— Если это отражается на работе, значит, моё. А это отражается, и пример тому — почти проваленное задание в морге, — поймав злобно-растерянный взгляд Ивана, Моран добавил, — и не вини сестру, она тебя не сдавала. Ты просто забыл, кто я и что могу, и забыл, кто ты и что можешь. А подобное в сложившейся ситуации недопустимо. Так что соберись и вливайся в рабочий процесс, иначе я найду тебе замену.
Иванов затравленно посмотрел на шефа и, развернувшись, пошёл прочь. Ликвидатор ненавидел эти аспекты своей работы, но есть вещи, которые делать необходимо, иначе всё начнёт рушиться, и движение по течению превратится в смысл существования, серого, тоскливого и опасного своим равнодушием.
Сейма обдумывала рассказ Берка, пытаясь анализировать события под разными углами. Моран не мешал ей, сосредоточившись на дороге.
Наконец, девушка нарушила молчание.
— Мне не даёт покоя один момент, — произнесла Сейма, приоткрыв окно, — здесь присутствует что-то личное. Не могу понять, откуда и почему я знаю это, но поверь мне.
— Верю, — спокойно отозвался ликвидатор, но голос мужчины звучал отчуждённо и холодно.
Оборотень повернулась к шефу, внимательно изучая его профиль, не отдавая отчёта в том, на что рассчитывает. Она просто смотрела, пытаясь хоть на миллиметр приоткрыть завесу над его мыслями. С Ричардом было намного проще, он открывался тем, кому доверял. Сын не открывается никому. А если звучит слово «личное», не важно в каком контексте, мужчина надевает непроницаемую маску, хотя, помогает в решении проблем своих коллег.
— Берк, я понимаю тебя, но ограничиться одной стороной не получится. И нужно принять это.
— Я принимаю, Сейма, — всё тот же холодный голос, — и, если личное влияет на работу позитивно, например, как на Леонида, сходившего на свидание с подругой Фарион, то это хорошо. Лёня светится от счастья и на радостях добрался до пары висяков, лежащих у него мёртвым грузом уже несколько месяцев. Но, если личное превращает Ивана в то, кем он стал — это недопустимо.
Ликвидатор замолчал, собираясь с мыслями. Сейма старалась не двигаться, терпеливо ожидая продолжения.
— Я ненавижу вмешательство личной жизни в рабочие процессы, так быть не должно. Но, похоже, сама судьба закручивает в водоворот чего-то подобного, и я не могу определить, откуда пришла опасность. Это бесит, — спокойно констатировал Берк обычным голосом.
— Мы — не машины, — тихо заметила Сейма, не отрывая проницательного взгляда от лица Морана, — и не сможем избежать этого, а если будем упрямо пытаться, то оно настигнет нас, заставив пожалеть.
Берк удивлённо посмотрел на сотрудницу, дельфин поспешила объяснить:
— Я не говорю о крайностях. Согласна, Иван должен сделать выбор, ты дал ему это право и дал время, но не всегда будет получаться так, — женщина запнулась, размышляя, как лучше перейти к неприятной для Морана теме, — и не со всеми. Ты знаешь, наш состав изменился.
Берк тяжело вздохнул, догадавшись, куда клонит Сейма. Воспоминание об утреннем поведении Фарион наполнило сердце смутной тревогой. Что-то терзало восприятие, дразня и оставаясь за пределами сознательного. И чем дольше Моран думал об этом, тем сильнее нарастала боль в грудной клетке.
— Перестань подстилать соломку, говори прямо.
Оборотень откинула волосы, дав себе время морально подготовиться к сложному разговору.
— Джули — не машина и не монстр, она — человек. И вносит приличную долю личного в отношения на работе. И нам это нужно, чтобы добраться до убийцы — обычного человека, способного вырубить нас силой мысли, — закончив, Сейма фыркнула от пафосного завершения фразы.
— Угу, — многозначительно протянул Берк.
— Перестань. Ивану ты дал выбор, ей — нет. Пора рассказать правду о нас и о нашей работе.
— Не сейчас, — отрезал Моран.
Сейма начала злиться.
— Не сейчас. А когда? У неё странная связь с убийцей и кароном, достаточно вспомнить произошедшее в туннеле. Она поражает восприятием реальности и своим даром. Пусть мы не до конца поняли его, но он есть, и это глупо отрицать. Джули поможет нам, и Ричард верил в это, только с ней нужно работать, а не швырять, как бездомного котёнка, ведь котёнок станет кошкой и начнёт защищаться, а то и нападать.
Берк усмехнулся, ещё больше разозлив Сейму.
— Что тут смешного?
— Ты до сих пор не можешь простить мне ночи Фарион наедине с собой любимой после созерцания разделанного трупа у водоёма, — между строк читалось пренебрежение.
И Сейма решила идти напролом:
— Да, не могу. Мы чуть не погибли, и я в очередной раз посмотрела на окружающий мир иначе. И каждый раз буду смотреть иначе, а не превращать смерть в привычку.
Моран молчал. Машина свернула на гравийную дорогу, шорох шин действовал успокаивающе, но дельфин не унималась:
— Почему ты так относишься к Джули? Что она тебе сделала? Иногда я думаю, что ты ненавидишь, но, видя тебя рядом с ней, понимаю, что ошибаюсь. Берк, что между вами происходит?
И вновь чужой, холодный голос выдал ответ:
— Ничего. С ней всё сложно, и это тяготит.
— Так сделай проще!
— Как? — вопрос оглушил, поражая прямотой. — Подскажи, как это сделать?
Сейма попыталась ответить, но не успела, Моран ответил за неё:
— Рассказать ей всё? По-твоему, она останется, узнав, что мы — убийцы, контролирующие смертность на Земле? Она останется, узнав, сколько смертей на совести Марьи и Ивана? Останется, узнав, как используя нити судьбы, я планирую катастрофы, вычисляя равновесие аур? Сейма, я — ликвидатор, и в этом слове скрыт главный смысл нашего существования на этой планете. Я решаю, кому жить и кому умереть, и в стремлении уничтожить человека с тёмной аурой, я жертвую светлыми. Она останется, узнав это?
Берк грустно улыбнулся.
— Знаешь, только у тебя есть шанс быть понятой. Ты спасаешь.
Женщина откинулась на спинку сидения и закрыла глаза, стараясь сдержать слёзы. И почему её часто заносило в одну сторону в глупой попытке забыть о существовании другой.
Подъезжая к особняку, Моран сурово произнёс:
— А если она узнает о истинном положении с каронами и беспределе, допущенном нами на Земле, о Коалиции и переделе власти… Сейма, она не захочет иметь с нами ничего общего. В этом вся Фарион.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
