– За ту роль, которую ты сыграла во всем этом, – сказал он, – я бы охотно велел тебя удавить… И ты никак мне не помешала бы! – добавил он резко, видя, как она закаменела от ярости. – Но, по-моему, куда лучшим наказанием будет, если я оставлю тебя доживать твои годы без возможности коснуться меня или хоть в чем-то склонить на выполнение ваших планов!..
– Джессика, что ты наделала?! – простонала старая Правдовидица.
– В одном вам не откажешь, – продолжал Пауль. – Вы увидели часть того, что необходимо расе… но как плохо увидели вы это! Вы думаете контролировать генетику расы скрещиванием и отбором немногих «лучших», согласно вашему «основному плану»! Как же мало вы понимаете…
– Ты не смеешь говорить о подобных вещах! – прошипела старуха.
– Молчать! – рявкнул Пауль, и это короткое слово, казалось, материализовалось в нечто плотное, метнувшееся в воздухе от него к Преподобной Матери, и это «нечто» было послушно воле Пауля.
Старуха отшатнулась, почти упав на руки стоявших позади. Ее лицо потеряло всякое выражение и побелело от силы полученного психического удара.
– Джессика, – прошипела она. – Джессика…
– Я запомнил твой гом джаббар, – сказал Пауль. – Помни и ты: одним лишь словом я могу убить тебя!
Фримены в зале понимающе переглянулись. Разве не говорила легенда: «И слово его будет нести смерть и гибель вечную всякому, кто пойдет против дела праведных»?
Теперь Пауль повернулся к высокой принцессе, стоящей подле своего венценосного отца. Не сводя с нее взгляда, он обратился к Императору:
– Ваше Величество, мы с вами оба знаем выход из создавшейся ситуации…
Император метнул взгляд на дочь и воззрился на Пауля.
– И ты смеешь?.. Ты! Авантюрист без рода и племени, никто, выскочка из дикой…
– Вы уже признали меня своим «уважаемым родичем»… Так что довольно вздора.
– Я твой государь, – напомнил Император.
Пауль взглянул на гильдиеров – те стояли теперь у передатчика лицом к нему. Один из них кивнул Паулю.
– Я ведь могу и заставить, – заметил Пауль.
– Но ты… вы… не осмелитесь! – как-то скрежещуще сказал Император.
Пауль только молча смотрел на него.
Принцесса коснулась руки отца.
– Отец, – проговорила она шелковисто-мягким, успокаивающим голосом.
– Не пробуй на мне свои штучки, – буркнул Император и посмотрел на нее. – Тебе не нужно делать это, дочь. У нас есть еще ресурсы, которые…
– Но этот человек достоин быть твоим сыном, – сказала принцесса.
Старая Преподобная Мать, к которой вернулось самообладание, низко склонилась к Императору и зашептала на ухо.
– Она просит за тебя, – заметила Джессика. Пауль все смотрел на золотоволосую принцессу. Тихо он спросил у матери:
– Это ведь Ирулан, старшая, да?
– Да.
Чани приблизилась к Паулю с другой стороны, спросила:
– Ты хочешь, чтобы я ушла, Муад'Диб?
Он взглянул на нее:
– Ушла? Я больше никогда не отпущу тебя от себя.
– Но… нас ничто не связывает… больше.
Несколько долгих мгновений он смотрел на нее… наконец сказал:
– Всегда говори мне только правду, моя Сихайя. – Она хотела ответить, но он приложил палец к ее губам. – То, что нас связывает, никогда и никому не порвать, – прошептал он. – А теперь, прошу, смотри внимательно – я хочу после увидеть все твоими глазами.
Все это время Император и его Правдовидица тихо, но горячо спорили о чем-то. Пауль обратился к матери:
– Она напоминает ему, что в их соглашение входило посадить на трон дочь Бене Гессерит и они готовили к этому именно Ирулан.
– Они так планировали? – удивилась Джессика.
– А разве это не очевидно? – пожал плечами Пауль.
– Я-то вижу это, – фыркнула Джессика. – И мой вопрос должен был только напомнить тебе, что не тебе учить меня тому что ты узнал от меня же!
Пауль искоса глянул на нее, заметил холодную улыбку на ее губах и отвернулся.
Гурни Халлек склонился между ними:
– Позвольте напомнить, милорд… в этой компании есть один из Харконненов. – Он кивнул на темноволосого Фейд-Рауту, прижатого к барьеру из копий. – Вон, видите, тот косоглазый, слева. В жизни не видел более злодейской рожи! А ведь вы обещали мне как-то…
– Спасибо, Гурни, – кивнул Пауль.
– Это на-барон… то есть теперь, когда старый Харконнен умер, уже барон, – добавил Гурни. – И он вполне сойдет для меня…
– А ты с ним справишься, Гурни?
– Милорд шутить изволит!..
– Пожалуй, Император уже достаточно долго спорит со старой ведьмой – как думаешь, мать?
– Вполне, – кивнула та.
Пауль громко обратился к Императору:
– Ваше Величество, мне кажется, среди ваших людей есть Харконнен?
Император повернулся к нему с поистине королевским высокомерием.
– Я полагал, что мое окружение находится под защитой вашего слова, герцог, – произнес он.
– Я хотел лишь уточнить, – ответил Пауль. – Мне интересно, входит ли Харконнен официально в вашу свиту или же из трусости прячется за ее спины?
Император улыбнулся, словно прикидывая что-то.
– Всякий, допущенный к моей особе, становится членом моей свиты.
– Итак, у вас есть герцогское слово, – подтвердил Пауль, – но Муад'Диб – это дело совсем другое. Он может и не согласиться с вашим определением свиты… Дело в том, что мой друг Гурни Халлек хотел бы убить одного их Харконненов. И если он…
– Канли! – крикнул Фейд-Раута, наваливаясь на охрану. – Это твой отец объявил эту вендетту, Атрейдес! Ты называешь меня трусом, а сам прячешься за своих женщин и хочешь выставить против меня своего слугу!
Старая Правдовидица начала было шептать что-то на ухо Императору, но тот оттолкнул ее:
– Канли, вот как? У канли есть свои, и весьма строгие, правила!
– Пауль, прекрати это! – сказала Джессика.
– Милорд, – взмолился Гурни, – вы же обещали мне, что придет день и я отомщу Харконненам!
– Ты уже отомстил им сегодня, – возразил Пауль, чувствуя охватывающую его отрешенность. Он откинул капюшон, сбросил бурнус и передал его матери вместе с поясом и крисом; принялся расстегивать дистикомб. Вся Вселенная сошлась в фокусе на этой точке и этой минуте.
– Это излишне, Пауль, – сказал Джессика. – Есть и более простые способы…
Пауль стянул дистикомб, вытянул крис из ножен в руках матери.
– Знаю, – спокойно ответил он. – Яд, асассин… любое из добрых старых средств.
– Но вы обещали мне Харконнена! – прошипел Гурни, и Пауль увидел бешенство в глазах старика и то, как набух и натянулся шрам от чернильника. – Вы должны мне его, милорд.
– Разве ты пострадал от них больше, чем я? – спросил Пауль.
– Моя сестра, – прохрипел Гурни. – Годы, которые я провел в рабстве…
– Мой отец, – ответил Пауль. – Мои добрые друзья и соратники. Суфир Хават и Дункан Айдахо, годы в изгнании – без титула, без помощи… и еще: теперь это уже канли, и ты не хуже меня знаешь законы вендетты.
Плечи Халлека поникли.
– Милорд, если эта свинья… он же не более чем скотина, которую вы бы просто пнули ногой, прогоняя с дороги, и затем сменили бы оскверненную обувь… Считайте меня палачом, если иначе нельзя, позвольте мне сделать это – но только сами не…
– Муад'Дибу не нужно делать этого, – согласилась Чани.
Он взглянул на нее и увидел страх в ее глазах.
– Но герцог Пауль Атрейдес должен сделать это, – сказал он.
– Это же харконненская скотина! – прохрипел Гурни. Пауль мгновение колебался – не открыть ли ему, что и он тоже имеет Харконненов среди своих предков. Но наткнулся на жесткий взгляд матери и сказал только:
– Однако это существо, кем бы оно ни было, имеет внешность человека и, следовательно, достойно какого-то человеческого отношения.
Гурни скрипнул зубами:
– Если он хотя бы пальцем…
– Прошу тебя, держись в стороне, – сказал Пауль, взвесил крис на ладони и осторожно отодвинул Гурни с дороги.
– Гурни! – Джессика коснулась руки Халлека. – В таком настроении он похож на своего деда. Не мешай ему – это единственное, чем ты можешь ему помочь. (И подумала: Великая Мать! Какая ирония судьбы!)
Император изучал Фейд-Рауту: массивные плечи, крепкие мышцы… Повернулся к Паулю – по-юношески стройный, худощавый, гибкий, тело не такое – иссушенное, как у жителей Арракиса, но ребра хоть пересчитывай, бедра узкие, под кожей – ни капли жира, так что видно каждое движение мышц.
Джессика склонилась к Паулю и сказала – так, чтобы слышал он один:
– Одно слово, сын… Иногда Бене Гессерит особым образом обрабатывают опасных людей, внедряя в их подсознание кодовое слово при помощи обычных методов стимулирования-наказания. Чаще всего это слово – «урошнор». Если и этого готовили так же – а я почти уверена в этом, – то, стоит ему услышать это слово и его мускулатура расслабится, тогда…
