31 декабря 1962 года. Всю ночь шел снег. На улице холодно, — 6 градусов, и дует восточный ветер. В саду я взял лопату и расчистил снег с круговой дорожки для двух других заключенных.
— Что скажете о моих стараниях, герр Гесс? — спросил я, когда он проходил мимо с Ширахом.
— Они достойны самой высокой похвалы, — ответил он. — Но у меня есть идея, как избавиться от снега без особых усилий. Я уже попросил бланк заявления; может быть, вы поможете мне с чертежами. Мы просто поставим на снег две доски под углом друг к другу. Спереди привяжем веревку, а сзади приделаем рычаг управления. — Гесс торжествующе посмотрел на меня, будто только что изобрел колесо. Охваченный изобретательским азартом, он перешел к практическому исполнению: — Впереди вы с Ширахом тянете за веревку. Я буду идти следом и направлять движение.
Мы с Ширахом расхохотались. Он сделал вид, что обиделся, и сказал:
— Ну и ладно, как хотите. Значит, не буду подавать заявку.
Ближе к полудню все директора друг за другом прошли по камерам и пожелали нам счастливого Нового года. В половине третьего я вышел в сад. Решил пройти километров десять, но к четверти пятого сделал тридцать шесть кругов, или 16,1 километра. Это стало моим рекордом за 1962 год, и я был доволен. Мне осталось еще пятьсот километров по бескрайним снежным равнинам до Берингова пролива. Весь этот путь мне придется проделать практически в полной темноте. Однако изумительное северное сияние наподобие того, что я видел на севере Лапландии в конце 1943-го, волшебным образом преобразует окружающий меня пейзаж. Шагая по кругу, я восторженно смотрел в темное небо и настолько увлекся фантасмагорией снега, света и сверкающих равнин, что остолбенел, когда увидел мрачный тюремный фасад.
Оценивая этот год, не могу сказать, что он был неудачным. Альберт добился первого успеха в архитектуре; Хильда получает хорошие отметки на философском факультете; Фриц сдал предварительный экзамен по физике; Маргарет начала работать над докторской диссертацией; Арнольд хорошо учится в университете; а в конце года Эрнст неожиданно порадовал нас отличными оценками по многим предметам.
19 января 1963 года. Приказ, изданный русским директором два месяца назад, запрещающий тем, кто не ходит в церковь, слушать музыку, отменили. Сегодня перед началом концерта на пластинках Громов велел открыть все двери.
7 февраля 1963 года. Сегодня лопатой убирал снег на круговой аллее при температуре — 12 градусов. Решил закаляться, поэтому работал без пальто. Ширах и Гесс снова смотрят на меня свысока, поэтому я расчистил тропинку только для одного; пусть сами откапывают вторую дорожку. Но они, закутавшись в теплую одежду, предпочли гулять гуськом; Ширах покрыл голову платком, и он свисал из-под шапки, как бурнус.
8 февраля 1963 года. Гесс ведет себя все более враждебно. Сегодня мы встретились в саду. Я остановился и спросил:
— Что ж, герр Гесс, может, немного поговорим?
Гесс нахмурился.
— Знаете, — ответил он, — в данный момент у меня вздорное настроение. Но если вам нужно поговорить, буду рад помочь.
Потом он продолжил с более серьезным видом:
— Кстати, у нас как раз есть один повод для ссоры. Почему вы избегаете меня по утрам?
Я ответил, что не избегаю его. Просто я заметил, что в последнее время он не отвечает на мои приветствия, поэтому я перестал здороваться — в конце концов, он не Людовик XIV.
— Но вы перестали по утрам ставить метлу перед моей дверью, — заметил Гесс. — А это — признайте — означает, что вы меня избегаете.
На это мне нечего было ответить. Поэтому я сказал по существу:
— Герр Гесс, мы живем в двух разных мирах. Настоящая причина в этом. И именно по этой причине любой разговор между нами вызывает разногласия и обиду с обеих сторон. Лучше этого избегать.
— Но вы же в хороших отношениях с некоторыми охранниками, — настаивал Гесс.
Я попытался объяснить, что каждому человеку нужно с кем-то общаться, иначе одиночество его уничтожит. Во внезапном приступе ярости Гесс выкрикнул:
— Но они же наши тюремщики! Я их ненавижу. Всех. Ненавижу всех до одного!
Он повторил эти слова несколько раз.
— А как же Брэй, который подарил вам шоколад на Рождество? — спросил я.
— И его тоже, — ответил Гесс. — Может, немного меньше, но все равно ненавижу. Всем сердцем!
Я развернулся и ушел. Когда я прошел половину круга, он быстро двинулся за мной. Мне показалось, он хотел меня догнать, чтобы еще что-то сказать. Но мне не хотелось разговаривать, и я прибавил шагу. Гесс тоже пошел быстрее, и под конец мы почти бежали, преследуя друг друга и убегая друг от друга. В этой гонке я преодолел 7,8 километра за час. Только в камере мне внезапно пришло в голову: если Гесс действительно хотел мне что-то сказать, ему нужно было только остановиться.
9 февраля 1963 года. Утром ко мне подошел Гесс.
— Герр Шпеер, я все обдумал. Я был неправ. Я бы хотел официально принести вам извинения.
Испытывая одновременно облегчение и раздражение, я сразу принял его извинения.
— В таком случае я тоже прошу у вас прощения, если обидел вас в пылу спора.
Вместе мы прошагали восемь с половиной километров за полтора часа. А ведь совсем недавно Гесс жаловался на боли в сердце.
14 февраля 1963 года. Если я правильно понимаю обрывки разговоров между Гессом и Ширахом, они говорят как типичные изгнанники. То есть все, что происходит в мире, все политические и общественные события, даже такие вещи, как вкусы, мода или семейная жизнь, подвергаются строгому осуждению. Каждый промах отмечается с радостным удовлетворением.
Если во время разговора с Гессом я реагирую не так, как Ширах, он сразу начинает свистеть, пронзительно и фальшиво, давая понять, что его не интересует продолжение разговора.
— Почему вы свистите, герр Гесс? — с притворным простодушием поинтересовался я сегодня.
— А правда, почему? — медленно протянул он. — В последнее время у меня это вошло в привычку. Да, да. И представляете, я даже сам не замечаю, когда свищу.
— Буду рад взять на себя смелость и время от времени привлекать ваше внимание к этой привычке, — ответил я.
Гесс отвел глаза и загадочно улыбнулся.
23 февраля 1963 года. Министерство иностранных дел предложило оплатить моей жене поездку в Москву. Дружеский жест. Если об этом не напишут в газетах, поездка не причинит никакого вреда и ничего не испортит.
24 февраля 1963 года. Берингов пролив совсем близко, меня по-прежнему окружает неровная, холмистая местность, бескрайняя безлесная равнина, скалистый ландшафт, суровый, как снежные бури, преобладающие в этом районе. Иногда мимо меня, крадучись, проходит песец, о чьих повадках я недавно читал. Еще мне попадались морские котики и камчатские бобры, которых называют «каланы».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
