Внизу не было ничего, похожего на макет и даже карту. Просто дно. Песчаное дно, пыль веков. Однако, когда Индиана потоптался немного, оно показалось более твердым, чем должно быть. Тогда археолог опустился на четвереньки и начал раскидывать песок руками. Открылась плита, по которой надлежало пройтись кисточкой. Еще немного усилий — и очистилось несколько смежных монолитов.
На плитах, помимо иероглифов и многочисленных изображений богов, ничего другого не обнаружилось. Доктор Джонс застыл в замешательстве. И вдруг дошло — здесь высечена карта храмового комплекса! Разумеется, исполненная по законам древнеегипетской картографии, то есть без соблюдения масштаба, пропорций и какого-либо нормального изображения предметов. Сплошная символика. Несколько минут работы мозга — и зашифрованные объекты были распознаны, в том числе храм Ра-Хоратхи… Путешествие во времени оказалось удачным — результат налицо.
— У вас что, колбаса вместо мозгов? — Индиана задал немцам риторический вопрос.
В самом деле, отсутствие подлинных египтологов решающим образом подвело конкурентов. Нацисты умудрились не догадаться, какое замечательное помещение раскопали. Да уж, на фоне таких идиотов легко блеснуть собственными познаниями…
Перебрав варианты, он решил, что посох лучше воткнуть именно там, где на каменной карте прокарябаны знаки храма Ра-Хоратхи. Где, кстати, даже углубление имелось. Вставив в эту дырочку посох с «кулоном», профессор стал ожидать чего-нибудь хорошего. Вот первый луч проник через верхнее отверстие и уткнулся в стенку. Солнце взбиралось выше и выше, неугомонный Ра не тормозил свою колесницу. Индиану пробрал жар — не только из-за продвижения луча к «кулону», но и от возможного приближения немцев с пистолетами-пулеметами.
Он не любил это оружие. Любой дурак, не умеющий даже целиться, мог полоснуть веером от живота и срезать искусного стрелка.
Наконец солнечный луч ткнулся в кварцевый кристалл посреди кулона и, преломившись, вылетел чрезвычайно узкой и яркой спицей, которая вонзилась в какую-то точку на карте. Индиана сразу прикинул, что место, соответствующее этой точке, находится уже за пределами немецкого лагеря. Очень удачно. Оставалось только сделать отметку в план-карте, до поры лежавшей у археолога в кармане.
— Салех, дело в шляпе! В моей, конечно! — Индиана, как мог, утаивал свою бурную радость. — Бросай веревку.
Он удивился, когда вместо каната упало вниз длинное полотенце, связанное из нацистских красно-свастичных стягов.
— Глазам больно, — вздохнул Индиана и, сломав посох об колено, полез наверх. Там его встретил Салех.
— Меня, Инди, к сожалению, ненадолго забирали немцы и, конечно, отняли веревку. Поругали и погнали в шею, чтобы не занимался в рабочее время собственным антикварным бизнесом. Они ведь постоянно обыскивают наших на предмет археологических ценностей… Пришлось воспользоваться подручным материалом. Только вот пока я его собирал около плаца, уловил обрывок одного интересного разговора.
— Что за разговор? — мгновенно насторожился археолог.
— В одной из немецких палаток некто голосом Ренара вежливо обращался к особе, которую называл «мисс Кэмден».
* * *
Охрана возле палатки отсутствовала. Немцы, видимо, не слишком беспокоились, что сквозь лагерное ограждение — колючку и часовых — пролезут посторонние персоны.
А внутри палатки…
Первое впечатление оказалось малоприятным. Человек был привязан к столбу, как цепная собака, то есть лишен права движения. Рот, заткнутый кляпом, говорил об отсутствии права голоса. Роба тюремного типа означала отсутствие права на красивую одежду. От такого зрелища у Индианы даже зашевелилась где-то слезинка.
Он вытащил кляп изо рта женщины и постарался быть веселым:
— Лили, привет. Я вижу, ничего страшного с тобой не произошло. Свежа, румяна, и тебя навещают мужчины, которые говорят: «Ах, Лилиан».
— Кончай трепаться и режь веревки, Джонс, — прошептала мисс Кэмден.
Она уже приучила себя не удивляться внезапным появлениям Индианы как бы из ничего. Но сейчас она вспыхнула от близости друга, от близости свободы.
В то же время Индиана воображал себя каменным столбом, чтобы не кинуться ей на помощь.
— Я рад бы уважить твою просьбу, но сейчас нельзя. Не время, товарищ, как говорят в России. Если я тебя выпущу, нацисты тут же прочешут все окрестности со столь присущим им рвением.
Доктор Джонс поцеловал ее в сухие, потрескавшиеся из-за африканского зноя, губы.
Она подалась вперед, хоть веревки и впились в ее запястья. Не страсть, а жалость пронзила тело Индианы, будто душа его стала большой и ранимой. Но воин — а так поступить мог только воин, — заставил свою душу съежиться и затвердеть. После чего решительно вернул кляп на прежнее место.
— Сиди тихо, Лили, я вернусь за тобой, и все будет хорошо. Мы с тобой отправимся в ночной клуб и протанцуем до утра. Я буду заказывать только танго… Надеюсь, ты меня поняла.
Она приглушенно взвыла, но было уже поздно.
* * *
В голосе Ренара сквозь нарочитое терпение сквозили нервные нотки:
— Мы проверяем все точки, имеющие археологические признаки, на территории Пер-Рамзеса. А это означает, что, несмотря на неудачу с Камерой Карты, мы в течение месяца с вероятностью девяносто девять процентов заполучим Ковчег.
Штурмбанфюрер Мюллер, владелец вечно сияющих сапог и красных ушей, изъяснялся просто и грубо:
— Месяц?! Через две недели Берлин уберет отсюда и вас, и меня, как полностью обделавшихся. Может, все-таки фройляйн Кэмден от нас что-то скрывает? Что-то очень важное? Ведь этот «кулон» хранился у нее в течение многих лет!
Ренар не преминул осадить солдафона.
— Вы открываетесь мне, как завзятый фантазер. Кроме того, вы все-таки вторгаетесь в область моей компетенции.
Штандартенфюрер был задет и тоже нанес укол.
— Кто же осмелится посягнуть на нее, учитывая, что вы путаете названия археологических инструментов… Впрочем, хочу вас порадовать. Час назад из Каира, а вернее из Берлина, прибыл опытный эксперт, который берется решить некоторые наши проблемы.
— Опять прислали Хорхера? — догадался Ренар и несколько сник.
— А вы сообразительны… — раздался знакомый голос.
Из-за спины французского археолога с едким хихиканьем вынырнул человек в черном плаще и очках. Он казался демоном пустыни, внезапно сгустившимся из тяжелого знойного воздуха.
— Хайль Гитлер! — Его рука взметнулась в традиционном нацистском приветствии, и ладонь показала миру отпечаток кулона, образовавшийся в результате сильного ожога. Клеймо, которое «эксперт» носил уж несколько месяцев после непальской неудачи, источало ядовитый огонь позора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
