассказывал, что «Югославский путч явился для меня громом среди ясного неба. Когда мне сообщили о нем, я подумал, что это шутка».
Фюрер немедленно вызвал к себе Геринга, Кейтеля, Иодля, Гальдера и Риббентропа. К их прибытию он уже полностью успокоился и сказал, что это даже хорошо, что Югославия так себя проявила. Хуже было бы, если бы все это произошло, когда началось вторжение в Грецию, а еще хуже – при выполнении плана «Барбаросса».
Поэтому он решил, не дожидаясь возможных деклараций о лояльности со стороны нового правительства, провести все приготовления к военному разгрому Югославии и уничтожению ее как национального государства.
Приказ Гитлера был оформлен в виде Директивы № 25. Это нарушало все ранее разработанные военные планы. Операцию «Марита» (вторжение в Грецию) пришлось почти полностью перепланировать. Все приходилось делать в страшной спешке и экспромтом.
Но беда никогда не приходит одна.
Не успел Гитлер немного прийти в себя от югославского сюрприза, как пришло сообщение о новом разгроме итальянского флота.
27 марта, в соответствии с договоренностью, достигнутой в Меране между адмиралами Редером и Риккарди, в море вышло мощное соединение кораблей итальянского флота.
Новейший линкор «Витторио Венето» под флагом адмирала Якино вел за собой 6 тяжелых крейсеров, 2 легких и 14 эсминцев. Линкор «Витторио Венето» был лучшим в мире. Закованный в 350-миллиметровую броню, водоизмещением более 45 000 тонн, корабль нес девять 15-дюймовых орудий длинной в 54 калибра и мог развивать скорость до 30 узлов. Прекрасные тяжелые крейсеры типа «Пола» по своим боевым и техническим характеристикам превосходили в марте 1941 года все зарубежные корабли своего класса, включая и японские.
Узнав из сообщения разведки о выходе в море итальянцев, командующий английским флотом Восточного Средиземноморья адмирал Каннингхем вышел на перехват противника, ведя под своим флагом трех ветеранов Ютландского боя – линкоры «Варспайт», «Веллиэнт» и «Бэрхэм». Хотя модернизация, проведения в середине 30-х годов, и придала ютландским ветеранам современный вид, «старики» задыхались уже при скорости 22 узла, а их орудия, номинально имевшие тот же 15-дюймовый калибр, что и у итальянского линкора, были гораздо менее дальнобойными.
На рассвете 28 марта южнее мыса Матапан (южная оконечность Греции) легкие силы англичан вступили в боевой контакт с противником. Не считаясь с тем, что тяжелые орудия итальянцев способны быстро уничтожить их всех, англичане немедленно открыли ураганный огонь по противнику. Огромные водяные столбы, поднятые снарядами «Витторио Венето», обрушивались на палубы и надстройки английских крейсеров, но попаданий не было. В этот момент в воздухе появились шесть торпедоносцев-бипланов с авианосца «Формидейбл». Маленькие бипланы, совершенно комично выглядевшие на фоне камуфлированных бронированных чудовищ флота Новой Римской Империи, стрекоча моторами на своей парадной скорости 200 км/час, устремились в атаку.
Ни одного английского самолета итальянцам сбить не удалось, а линкор «Витторио Венето» получил торпеду в корму. Корабль лишился хода и управления, в огромную пробоину хлынула вода. Адмирал Якино немедленно приказал всем кораблям ложиться на обратный курс и отходить в Таранто, до которого было 420 миль.
Солнце стремительно закатывалось, и наступающая темнота обещала возможность отхода без дальнейших потерь. Окружив поврежденный линкор, сумевший поднять скорость до 19 узлов, итальянское соединение, не выполнив задачи, уходило на запад.
Через час после захода солнца оно было настигнуто еще одной шестеркой торпедоносцев «Свордфиш».
На этот раз торпеду получил красавец – тяжелый крейсер «Пола», который, приняв, несколько тысяч тонн воды, полностью лишился хода. «Свордфиши», как ночные жуки, радостно вереща моторами, понеслись к родному авианосцу, который нагло зажег все палубные огни, чтобы принять самолеты на палубу.
В этот момент к месту боя подошли старики-ветераны адмирала сэра Эндрю Каннингхема. Обнаружив радарами итальянский отряд, линкоры Каннингхема обрушили на противника огонь своих пятнадцатидюймовых орудий.
Тяжелые крейсеры «Зара» и «Фиуме» мгновенно взорвались и затонули, не успев даже открыть ответного огня.
В это время в луч английского прожектора попал без хода тяжелый крейсер «Пола». Сгрудившийся на баке подбитого крейсера экипаж протягивал англичанам буксирные концы.
Мозг адмирала Каннингхема был не в состоянии этого осознать. Он приказал снять итальянцев на эсминцы, а «Полу» добить торпедами, упустив тем самым уникальный случай захвата в море и привода в Александрию тяжелого крейсера противника, что стало бы наиболее уникальным эпизодом второй мировой войны на море. Со времен Цусимы, когда в плен японцам сдалась целая русская эскадра, ничего подобного в XX веке еще не случалось…
Это был конец. Итальянский флот больше и не пытался доказать кому-то свою полезность. Огромные корабли простояли по портам до 1943 года, а потом дисциплинированно сдались союзникам.
Даже Гитлер больше не напоминал ничего Муссолини о его флоте.
Известие о военном перевороте в Югославии вызвало в Кремле радостное возбуждение. Дело в том, что мудрая политика товарища Сталина привела фактически к полной политической изоляции Советского Союза. У Гитлера была Италия, Венгрия, Румыния, Болгария и в потенциале – Япония, а у СССР – никого, если не считать, конечно, Монголии. Впрочем, это мало кого сильно беспокоило.
Никто особенно не анализировал даже такой, казалось бы, важный вопрос: как поведут себя Англия и Соединенные Штаты после начала операции «Гроза». Некоторые склонялись к мысли, что Англия автоматически станет союзницей по принципу «враг моего врага – мой друг». Другие, а таких было большинство, напротив, предостерегали, что с началом освободительного похода Красной Армии в Европу англичане, перепугавшись, как и все буржуи, грядущей всеобщей победы пролетариата, заключат быстро мир с Гитлером и выступят совместно против СССР.
Но такими сказками товарища Сталина можно было еще запугать в начале 1940 года, но не сейчас.
Соединенные Штаты он презирал и ненавидел, и как они себя поведут, было решительно наплевать.
Что касается англичан, то они, ведя кровопролитные бои на юге своей страны, не скоро очухаются, чтобы как-то среагировать на наши действия, договориться с немцами или, наоборот, утопят их в канале, поскольку деваться тем уже будет некуда. На побережье Ла-Манша будет стоять непобедимая Красная Армия.
Поэтому товарищ Сталин твердо придерживался мнения, что не следует мешать Гитлеру окончательно очистить континент от англичан, чтобы не создавать себе в дальнейшем лишних проблем.
Плодить ненужных союзников так же опасно, как и лишних врагов. Некоторые горячие головы в Генштабе высказывали предположение, что на волне общего хаоса, вызванного нашим наступлением, может быть удастся и с ходу форсировать Ла-Манш, захватив заодно и Британские острова. Но вождь подобных подходов не одобрял, считая подобные взгляды волюнтаризмом, от которых уже рукой подать до «головокружения от успехов». Что очень опасно.
Что касается Югославии, то, конечно, в конце концов, есть она или нет ее – было не так уж важно. Однако генштабисты просчитали великолепную возможность переброски в Югославию по воздуху крупных контингентов Красной Армии. Кинжальными ударами можно было быстро искромсать весь этот район, включая и Италию. Попутный захват Швейцарии сулил еще большие выгоды. Еще Ленин считал, что лучшими местом для начала мировой революции является именно Швейцария, а отнюдь не Россия. Семиязычная Швейцария предоставляла в теории такие возможности, даже не говоря об ее банках, что захватывало дух от открывающихся перспектив.
Москва немедленно признала правительство Симовича и с быстротой, поистине необыкновенной, стала втягивать Югославию в договорные отношения.
Германская реакция была очевидной. Советская разведка в Венгрии перехватила послание Гитлера венгерскому регенту адмиралу Хорти, где ясно говорилось: «Югославия будет уничтожена, так как она только что открыто отвергла политику взаимопонимания с державами Оси».
