урок?
"На хуй иди, садист ебаный!", - подумал Флетч, однако вслух ничего не сказал. Предполагалось, что урок он усвоил, так как вместе с остальными выкрикнул "Hai!" и даже сумел поклониться и не упасть на землю лицом вниз. Сделать это оказалось непросто.
Снова болтовня по-японски.
- Надеюсь, теперь вы понимаете, что у сдавшихся в плен нет никаких прав, они могут рассчитывать лишь на дарованную Императорской Армией благосклонность, - сказал переводчик и замолчал. Если вдруг какой-нибудь упорный дурак предложит коменданту и переводчику пойти в известном направлении, расплачиваться за это будет весь лагерь.
Никто ничего не сказал. Лишь шелест листьев на ветру тревожил опустившуюся тишину. Флетч оказался не единственным, кто усвоил урок коменданта.
- Как уже было сказано, до того, как вы проявили неуважение, кормят вас лишь с соизволения Императорской Армии Японии, - говорил переводчик. - Припасов не хватает на всём острове. Иждивенцев армия содержать больше не в состоянии. Кто не работает - тот не ест. Всё просто. Вам понятно?
- Hai! - снова выкрикнул пленные. Да, они прекрасно выучили уроки коменданта.
- Каждый из вас будет определен в наряд. На Оаху требуется многое восстановить. Восстановить разрушенное вашим же бессмысленным, упорным, настырным сопротивлением. У вас появилась возможность всё исправить. Работайте усердно.
Значит, комендант винил во всех разрушениях на Оаху Америку? А Япония тут как бы и ни при чём? "Замечательно", - подумал Флетч. Но, что бы он ни думал, на лице его мысли не отражались. На идиотское мнение коменданта ему было плевать, а вот есть очень хотелось. Тупорылый япошка может думать всё, что пожелает.
Трое или четверо, стоявших в очереди на обед, упали, когда комендант наконец-таки соблаговолил перестать болтать. Их принялись бить по лицам и щупать запястья, в итоге, кроме одного, все поднялись на ноги. Этот единственный видимо, не очнется до самого Судного дня. Он лежал на земле, и его лицо выглядело абсолютно умиротворённым. Больше его ничто не тревожило. Флетчу очень хотелось оказаться на его месте.
Накормили их всё той же дрянной смесью из риса и зелени. Но для пленных эта еда была равноценна королевскому обеду в "Ройял Гавайи". Набить живот хоть чем-то казалось Флетчу чем-то даже противоестественным. Доев всё до последней крошки, он понял, что остался всё таким же голодным.
Еда оказалось немногим питательнее жареной ящерицы. Подобное сравнение намного больше говорило ему о глубине собственного падения после капитуляции, чем, что бы то ни было. А впереди его ждал лишь рабский труд и скудный паёк. Он подумал о том, как там дела у Клэнси и Дэйва, которые сдаваться отказались. Очевидно одно: хуже, чем здесь, им явно не было.
Разумеется, была вероятность, что японцы их схватили и казнили. Находясь в нынешнем положении, Флетч уже не считал это наихудшим развитием событий.
Кензо Такахаси выплеснул на ладони лосьон и провел ими по свежевымытым волосам. Терпкий запах лосьона для волос вернул его к довоенным временам. За этот бутылек он выложил двух отличных тунцов. Втерев жидкость, он тщательно причесался.
Брат хихикнул, наблюдая за его приготовлениями.
- Уверен, что это хорошая мысль, Кен? - с сомнением произнес Хироси.
- И ты туда же, Хэнк! - воскликнул Кензо. Он осмотрел себя со стороны. Жаль, кроме рабочих брюк и рубашки у него ничего не было. Но эта одежда хотя бы чистая. Спасибо китайской прачечной, пережившей войну, иначе он излучал бы смесь запахов лосьона и рыбы.
Хироси, казалось, смутился, но отступать не стал.
- Да, и я туда же. Общение с хоули не самая удачная твоя затея.
- Господи Боже! - Кензо убрал расческу в карман штанов и взмахнул руками. - Я же не жениться на ней собираюсь. И приставать к ней тоже не намерен. - Ему было приятно, что от его слов брат покраснел. - Просто свожу её в кино, чего ты так завёлся-то?
- Мне-то что. Мне без разницы, - не сдавался Хироси. - А как будешь объясняться с солдатами? Ты себе только проблем наживешь.
- Да, ну? Скажу им, что отец дружит с консулом и они тут же разбегутся, сломя головы.
Весь ужас в том, что, скорее всего, он прав. Хорошие связи помогают. Так было всегда и сейчас стало понятно наиболее ярко. Кензо очень хотелось, чтобы отец не имел никаких дел ни с самим консулом Китой, ни с кем бы то ни было из посольства. Чем чаще он туда ходил, тем более самовлюбленным он выглядел. Он не понимал, что его использовали. Кензо привлекала мысль воспользоваться этими его походами против самих оккупантов. "Что посеешь, то и пожнешь". Кто это сказал? Кензо не помнил. Учителю английского это не понравилось бы. Он хотя бы вспомнил саму цитату. Главное, ведь, это?
- Самим хоули это тоже не понравится, - сказал Хироси.
- Слышь, отвали, а? - Кензо начал закипать. - Сам разберусь. Это моё дело. Не твоё.
- Ты такой же упрямый, как отец.
В этой фразе заключалось больше истины, чем Кензо того хотелось. Он мог либо продолжать ругаться с Хироси, либо отправиться к Элси Сандберг. Кензо уверенно, без раздумий, выбрал последний вариант. Просто выйти из палатки, оказаться подальше от лагеря, уже хорошо. Воскресный полдень был так же прекрасен, как и до войны.
Но, сколько бы Кензо ни старался, притвориться, что 7 декабря никогда не было, он не мог. Перемены на Гавайях и в самом Гонолулу были слишком явными. Руины, появившиеся после боев, являлись лишь одним из свидетельств этих перемен. Толпы измученных военнопленных кирками и лопатами разгребали завалы под прицелом японских винтовок. Кензо они казались какими-то пришельцами. Глядя на голодающих хоули, он чувствовал себя виноватым за то, что хорошо питался.
До того, как Гонолулу сменил хозяев, дорожное движение здесь мало отличалось от других городов с населением более 200 000 человек. Теперь же машины и автобусы исчезли с улиц, либо стояли у обочины со спущенными шинами. Топлива для гражданского транспорта просто не хватало. Раз уж японцы не выделяли топливо для рыбацких сампанов, то и остальным его не достанется.
