Женщина поклоняется младенцу мужского пола, а не взрослому мужчине: это доказательство ее божественности и зависимости мужчины от нее в течение всей жизни. Тем не менее, она страстно заинтересована во взрослых мужчинах, потому что любовь-ненависть, которую Осирис и Сет питают друг к другу из-за нее, — дань ее божественности. Она старается удовлетворить обоих, но может сделать это лишь с помощью поочередного убийства, а мужчина видит в этом свидетельство ее неколебимой лживости, а не своих собственных противоречивых притязаний на нее.
Довольно часто поэты протестовали против ее власти, например Аллан Рамсей в «Богине ленивых» («Ласковый пастух», 1725):
Богиня суетных, слепых и вялых!В алтарь и храм в профанных ритуалахТвой грешный дух входил и осквернял их.
Алтарь? Он стал святилищем, но скверны!Под маскою святыни лицемерноЛицо таится похоти безмерной!
О низменная! Следом за тобоюНижайшие тебя идут гурьбою:Ты — повод к их распутству и разбою.
Души и тела порча ты. ВрагиняРассудка и любовных краж богиня.Куда ни ступишь ты — везде пустыня.
Ты с дочерью сравнима океана:Маня водой спокойной капитана,Его ты губишь в шуме урагана.
Вихрь вздохов, водопады слез соленыхИ волны упований сокрушенныхТы для людей готовишь обреченных.
Ты — власть, и повеленьями своимиЗаставила бы мир сменить ты имя,Будь благодатными они — не злыми.
Мать бурь и гнева! Се — влюбленных двое,Подумай, горе им несешь какое!Не хвастай силой, их оставь в покое.
(Перевод А. Шараповой)
Но чем дольше откладывается ее приход, чем истощеннее становятся стараниями человека земля и море, тем немилосерднее будет ее пятиликая маска, тем меньше свободы она даст полубогу, которого изберет своим временным представителем. Попробуем представить ее заранее, вообразив все самое худшее:
Вверху Полярная Звезда,Путь Млечный и Медведицы;Внизу лягушки у прудаВ испуге Страшного СудаСошлись, чтоб исповедаться.
Там тень ольхи — как пред КрестомТень Господа склоненная,Глаз филина горит огнем,От их скачков круги кругом —И льется песнь бессонная.
Но цапля с красною серьгойС утра придет охотитьсяИ клювом, точно острогой,Десяток уложив, другой,В дом, сытая, воротится.
(Перевод А. Шараповой)
Мы задолжали ей сатиру в память человека, который первым поколебал равновесие европейской цивилизации, посадив на трон капризного и деспотичного мужчину по имени Зевс и лишив трона Фемиду с ее чисто женским стремлением к порядку. Греки знали его как Птерсея Разрушителя, убившего горгону воинственного царя из Азии, дальнего предка разрушителей Александра, Помпея и Наполеона.
То меченосец узкогубый,Губитель ближних узкобедрый,Шутами славимый сугубо:Покров его — броня стальная,Он путь на запад держит бодро,Красою колесниц блистая…
Таков ли ты, стяжатель тронаЛюбвеобильного владыки,Сложившего Луне исконно,Хромец, всегда обутый в злато,Большой петух, манок великийДля каждой курицы хохлатой!
Ты в капюшоне златолунном,Как будто дурень одичалый,Позволил стыть печам чугуннымИ меч свой отдал при набеге —Страж поля, где земля пускалаЕдинодушные побеги.
Наложница твоя украдкойС ростовщиками веселится,И вечером на пир ваш гадкийНа звере с головой людскоюСвященник бледнолицый мчится —Луна смеется над тобою.
(Перевод А. Шараповой)
[1] Английское слово litter, производное от lectum, имеет двоякое значение ложа и постельных принадлежностей, и в обязанности владельца манора Отерарси во времена Ангевина входило «служить королю приготовлением постели летом из трав и листьев, зимой — из соломы».
[2] The New Authoritarianism, Conway Memorial Lecture, 1949.
[3] Хони, рисующий круги, — законоучитель и чудотворец, живший в I в. до н. э. Принадлежал к ессеям. О нем рассказывают такую легенду. Была засуха, стране угрожал голод. Люди попросили Хони заступиться за них перед Богом. Хони помолился, но дождь не пошел. Тогда он начертил круг и, встав в середине, воззвал к Богу: «Владыка всех миров, Твои дети обратились ко мне, считая меня вроде бы близким к Тебе человеком. Клянусь Именем Твоим великим, что я не тронусь с этого места, пока Ты не смилуешься над Твоими детьми!» Стал накрапывать дождь. «Не того просил я, — воскликнул Хони, — я желаю такого дождя, чтобы все бочки наполнились водою». Началась страшная гроза. «Не этого хотел я, — закричал Хони, — я хотел дождя, благоволения и благодати». Тогда пошел ласковый дождь, и он шел не переставая день, другой, неделю — пока народ не попросил Хони помолиться о прекращении дождя. После этого глава Синедриона послал к Хони гонца с одною фразой: «Хони, не будь ты Хони, я бы предал тебя анафеме!»
[4] Фраза заимствована святым Августином из обращения Лусия к Исиде в «Золотом осле» Апулея, а теперь стала частью протестантской литургии.
Глава двадцать седьмая. Постскриптум 1960 года
Меня часто спрашивают, как я взялся писать «Белую Богиню». История такова.
Хотя по призвании я поэт, но на жизнь зарабатываю прозой — биографиями, романами, переводами с разных языков. С 1929 года мой дом на Майорке. Временно покинув остров из-за гражданской войны в Испании, я колесил по Европе и Соединенным Штатам, и вторая мировая война застала меня в Англии, где я оставался до конца войны, а потом вернулся на Майорку.
В 1944 году в деревне Галмптон в Девоншире я уходил от современности, работая над историческим романом об аргонавтах, как вдруг совершенно неожиданно моя работа прервалась. Некая навязчивая идея вынудила меня заняться предметом, которого я тогда совсем не знал и не понимал. Я прекратил прокладывать на огромной военной карте Черного моря курс (по подсказке мифографов) корабля аргонавтов, которые плыли из Босфора в Баку и обратно. Вместо этого я стал думать о загадочной Битве деревьев, которая случилась в древней Британии, и всю ночь не мог найти покоя, и весь следующий день, так что мое перо едва поспевало за моими мыслями. За три недели я написал книгу в семьдесят тысяч слов и назвал ее «Косуля в чаще».
Я не мистик и всегда избегал участия в колдовстве, спиритических сеансах, упражнениях йоги, не слушал предсказаний, не верил в автоматическое письмо и так далее. Я веду простой нормальный крестьянский образ жизни в кругу моей семьи и большого числа психически здоровых и умных друзей. Я не принадлежу ни к религиозному культу, ни к тайному обществу, ни к философской секте, и я также не доверяю своей исторической интуиции, если ее нельзя проверить фактами.
Занимаясь книгой об аргонавтах, я обнаружил, что Белая Богиня Пелиона становится все более важной для моего повествования. Кроме того, в моей рабочей комнате хранилось несколько западноафриканских медных вещичек (я купил их в Лондоне) — гирек для золотого песка, в основном фигурки животных, и среди них — горбун, играющий на флейте. Еще у меня была медная шкатулка с крышкой для хранения (как сказал торговец) золотого песка. Горбуна я поставил на шкатулку. Он и теперь там. Но я десять лет ничего не знал ни о нем, ни об изображении на крышке шкатулки. А потом я узнал, что горбун был герольдом у царицы-матери некоего Аканского государства и что каждая царица-мать (даже сегодня их есть несколько) объявляет себя инкарнацией Тройственной Богини луны Нгаме. На крышке же шкатулки была изображена спираль, касавшаяся одним концом прямоугольной рамки, которая имела по девять зубцов на каждой стороне, и это значило: «Нет никого могущественнее во вселенной, чем Тройственная Богиня Нгаме!» Фигурки и шкатулку сделали до того, как британцы захватили Золотой берег, мастера, служившие Богине, и они считались магическими.
