— Но это молитва.. уже тебе! Я с молитвой называю тебя Верховным Сюзереном... А тогда ты можешь убить уже не как мятежника... я презираю мятежников, их надо истреблять как бешеных собак... а как своего слугу!.. Для рыцарей нет ничего дороже верности!
Уриил довольно оскалил зубы. По его кивку рыцарю развязали руки, но тут же уперли острия дротиков с двух сторон в бока. Томас распухшими руками, посиневшими от тугих веревок, медленно снял тяжелый крест, ослабевшие пальцы скользили по гладкому металлу, едва удержали. Он видел багровое лицо Олега, веревка натянулась, волхв уже приподнялся на носки, но губы кривятся в презрении, проклятый язычник, даже с одной ногой в могиле, а все презирает святые реликвии...
Распухшие губы бережно коснулись креста. Он заставил их шевелиться, но Уриил захохотал издевательски:
— Я все о тебе знаю! Ты даже из единственной молитвы запомнил только три первых слова! А губами шлепаешь, будто все заветы читаешь. Пора заканчивать, меднолобый. Я уже потешился вволю. Помощь не придет, разве не понятно?
Томас прошептал побелевшими губами:
— Пора. Прости меня, Яра, если что я не сумел...
— Я люблю тебя, Томас! — вскрикнула она.
— И я...
Глава 13
Он еще раз посмотрел на Олега, вершина креста была направлена в его сторону. Пальцы Томаса чуть вздрагивали, он закусил губу до крови, по подбородку поползла тоненькая струйка крови. Внезапно крест в его пальцах щелкнул, блеснуло как серебристая рыбка, во мгновение ока просвистело через комнату.
Веревка оборвалась с легким треском. Олег рухнул, его ноги метнулись в стороны. Оба стража, как подкошенная острой косой трава, рухнули, звонко хряснувшись затылками. Олег перекатился через голову, взвился в воздух. Уриил, что занес меч над Томасом, как ужаленный обернулся. Толстая нога калики ударила его в лицо с такой силой, будто обрушилась гора.
Томас подхватил меч, взмахнул, и руки калики разбросало в стороны. Он стряхнул обрывки веревки:
— Рискованно!
— А ты как мне в прошлый раз? — огрызнулся Томас. — Я чуть заикой не стал!
Он бросился к Ярославе, а Олег вытащил из-за пояса Уриила острый нож, хладнокровно ухватил серафима за бороду. Обнажилось белое горло.
— Теперь и пауки не помогут, верно?
Уриил с трудом разлепил один глаз на обезображенном лице:
— Дурак... Я становлюсь Владыкой Мира... Я дам тебе все...
— Дашь? Язычники берут сами.
Он полоснул по горлу, брезгливо держа нож на вытянутой руке. Кровь брызнула широким веером, залила белоснежные плиты кричаще пурпурными струями. На той стороне Ярослава торопливо освобождала ноги. Они с Томасом то бросались друг другу в объятия, то начинали наперебой рассказывать, как страдали один без другого.
Олег прошел мимо стражей, один начал подниматься, и он ударил носком окованного железом сапога в голову. Глухо хрустнуло. Второй был без сознания или притворялся таким, но Олег без злобы ударил и его в висок, убедился по вспышке света, что рассчитался окончательно, подобрал свой посох.
Томас все еще обнимал Ярославу, Олег с брезгливым удивлением поднял с пола крест Томаса:
— На. Теперь я вижу, что в кресте в самом деле что-то есть.
Томас вытащил из веревки застрявшее лезвие, не длиннее пальца, но острое, как бритва, снова бережно упрятал в основание креста, с трудом свел половинки, от усилий мышцы вздулись даже на шее, снова приведя скобу в боевое положение.
— Я ж говорил! — выдохнул он с упреком. — А ты не верил в собственный народ!
— Я думал, умельцы остались только в Киеве, — ответил Олег недоверчиво, — но чтоб в глухой деревне... полупьяный деревенский кузнец... кривой да еще левша... Правда, грубовато. Вон следы молота.
— На внешность смотрят только у женщины, — сказал Томас победно. Он обнял Ярославу. — А у любой вещи надо зреть душу! Ты сам левша, если на то пошло. Потому и везет в драках, что ждут удара справа. А умения ни на дюйм... Можешь идти?
Он старался говорить сильным мужественным голосом, рядом все-таки испуганная женщина, но чувствовал как его трясет, словно черт грешника. Почему никто не сказал, что, между небом и адом нет четкой границы, как нет между днем и ночью! Есть сумерки, есть рассвет, в аду отыскался Иаред, даже Везельвул помог... кто бы подумал!.. Зато здесь врагов как собак на попелище. Вот тебе и небо.
Калика напряг и распустил мышцы.
— Идти? Да мы пронесемся как стая волков с крыльями! Как стадо бешеных туров по льду!.. От этого хехалота камня на камне...
Томас спросил внезапно:
— Но как ты догадался, что нам являли только призрак Ярославы?
— Потому что ее облик принимал мужик, — сказал Олег с отвращением. — Это же надо! Дурак. Ты ж сам видел, как одевалась «Ярослава». Видел? Ну-ну. Ничего не заметил подозрительного?
Томас подумал, вспоминая, помотал головой:
— Нет.
— Гм... Ну, ничего, свою женщину и не надо знать слишком... хорошо. Просто знай, что ни одна в мире не одевает свитер или рубашку как мужчина. Ты ж видел, та фигура сперва сунула руки в рукава, а потом быстренько просунула голову в разрез рубахи. Это чисто по-мужски! Чтоб сразу нырнуть и тут же вынырнуть, пока никто не успел подкрасться, ухватить... А женщина когда одевается, то сперва засунет голову, а потом в таком виде, как страус с головой в песке, долго барахтается, просовывает руки в рукава, ни черта не видя вокруг.
Томас смотрел изумленно:
— А что такое страус?.. Прости, я хотел спросить, ты прав... теперь и мне это понятно. Но ты лишь по одному признаку...
Калика удивился:
— По одному? Да их тысячи! К примеру, когда вдевал нитку в иголку. Мужчины иголку держат неподвижно, а суют в нее нитку, а женщины как раз нитку держат неподвижно, а надевают на нее ушко иглы. Ну, а когда стало ясно, что он не женщина вовсе, то стоило взглянуть на тень еще разок, чтобы я знал его рост, вес, возраст, болезни, цвет глаз, имя, дурные привычки, размер обуви, длину ногтей, размер печени... Ну, идем?
Вместо Томаса ответила Ярослава. Голос ее был чистым и сильным:
— Летим! Ты прав, святой волхв. Хоть меня здесь не истязали, но разлучили!
Меч Уриила не исчез, лежал на выжженном пятне, оставшемся после хозяина, и Ярослава подняла его с легкостью. Высокая, сильная и полная языческой силы, она показалась Томасу чем-то похожей на ту всадницу, что так вовремя помогла добить дракона.
— Вперед!
В помещении полыхнуло чистым радостным светом. Дальняя стена исчезла, а на том месте вспыхнул бело-оранжевый огонь. Он не слепил, но Томас ощутил, что ярче нет ничего на свете. Прогремел неспешный величавый рокот, Томас потрясенно различил в нем слова. Хотя мог поклясться, что он сам вычленяет слова из грохота, легкого дрожания пола и стен, бликов огня:
