мая Бирнса на ужин и стал отчитывать его за выступление Черчилля, которое теперь трактовалось как общий манифест Запада против СССР. Бирнс, разумеется, с этим не соглашался. Но и без Черчилля у Молотова были заготовлены обвинения и против самих США, создающих базы от Исландии до Китая. А СССР держит свои войска за рубежом только в соответствии с опубликованными договорами[994]. Несмотря на острые разногласия, СМИД продвинулось в решении восточноевропейских вопросов – 7 мая аннулировало итоги Венского арбитража 1940 года, вернув Румынии территории в Трансильвании. Подводя 27 мая итоги первой фазы конференции, Молотов констатировал, что работа по подготовке мирных договоров для бывших союзников Германии в Восточной Европе завершена, кроме разве что экономических статей. А вот с Италией, оккупированной союзниками, проблем больше: кроме репараций, остается и проблема колоний, и территориальные противоречия с Югославией[995].
На следующей сессии СМИД 15 июня – 12 июля обсуждение взаимных уступок продолжилось, и была определена дата широкой мирной конференции. Молотов добивался от партнеров правила, по которому решения на мирной конференции должны приниматься двумя третями голосов, чтобы западные страны искали согласия, а не продавливали свои проекты простым большинством голосов. Партнеры согласились при условии, что так решит сама конференция.
Сложно шло обсуждение проблемы репараций с Германии, в которых СССР был заинтересован больше, чем партнеры. Требуя репарации в 10 млрд долларов, Молотов был готов даже в обмен согласиться на передачу Франции Рейнской области и Саара при интернационализации Рура, если оттуда тоже будут поступать репарации для СССР. Но США в это время выступали против определения конкретных, тем более таких высоких сумм репараций с Германии и Италии. Опираясь на свою экономическую мощь, лидеры США надеялись включить Италию и Германию в свою сферу влияния. А тогда зачем обескровливать их в интересах СССР?
Письмо В. М. Молотова своей жене П. С. Жемчужиной о работе на конференции и встрече с писателями. 8 июля 1946. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1592. Л. 19–20. Автограф]
В дальнейшем Молотову многого удалось добиться на бумаге, но затем выяснилось, что возможности получения репараций ограничены. В старости Молотов вспоминал: «После войны мы брали репарации, но это мелочь. Государство-то колоссальное у нас. Потом эти репарации были на старом оборудовании, само оборудование устарело. А другого выхода не было. Это некоторое небольшое облегчение тоже надо было использовать. Но опять-таки, вырывая себе кое-что, с чем надо было считаться? Мы же потихоньку создавали ГДР, нашу же Германию. Если бы мы вытащили оттуда все, как бы на нас ее народ смотрел? Западной Германии помогали американцы, англичане и французы. А мы ведь тащили у тех немцев, которые с нами хотели работать»[996]. Уже в 1947 году СССР прекратил демонтировать оборудование в Германии, предпочитая вывозить продукцию восточногерманских предприятий[997]. Но поскольку это делалось бесплатно, предприятия не могли развиваться.
На Парижскую мирную конференцию, которая проходила 29 июля – 15 октября, Молотов поехал с дочерью. Летом она окончила школу с золотой медалью. Молотов в это время был на сессии СМИД. Светлана поступила в МГИМО. «Девушек туда не принимали. Но с 1946 года стали – как раз ради того, чтобы она осуществила свою мечту»[998], – рассказывает о матери В.А. Никонов. Истоки мечты понятны – МГИМО был кузницей кадров для ведомства ее отца.
Из Парижа Вячеслав Михайлович писал Полине Семеновне, что Светлана «часто выходит в город, по нескольку раз в день. Бывает в разных исторических и музейных местах. Довольна. Завтракаем и обедаем вместе». Светлана подтверждала: «Хожу по музеям, паркам, много гуляю по Парижу, в Булони и на Елисейских Полях. Была на открытии конференции, сегодня также пойду на заседание, будет папин доклад. Сегодня вечером иду в оперу, там будет балет для участников конференции»[999].
Молотов выступал на конференции 31 июля. Он заявил: «Агрессия и вторжение в чужие страны не должны оставаться безнаказанными, если действительно стремиться предупредить новые агрессии и вторжения. Безнаказанность в таких случаях и отказ от защиты законных прав государств, пострадавших от агрессии, не имеют ничего общего с интересами справедливого и длительного мира и могут быть на руку только тем, кто готовит новые агрессии в своих хищных империалистических целях»[1000]. Золотые слова, с которыми не могли бы поспорить и Трумэн с Черчиллем. Только они подозревали СССР в таких «хищных целях», а Молотов имел в виду как раз Запад.
Письмо В. М. Молотова своей дочери Светлане, поздравление с золотой медалью в честь окончания школы. 1946. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1593. Л. 17. Автограф]
В ходе дискуссий на конференции Молотова твердо поддерживали представители двух советских республик, Чехословакии, Польши и Югославии. А Бирнса и Бевина – большинство из 21-й делегации, участвовавшей в конференции. В этих условиях Молотов рассчитывал, что решения на конференции будут приниматься двумя третями голосов, но ему напомнили, что этот вопрос должна решить конференция. Добиться своего Молотову не удалось, что охладило советскую делегацию к результативности форума. В итоге, как пишет Дж. Робертс, «на Парижской мирной конференции больше совещались, нежели принимали конкретные решения. Все постановления по текстам мирных договоров были отложены до тех пор, пока СМИД не придет к общему мнению»[1001].
Письмо В. М. Молотова своей жене П. С. Жемчужиной о ходе «Конференции четырех». 2 июля 1946. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1592. Л. 17–18. Автограф]
Молотов с горечью писал Жемчужиной: «Сегодня были длиннейшие заседания – до 2 часов ночи. Нас прокатили по важному вопросу – о порядке голосования, но это было все организовано и вряд ли мы могли предотвратить сие. У них на конференции явное большинство. О Светлане. Она вела себя здесь хорошо. Старалась увидеть побольше. Один раз была в театре, где в фойе были Бирнс, Бидо и всякие дамы, господа, балерины. Много снимали, и прочие мелкие ухаживания. Кажется, это ей нравится, но вела она себя достойно и просто»[1002].
Заседания перемежались банкетами, приемами и посещением театров. Молотов придал культурной программе идеологический акцент – отправился с несколькими коллегами на кладбище Пер-Лашез, к стене коммунаров, где торжественно встретился с представителями ЦК компартии Франции. Конечно, при подавлении Парижской коммуны погибло меньше сторонников левых идей, чем было убито по
