А Зевс, словно желая поддержать эти мрачные чувства, даже не говорил — вещал, тяжело роняя каждое слово.
— Тартар — вот путь, через который можно добраться до любого места Ойкумены. Но законы Тартара суровы, и даже Аид, властитель подземной тьмы, не в силах преступить им же установленные законы. Те, кто попадают в мир мертвых, не могут вернуться в мир живых.
— Это известно всем, — фыркнула Афина, уже догадавшись, о чем речь пойдет дальше. — Как известно и то, что из любого правила бывают исключения.
— Это так, — Громовержец не стал спорить, тем более что Афина была совершенно права. — Это так, когда речь идет об одном… герое. Но сейчас через чертоги Тартара предстоит провести армию… Аид готов дать каждому из тех, кто перейдет через воды Стикса, десять дней. Десять дней славы. И еще кое-что… Силу и мужество. Нечувствительность к боли.
— А потом?
— Потом Харон вновь примет их в свою ладью. И более не возьмет монеты… ему уже заплатят за перевоз.
— Значит… — медленно протянула Афина, — мы отправим людей на верную гибель?
— Смерть со славой, смерть ради жизни Гипербореи! — напыщенно произнес Зевс, грохнув кулаком по подлокотнику трона. — Разве истинный воин не должен быть готов к этому?
— Воин готов к битве, если есть шансы на победу! — отрезала Афина. — Я не…
— Те, кто пойдут, сделают это добровольно, — вдруг пробасил Арес. — И будут знать, что их ожидает. Но даст ли Тартар защиту от этой омерзительной магии Архонтов?
Зевс покачал головой.
— Нет.
— Тогда к чему все это? — передернул плечами Арес. — Пополнить армию Посейдониса еще одним отрядом? На короткий срок, правда.
— Магия Архонтов не всесильна, — Зевс сделал многозначительную паузу. — Есть те, на кого эта магия не оказывает никакого воздействия. Например, мой сын…
Все взгляды словно по команде обратились на Геракла, и тот вдруг почувствовал, как по спине пробежал холодок. Да, он не боялся ни чудовищ, ни людей. Но войти живым в Тартар, войти, зная, что с этого момента тебе остается жить всего лишь десять дней — и ни сила, ни мужество, ни удача не позволят хотя бы на мгновение отсрочить печальный конец… это было по-настоящему страшно. И все же он понимал, что без помощи хотя бы одного бойца, не боящегося магии Архонтов, вся идея штурма Посейдониса обречена на провал.
— Я готов вести войска… — он с трудом встал, но голос звучал твердо.
— Я тоже предпочел бы, чтобы войска повел ты, сын мой, — голос Зевса звучал мягко, и все же в нем, помимо доброты и понимания, звучала тщательно прикрытая, но все же заметная фальшь. — Я хотел бы этого, но сейчас ты, Геракл, не годишься для боя. И все же в Олимпийской цитадели есть еще один воин, который может взять на себя эту трудную миссию.
Вот теперь Геракл испытал даже не страх — ужас. Он понял, о ком говорит Зевс, и проклял тот час, когда рассказал Хирону о своем разговоре с тенью Кроноса. Но как мог Зевс узнать? Или здесь, в цитадели, за каждым гобеленом стоят шпионы Громовержца?
Дверь распахнулась, и в зал твердым шагом вошел Хирон. В доспехах, с оружием — небывалый случай. Печатая шаг, он подошел к трону и склонил голову перед Зевсом. Громовержец медленно поднялся и — по залу пронесся удивленный вздох — тоже склонил голову.
— Кентаврос Хирон. Мы все в долгу перед тобой за то, что ты готов пожертвовать столь многим ради Гипербореи…
Да, Зевс был мастером красивых слов — но все, и Геракл в том числе, уловили в голосе Верховного Мага и иные нотки. И каждый понимал, что сейчас этот могучего телосложения человек с седой бородой и мудрыми глазами ведет свою игру, устраняя еще одного потенциального врага — сына Кроноса, который, может, и смирился с гибелью отца, но ничего не простил и ничего не забыл. Конечно, в борьбе с Зевсом у Хирона не было никаких шансов, но все же воин и герой, пользовавшийся уважением и даже любовью большинства олимпийцев, мешал Верховному Магу. Мешал одним своим существованием.
Это понимал и Хирон — но он также осознавал, что кто-то должен принять участие в этой авантюре. Он или Геракл, искать еще кого-то не было ни времени, ни возможности. Кронос, видевший будущее из тьмы Тартара, наверняка знал, во что выльются сказанные им Гераклу слова. Знал… значит, это было необходимо. Пусть Кронос и был низвергнут в Тартар, пусть он и не испытывал ни капли теплых чувств к Зевсу, но судьба Гипербореи была ему небезразлична.
— Я готов, — коротко отчеканил он.
В это самое время за многие тысячи стадий от цитадели, среди других мраморных стен протекала другая беседа. Неспешная и не наполненная переживаниями. Архонты вообще любили обсуждать насущные проблемы без торопливости, взвешивая варианты и выбирая из них лучший. И если решение было принято, то Архонты шли к нему без сомнений и колебаний… не считая оставляемых за собой жертв и разрушений.
Если же цель оказывалась недостижимой — что ж, всегда можно вернуться на прежние позиции и попытаться отыскать новый, более перспективный путь.
Эта комната не походила на тронный зал Олимпийской цитадели ни размерами, ни убранством. Скорее, это место можно было назвать кабинетом. Мягкие удобные кресла, камин, в котором пылали дрова, распространяя приятный аромат, ковры с высоким густым ворсом, небольшие столики, уставленные напитками… Архонты любили комфорт.
Сейчас одно из кресел пустовало. Тело Архонта Биленжеса, или, вернее, то, что от него осталось, покоилось теперь на дне океана… Потеря одного из соратников огорчила Архонтов — все они были законченными индивидуалистами, не испытывали друг к другу ни любви, ни дружеских чувств, но они были соратниками, и потеря одного из десяти несколько снижала шансы на общий успех дела. Исполнив короткий ритуал в память об ушедшем, они приступили к пересмотру своих планов, делая поправку на то, что теперь их осталось только девять.
Они были похожи друг на друга — настолько, насколько люди, принадлежащие к одному роду, кажутся похожими путнику, пришедшему из неведомого далека. Высокие, серебряноволосые, в золотистой чешуе природных доспехов. Ни одна человеческая женщина не назвала бы атлантов красивыми, несмотря на то что черты их лиц были правильными. Было в этих странных созданиях что-то, сразу дающее понять — это не люди. Что-то змеиное… не злое, но преисполненное того равнодушия, которое зачастую страшнее чистого, неприкрытого зла.
Один из атлантов носил на груди массивную золотую цепь с кулоном, в центр которого был вплавлен камень небесно-синего цвета. Камень, светившийся собственным мягким светом, притягивал взгляд, завораживал и даже немного пугал. Это был знак Лорда-Протектора, одного из высших чинов на далекой, а теперь и вовсе не существующей Атлантиде, погибшей родине этих созданий. Но синий камень был не только символом — он был наполнен чистой силой магии, многократно усиливая возможности своего хозяина. Будь атланты людьми — меж ними непременно началась бы борьба за власть, за право обладать этим медальоном, за право быть первым. Но у атлантов были иные правила, иное отношение к власти. Каждый из них имел право на собственное суждение, право высказывать и отстаивать его, но если следовал приказ — он подлежал безусловному исполнению. Лорду-Протектору подчинялись беспрекословно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
