Командиром первого орудия в батарее был старший сержант Булавин Иван Григорьевич — сибиряк, мужик крепкий и основательный, заставлял расчет окапываться так, что никакие мины и снаряды не брали, землянку перекрывал в три наката, закапывал орудия. Тем, что Нисан остался жив он во многом обязан Булавину.
Некоторое время дивизия стояла у Пушкинских гор. В бинокли и стереотрубы можно было наблюдать движение противника, но был строгий приказ по селу Михайловскому — так Горы обозначались на карте — огня не открывать.
После Пушкинских Гор перешли на Латвию. Особых боев не было. Освободили Мадону потом Ригу. Рига удивила: идут танки, едет артиллерия, а дворники подметают улицы, как будто и нет войны.
В Прибалтике была отрезана от основных сил вермахта так называемая Курляндская группа войск противника. Нашей пехоты было мало, ее перебросили на основной театр военных действий и оборону держали в основном артиллеристы.
8 мая дивизия должна была начать наступление на Либаву (Лиепайя). В 12 часов вдруг объявили: Капитуляция! Педантичные немцы сразу же через каждые двести метров выставили белые флаги. Командир батареи капитан Анциз Борис Самойлович — человек исключительной отваги, но большой любитель выпить, что для еврея довольно странно, с несколькими бойцами пошел принимать капитуляцию.
И принесли Нисану подарок — прекрасные швейцарские часы. В этот день — 8 мая — был его день рождения! Солдаты шутили: «Товарищ старший лейтенант! Надо было вам раньше родиться — раньше бы и война кончилась!».
После Победы Нисан служил еще год. Приезжала в гости жена. Она тоже была на фронте — сначала в батальоне выздоравливающих, потом, до конца войны, главврачом передвижной станции переливания крови, получила орден Отечественной войны 2-й степени.
Поступило распоряжение — специалистов народного хозяйства направить в промышленность. Но и армия стремилась сохранить опытные офицерские кадры. Некоторые офицеры устраивали попойки, чтобы в наказание их уволили из армии. Попробовал и Нисан — напился и не явился на дежурство. Но ограничились взысканием. Наконец, приехала комиссия, заставила демобилизовать. В апреле сорок шестого уволился и приехал к жене в Пермь (тогда еще Молотов), как раз к своему дню рождения — ему исполнилось тридцать лет.
В почти миллионном городе было всего шесть тысяч евреев. Антисемитизм здесь не ощущался. Евреи занимали солидные должности: были директорами заводов, главными инженерами, главврачами. Нисан организовал и многие годы был директором нефтяного института, занимавшегося разведкой, бурением и добычей нефти. Проработал двадцать лет, но пятый пункт все же сказался. Воспользовались тем, что по образованию он химик, а не нефтяник и предложили пойти заместителем к новому директору — профану и пьянице. Онотказался и принял техотдел. А выйдя на пенсию, устроился в мастерскую этого же института по своей первой специальности — токарем!
И этим добавил себе десять лет жизни.
Смилянский Нисан Эйзерович, 1916 года рождения, награжден орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, памятными и юбилейными медалями. Репатриировался в Израиль в октябре 1991 года.
В книге использованы фотографии из семейного архива автора, фотоальбома «Великий подвиг» (М., Издательство политической литературы, 1966, составители А. Вольгемут, Т. Зельма) и других источников, указанных в подписях к фотографиямГольбрайх Ефим Абелевич
Гольбрайх Ефим Абелевич. Фотография сделана в 1943 году и пробита осколком.
Е. Г. — Я родился в 1921 году, в городе Витебске. Мой отец, до революции, был членом боевой организации партии эсеров-революционеров. После 1917 года он отошел от какой-либо политической деятельности, трудился простым служащим. Осенью 1937 года, отца арестовали, и уже через неделю, после второго допроса, он был приговорен Особым Со-вещанием к расстрелу. Приговор привели в исполнение в январе 1938 года. Об этом я узнал совсем недавно. А тогда, получили уведомление, со стандартной фразой на бланке: «Осужден на 10 лет, без права переписки». Так, в один час, из комсомольца-патриота я превратился в изгоя, с клеймом: сын «врага народа». Из тридцати моих одноклассников, у восьми был арестован один из родителей, а у Вани Сухова посадили и мать, и отца. Нашу семью не выслали, и меня даже не исключили из школы. Окончил десятилетку и работал инструктором детской технической станции. Пришел срок призыва в армию, но меня не призвали, лишь зачислили в запас второй категории. Это означало, что даже в военное время, мне нельзя давать в руки оружие. По своей наивности подал документы на поступление в Высшее Военно-Морское Училище. Помню только, как военком грустно покачал головой, не говоря ни слова, принимая мое заявление. К началу войны мои друзья служили в кадровой армии, а я работал и учился на первом курсе физмата Витебского пединститута. Когда объявили о начале войны, явился в военкомат. Сказали: «Жди повестки, о тебе не забыли». Из студентов института сформировали истребительный батальон, вооружили старыми бельгийскими винтовками без штыков и послали на патрулирование улиц. Уже через неделю приказали сдать оружие, и наш батальон расформировали. 3 июля 1941 года услышали обращение Сталина к советскому народу и впервые поняли всю серьезность нашего положения, почувствовали, что война будет долгой и тяжелой. Через город шли беженцы. 8 июля привел на вокзал мать с маленькой сестренкой и брата. На перроне стоял пассажирский поезд, оцепленный вооруженными красноармейцами, а в привокзальном сквере ожидали посадки на поезд семьи командиров Красной Армии. Все эти семьи посадили в вагоны, никого другого к поезду не подпустили. Появился немолодой, незнакомый майор, взял наши вещи и сказал: «Идите за мной». Провел мимо охраны, открыл дверь тамбура и буквально затолкал моих родных внутрь. Он сказал: «Никуда не выходите из поезда». Я не знаю имени этого благородного человека, но ему моя семья обязана жизнью, он спас моих родных от неминуемой смерти. Мать до конца своей жизни молила Бога за этого человека. Вернулся с вокзала, пошел платить за квартиру и электричество, сдал книги в библиотеку. Собрал дома какие — то пожитки и вновь пришел в военкомат. А там никого, все работники уже сбежали. Висит на стене сиротливо картина «Ворошилов и Горький в тире ЦДКА», ветер гоняет ворохи бумаг… Пошел в штаб 27-й Омской Краснознаменной дивизии, стоявшей в Витебске. Пусто… А на следующий день немцы несколько раз бомбили город. Я впервые увидел убитых женщин и детей, лежавших на городской мостовой… По всему городу полыхало зарево пожаров, а на другом берегу Двины, через виадук входили немецкие танки. Гремели взрывы, подорвали мост и электростанцию. На центральных улицах зияли разбитые витрины продовольственных магазинов. Вдруг услышал цокот копыт. На городскую площадь въезжал крестьянский обоз. Мародеры… В своем большинстве женщины. На лицах смесь смущения и азарта…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
