частиц материи, таит в себ*1 носителя лица. В материи нет ничего мертвого, в ней все живое.
Можно подходить к природе с тем, чтобы законы открывать, но можно открывать и беззакония: то, что случается единственный раз и больше уже никогда не повторится. Это чем отличается один человек от другого и носит название «я». Единственный раз это «я» пришло в мир и больше никогда не придет. Но точно так же и день придет и уйдет: другого точно такого дня не повторится, и «пара» дней — это бессмыслица.
*
Пусто никогда не бывает в лесу, и если кажется пусто — сам виноват.
Вошел утром я в лес, и удивился, и обрадовался — сколько чудес совершилось в одну майскую ночь без меня: как позеленились дорожки, как подросли свечи побегов на молодых соснах, как возмужали березки, сколько лужиц закрылось вырастающей из-под них ярко-зеленой травой.
И так много, много всего, и все без меня, все делалось само собой на радость и удивление. И я радовался и удивлялся этому миру, где могут создаваться прекрасные вещи без всякого личного моего участия.
Но в том же мире есть другие вещи, растущие только во мне и вырастающие только из меня и непременно в моем присутствии. Я знаю их хорошо в моем томлении духа, в страданиях, в ожидании лучшего, но никто бы не знал об этих страданиях, если бы они, вырастая, не встретились бы через меня с тем прекрасным в природе, что создалось без меня.
Лес берегами, как руками, развел — и вышла река.
В лесах я люблю речки с черной водой и желтыми цветами на берегах; в полях реки текут голубые, и цветы возле них разные.
*
Такое задумчивое утро, что кажется, будто и петух кричит тем самым словом, какое держишь в уме.
Внутренняя жизнь природы — это я, или душа человека, и если надо что-нибудь в природе понять, то надо просто углубиться в себя, в то же время не выпуская из вида внешнего облика того, что захотелось в природе понять.
Жизнь — борьба, но только разная бывает борьба и разные люди. Бывает борьба весны с зимой, когда знаешь, что, какая бы ни была страшная борьба, все кончится к хорошему и начнется новая прекрасная жизнь. Такими бывают и весенние победные ручьи и бывают весенние люди. А то борется лето с зимой, и бывают осенние хмурые люди, борются за жизнь, но знают наперед, что им не победить.
Какой еще может быть вопрос, — все мы вышли из этой борьбы и в нас постоянно происходит то же самое, но только нам не видно, потому что все происходит в себе.
Каждую весну и каждую осень человек поэтически переживает и свое собственное рождение, и умирание.
Серый, теплый, очень тихий и задумчивый день. Кажется, все-то есть, и можно просто жить и ни о чем не думать самому: сам день за меня думает.
Конечно, это ветерок дунул, но нам было, будто липа это сама кашлянула и вдруг вся осыпалась.
Синяя тишина. Вчера десять и больше раз начинался дождь, и я уже не обращал на него внимания и ходил с Кадо по дождю.
В промежутках между дождями было так тихо и темно, что каждое дерево как будто оставалось наедине само с собой, и все можно было видеть у них, даже самое тайное.
Плакучие березы опустили вниз все свои зеленые косы, а в елках нависла синяя тишина.
Зимой. Вошел в лес — уснувшие потоки тишины.
*
К природе нельзя подойти без ничего, потому что слабого она сию же минуту берет в плен и разлагает, поселяя в душу множество грызущих червей. Природа любит пахаря, певца и охотника.
Вещи, собранные в моей московской квартире, имеют один недостаток: они не мои. Моих вещей как-то вообще нет, но в лесу деревья, цветы на лугах, облака на небе — это все мое.
В горах. Мы ехали шагом, и разговор у нас был секретный. Незаметно ветер переменился. Вдруг мне показалось, будто кто-то стоит у плеча, видит нас и слушает наш разговор. Я оглянулся и впервые увидал весь снежный хребет от Казбека до Эльбруса.
Горы, горы! Два месяца я буду смотреть на вас с этого места, и каждый день по-разному вы будете играть мною, часто определяя на весь день мое настроение… Сегодня утром перед окном земля белая поднимается к небесам. На лесах туман рассек все черное белой полосой и оставил вверху черные зубчики леса, пилой своей пересекающие бок ближайшей горы с вечным снегом. Но гора эта закрывает еще более высокий Эльбрус.
Да, так и у гор, как у людей, очень часто небольшие закрывают собой высочайшие, и надо сделать лично большое усилие, лично совершить трудный путь, чтобы увидать вершины во всей их свободной и ничем не заслоненной красоте.
Бывает, идешь по равнине с какой-нибудь досадной мыслью, и она тебе все отравляет, и ты никак не можешь выкинуть ее из себя, пока не встретится что-нибудь особенное и не расширит твой кругозор.
Здесь же, при восхождении на гору, можешь не бояться ничего самого скверного — стоит сделать вперед десять трудных шагов, и открывается другой горизонт, и ты в кругозоре сам другой человек.
Психология подъема на гору: мученье в себе и радость вовне. Возвращаясь к себе, переносишь муку легко. Точно так же и в жизни, когда задыхаешься от мелочей и готов сам в этом погибнуть, обращаешься посмотреть вне себя, и тогда оказывается, что ты повысился, ты видишь, ты открываешь вокруг себя невиданные горизонты, возвращаешься к мелочам великодушным и щедрым.
Значит, существует труд и мука подъема, но если рекомендовать другим, то надо рекомендовать воодушевление подъема, радость, которую открывает подъем, а не муку.
Эрос — это сила восхождения… Понижение (пол) рождает обман. Если ты не понизишься, ты все будешь и будешь близиться к правде жизни, а когда ослабеешь, понизишься, то все будет казаться в оправдание слабости твоей обманом.
После грозы. Я люблю, когда после грозы в майский день капли, капая с листьев, собираются в большие и снова падают до тех пор, пока самые-самые большие задумчиво не повиснут на ветках на целый день. Тогда — конец грозе.
И большие спокойные капли вспоминают на ветках, как непонятно сдвигались тучи на небе, и огонь, и
