громовые раскаты. Вторая молния полыхнула, едва первая угасла, эхо подхватило грохот и понесло от берега к берегу. Зелёный свет становился всё ярче, сквозь клубящиеся тучи небо сверкало серебром и малахитом. Облачный змей уже накрыл собой полнеба, и Согва, в растерянности склонившийся над Алсеком, выпрямился, рассмеялся и вскинул руки.
- Великий Змей Небесных Вод, хвала тебе!
Ветер радостно взвыл, подхватил водяную пыль и бросил Алсеку в лицо. Тот судорожно вздохнул. Он смотрел на восток, не мигая, и не мог сказать ни слова.
Сколько времени прошло, он не знал, но с первыми каплями ливня - они показались жрецу огромными - на его плечо опустилась чешуйчатая лапа.
- Алсссек, ты меня ссслышшшишшшь?
В шипении взволнованного Хифинхелфа человеческие слова едва угадывались. Где-то рядом подал голос Согва, но ящер зашипел на него.
- Ешшшь Яртиссс, не машшши рукой! Опомнишшшьссся - сссведу к лекарям. Алсссек! Ты здесссь?!
Изыскатель повернул отяжелевшую голову и посмотрел на Хифинхелфа. Ящер сидел рядом, мял в пальцах сухие листья, и его рука дрожала. Правый бок почернел от запёкшейся крови - она проступила сквозь кольчугу, надетую прямо на голое тело, и стеклянная чешуя побагровела.
- Хиф, - прошептал жрец, протягивая к нему руку. - Ты ранен?
- Это пуссстое, - бросил ящер, склоняясь над ним и языком ощупывая голову. Алсек стиснул зубы - самое лёгкое касание отзывалось в черепе болью.
- Не шшшевелисссь, - прошипел Хифинхелф, приподнимая глиняную плиту над его ногами и выталкивая ступни из-под неё. - Только не шшшевелисссь, Алсссек. Я донесссу тебя. Дышшши и не шшшевелисссь...
Жрец едва заметно усмехнулся, глядя на ящера сквозь густеющий туман. На стеклянной чешуе дрожали бирюзовые и изумрудные блики, и дождевые капли падали и стекали россыпью хрустальных бус.
- Воды небесных озёр возвращаются на землю, - прошептал он, улыбаясь. - И корабль великого Солнца... плывёт по зелёным волнам... и небесная река на его пути... вскипает... серебряной пеной... и мы... и мы возвращаемся...
Эпилог
Год Алдера. Месяц - Дикерт
Дождь утих, лишь редкие капли падали с зимних крыш, и Алсек слышал их перестук под залепленным глиной окном, сквозь отверстия в размякшей глине. Истрёпанная дождём и ветрами циновка билась о стену, как птичье крыло, пропуская в дом холод, сырость и запах мокрой земли. Облака, подгоняемые ветром, редели, и в их просветы заглядывало небо, окрашенное яркой бирюзой, - такое, каким оно бывает лишь в первый месяц весны. Если бы не облачные волокна, в проёмах можно было бы увидеть чёрные точки - полуденники парили высоко над долиной, высматривая добычу среди мокрых дюн. Где-то за городскими стенами, на дюнных хальпах, на размытых грядах, вдоль берегов, рвалась из земли зелень, расцветал тамариск, и оглушающе пахли жгучие листья мерфины. Ветер принёс в комнату их запах - и Алсек замер у окна, прикрыв глаза, вдыхая мокрый воздух и слушая, как бежит по улицам вода, прокладывая путь к реке. Водостоки прочистили в срок, но зимние ливни были так обильны, что город утонул по колено, и по улицам нельзя было пройти, не измазавшись в песке и глине. Всё, что песчаные ветра принесли за год из Пустыни Ха, весенние ручьи уносили к реке, раз за разом засоряя водостоки, и когда вода схлынула, улицы стали похожи на русла высохших рек. "Ещё месяц лить дождям," - думал жрец, щурясь на редкие бирюзовые просветы в тучах. "Если город не отмоется - будет работа метельщикам..."
Тихий вздох за плечом заставил его вздрогнуть, развернуть плечи и виновато хмыкнуть. Он накинул расшитый мехом и перьями плащ, поправил золотой диск на груди и повернулся к старшему жрецу.
- Что скажешь теперь, почтенный Атауску?
- Мои глаза радуются, - кивнул тот, придирчиво осматривая Алсека с ног до головы. - Надеюсь, взор богов также усладится. И всё же тебе придётся надеть священные серьги. Это знак родства с Сапа Кеснеком... и с дарителем жизни.
"Зген всесильный! Был бы я с ними в родстве..." - Алсек сдержал сокрушённый вздох и потёр мочку уха. Недавно проколотая, она отчаянно чесалась, и вставленная в прокол щепка из священной древесины Гьос ничуть не унимала зуд.
- Почтенный Атауску! - жрец покачал на ладони тяжёлые золотые диски. - Ты держал их в руках? С ними мои уши до плеч отвиснут!
- Ты быстро привыкнешь, почтенный Сонкойок, - бесстрастным голосом ответил тот.
- Никогда не видел, чтобы почтеннейший Гвайясамин носил такие штуки, - сдвинул брови Алсек, разглядывая серьги. Стоили они, должно быть, немало - священный сердолик и зелёный нефрит, знаки союза небесного огня и небесных вод... и по истёршимся узорам на краях читалась их древность.
- Так и есть - ты не застал эти дни, - кивнул Атауску. - Гвайясамин снял их, когда умер Эйна Ханан Кеснек... мы все тогда сняли священные знаки. Прошу, надень их, когда пойдёшь к сыну Солнца. Прояви уважение.
Алсек растерянно мигнул - рой вопросов взвился в его голове, но по лицу Атауску видно было, что задавать их не следует.
- Значит, и у тебя, почтенный Атауску, есть такие серьги? - спросил он. - И ты наденешь их на праздник?
Лицо старшего жреца на миг окаменело, и Алсек по старой привычке насторожился - он знал уже, что никто в Храме Солнца больше не посмеет возвысить на него голос или указать ему на дверь, но привыкнуть к этому было непросто.
- Были, - ответил Атауску. - Когда храм горел, мало что уцелело. Ты сам видел, что Джаскар сделал с нашим домом солнца... Всё спеклось в один комок.
Изыскатель сочувственно хмыкнул.
- Довольно об этом, - сказал, отворачиваясь от окна, старший жрец. - Вернёмся к празднику. Что тебе известно о жертвах? На что согласен почтенный Даакех?
- У нас будет куман, - ответил Алсек. - Тот самый, которого нам показывали. Это последнее слово почтенного Даакеха, и едва ли он передумает до праздников.
- Один куман, и притом хромой? - старший жрец нахмурился. - Слова твои не радуют.
- Ничего не поделаешь, почтенный Атауску, - покачал головой изыскатель. - Наши стада слишком малы. Если ты боишься, что куман не поднимется по лестнице... я уже
