Залаченко снова захохотал:
— Ну и что! Я ни в кого не стрелял, и против меня нет никаких технических улик. Пускай вычисляют на здоровье, кого хотят. Уж поверь мне: в этом доме они могут проводить сколько угодно обысков, но не найдут ровным счетом ничего такого, что могло бы связать меня с какой бы то ни было преступной деятельностью. В дурдом тебя засадил не я, а Служба безопасности, и вряд ли они добьются того, чтобы им там выложили все документы до единого.
— Нидерман! — напомнила Лисбет.
— Уже завтра на рассвете Рональд уедет в отпуск за границу и побудет там, пока все не утихнет.
Залаченко торжествующе посмотрел на Лисбет:
— Ты все равно останешься главной подозреваемой в убийстве. Так что если ты исчезнешь, это для всех будет удобнее всего.
Прошло уже минут пятьдесят, когда наконец вернулся Нидерман. На этот раз он был в сапогах.
Лисбет Саландер украдкой присмотрелась к человеку, который, по словам ее отца, приходился ей сводным братом, но не заметила в нем ни малейшего сходства с собой. Напротив, он был ее полной противоположностью. Вдобавок у нее появилось четкое ощущение, что с Рональдом Нидерманом что-то не в порядке. Его сложение, неопределенные черты лица и голос, словно у мальчика, явно указывали на какой-то генетический сбой. Он не почувствовал удара током, и кисти рук у него были слишком большие. Все в Рональде Нидермане казалось не совсем нормальным.
«Похоже, что в генах Залаченко имеется целый букет различных отклонений», — подумала она с горечью.
— Готово? — спросил Залаченко.
Нидерман кивнул и протянул руку за своим «ЗИГ-Зауэром».
— Я с тобой, — сказал Залаченко.
— Туда придется порядком пройти пешком.
— Я пойду. Принеси мне куртку.
Нидерман пожал плечами и сделал, как было сказано. Затем он занялся своим пистолетом, между тем как Залаченко переоделся и ненадолго скрылся в соседней комнате. Лисбет следила за тем, как Нидерман навинчивал адаптер с кустарным глушителем.
— Ну, пошли! — сказал Залаченко с порога.
Нидерман наклонился и поднял ее на ноги. Лисбет встретилась с ним глазами.
— Я и тебя убью, — сказала она.
— Самоуверенности у тебя не отнимешь, — прокомментировал ее отец.
Нидерман снисходительно улыбнулся ей и, подтолкнув к двери, вывел за порог. Он шел сзади, крепко придерживая ее за шею. Его пальцы охватывали ее шею кольцом. Путь лежал в лесок к северу от скотного двора.
Они двигались медленно, и Нидерман то и дело останавливался, поджидая Залаченко. У них были с собой мощные фонарики. Когда они очутились в лесу, Нидерман отпустил ее шею и пропустил вперед, следуя за ней на расстоянии нескольких метров и держа нацеленный ей в спину пистолет.
По заросшей тропинке они прошли метров четыреста. Два раза Лисбет споткнулась, но оба раза ее ставили на ноги.
— Теперь сверни направо, — приказал Нидерман.
Еще через десять метров они вышли на полянку. Лисбет увидела выкопанную в земле яму. Луч фонарика, который держал Нидерман, выхватил из темноты воткнутую в кучу земли лопату. Наконец она поняла, в чем заключалось поручение, которое выполнял Нидерман. Он подтолкнул ее к яме, она пошатнулась и упала на четвереньки, глубоко зарывшись пальцами в рыхлую землю. Она встала и без всякого выражения посмотрела на него. Залаченко никуда не спешил, а Нидерман спокойно дожидался его, не отводя дуло пистолета от Лисбет.
Залаченко запыхался. Прошла минута, прежде чем он произнес:
— Следовало бы что-то сказать, но мне не о чем с тобой говорить.
— О'кей, — согласилась Лисбет. — Мне тоже, в общем-то, не о чем с тобой говорить.
Она криво усмехнулась, глядя ему в лицо.
— Ну так давайте покончим с этим делом! — сказал Залаченко.
— Я очень рада, что могу напоследок сообщить тебе новость, — сказала Лисбет. — Полиция постучит в твою дверь уже этой ночью.
— Ерунда! Я так и знал, что ты начнешь блефовать. Ты пришла сюда только для того, чтобы меня убить. Ты ни с кем об этом не говорила.
Улыбка Лисбет сделалась еще шире. На ее лице внезапно появилось злорадное выражение:
— Позволь показать тебе кое-что, папочка!
Она медленно опустила руку в левый карман брюк и достала какой-то четырехугольный предмет. Рональд Нидерман внимательно следил за каждым ее движением.
— Каждое сказанное тобой за последний час слово было передано на интернет-радио.
Она показала «Палм Тангстен».
На лбу Залаченко, на месте отсутствующих бровей, собрались морщины.
— Покажи, — протянул он здоровую руку.
Лисбет кинула ему компьютер. Он поймал его на лету.
— Ерунда, — сказал Залаченко. — Это обыкновенный палмтоп.
Когда Рональд Нидерман потянулся, чтобы взглянуть на компьютер, Лисбет Саландер швырнула ему прямо в глаза горсть песка. Песок ослепил его, но он автоматически нажал на курок. Раздался приглушенный выстрел, но Лисбет уже отскочила на два шага в сторону и пуля просвистела там, где она только что стояла.
Она схватила лопату и с размаху опустила ее острым краем на руку, в которой он держал пистолет. Лопата изо всей силы ударила ему по костяшкам, и Лисбет увидела, как «ЗИГ-Зауэр» отлетел далеко в сторону и упал где-то в кустах. Из глубокого пореза над мизинцем струей хлынула кровь.
Он же должен орать от боли!
Шаря перед собой в воздухе окровавленной рукой, Нидерман двинулся вперед, одновременно отчаянно протирая другой рукой глаза. У Лисбет оставалась единственная возможность выиграть этот бой: нужно было немедленно нанести такой удар, который превратил бы его в беспомощного калеку. Но в физической силе она безнадежно ему уступала. Чтобы убежать в лес, ей нужно было пять секунд. Высоко взмахнув лопатой, она постаралась повернуть рукоять так, чтобы попасть в него лезвием, но заняла неправильную позицию, и лопата плашмя ударила его по лицу.
Его переносица хрустнула во второй раз за эти несколько дней, и Нидерман замычал. Все еще ослепленный, он все же, размахнувшись, правой рукой сумел отпихнуть от себя Лисбет Саландер. Она отлетела назад, споткнулась о древесный корень и упала, но через секунду вскочила на ноги. Нидерман был на какое-то время обезврежен.
«У меня получится!» — мелькнуло в мыслях.
Она уже сделала два шага к зарослям, как вдруг краем глаза увидела, что Александр Залаченко поднимает руку.
«Черт! Старик тоже с пистолетом!» — молнией сверкнуло в мозгу.
Она шарахнулась в сторону, и в тот же миг прозвучал выстрел. Пуля попала ей во внешнюю сторону бедра, и сила удара развернула ее на месте.
Боли она не почувствовала.
Вторая пуля попала ей в спину и засела под левой лопаткой, и теперь все тело пронзила резкая, парализующая боль.
Она упала на колени и несколько секунд не могла шевельнуться. Она сознавала, что сзади остался Залаченко, он был метрах в шести. Последним усилием она упрямо встала с земли и, шатаясь, сделала шаг в направлении кустов.
У Залаченко было достаточно времени, чтобы прицелиться.
Третья пуля попала ей в голову примерно на два сантиметра выше левого уха. Пробив череп, пуля вызвала целую сеть радиальных трещин в черепной кости и остановилась в массе серого вещества примерно в четырех сантиметрах от коры больших полушарий.
Для Лисбет Саландер медицинское описание местоположения пули было чистой теорией. Практически же пуля оказала непосредственное тяжелое травматическое воздействие. Последним ощущением Лисбет был удар огненно-красной боли, который сменился белым светом.
Затем — мрак.
Щелк.
Залаченко попытался выстрелить еще раз, но руки у него тряслись так сильно, что он уже не мог целиться. Она чуть было не ушла. Наконец он понял, что она уже мертва, и опустил пистолет, но его продолжало трясти от прилива адреналина. Он посмотрел на свое оружие. Он хотел оставить пистолет дома, но потом все же сходил за ним и положил в карман куртки, как будто это был оберег. Монстр, а не человек! Их было двое взрослых мужчин, причем один из них не кто-нибудь, а Рональд Нидерман, да еще вооруженный «ЗИГ-Зауэром»! А эта чертова шлюха все равно чуть было не убежала!
Он бросил взгляд на тело дочери. В свете карманного фонаря она была похожа на окровавленную тряпичную куклу. Он поставил пистолет на предохранитель, засунул его в карман куртки и направился к Рональду Нидерману, который беспомощно стоял, ничего не видя от слез, с окровавленной рукой и разбитым в кровь носом. В последний раз у него текла кровь из носа после чемпионского матча с Паоло Роберто, а теперь его изувечил удар лопатой.
— По-моему, у меня опять сломана переносица, — сказал он.
— Дурак, — буркнул Залаченко. — Она же чуть не ушла.
Нидерман все еще протирал глаза. Он не чувствовал боли, но глаза слезились, и он почти ничего не видел.
