— Так да или нет?
Чайна взглянул на русского пилота. Пилот что-то бормотал, как безумный, его лицо было перекошено от ярости, временами он выкрикивал угрозы и проклятья.
— Мне очень жаль, но необходимость вынуждает, — сказал Чайна и ткнул прутом вперед движением, которое совершают фехтовальщики, проводя выпад.
Когда мерцающий раскаленный металл соприкоснулся с нежной кожей заднего прохода русского, тот завизжал, и этот душераздирающий визг заставил Клодию сочувственно вскрикнуть.
Металл дымился, шипел и трещал, а Чайна, вращая запястьем, все глубже и глубже втыкал прут в тело русского. Теперь визг пленника превратился во что-то совершенно невообразимое. Клодия зажала уши руками и, отвернувшись, бросилась в дальний угол мастерской, где прижалась лицом к грубой поверхности стены.
Едкий дым заполнял ее ноздри, горло, легкие, отвратительный запах горелой плоти или кипящего жира прилип к языку, и содержимое желудка поднялось к самому горлу. Она попыталась сдержаться, но оно струей ударило ей в горло и фонтаном изверглось на земляной пол.
Визг у нее за спиной постепенно начал стихать, переходя в какие-то ужасные булькающие стоны. Русские разразились возмущенными яростными криками, шум стоял неимоверный.
Запах горелой плоти и мельком увиденные капли вытекающего из искалеченного тела кала снова вызвали у нее рвоту, затем она тыльной стороной руки вытерла рот и снова прижалась лбом к прохладной стене подвала. Ее всю колотило, по щекам ручьем текли слезы и пот.
Постепенно шум за ее спиной стих, теперь в блиндаже были слышны только стоны и всхлипывания механика. С каждым моментом они становились все слабее, но вызываемый ими ужас от этого не уменьшился. Клодия, и не глядя на русского, могла сказать, что тот умирает.
— Мисс Монтерро, — голос Чайны был ровным и спокойным, — пожалуйста, возьмите себя в руки, наша работа еще не закончена.
— Ты — животное! — взорвалась она. — Я тебя ненавижу. Господи, как я тебя ненавижу!
— Меня ни в малейшей степени не интересуют ваши чувства, — сказал Чайна. — А теперь скажите пилоту, что я ожидаю от него полного сотрудничества.
Стоны механика буквально сводили ее с ума. Когда она повернулась, чтобы взглянуть на Чайну, то увидела, что изувеченного пленника отвязали от верстака, и теперь тот валялся на полу. Генерал даже не позаботился вытащить из тела прут, который продолжал торчать между ягодиц жертвы. Пленник из последних сил извивался на земляном полу и безуспешно пытался вытащить из своего тела орудие пытки. Остывая, раскаленный металл так прикипел к внутренностям, что будто прирос к плоти. Каждый раз, как пленник пытался потянуть за конец прута, из ужасной раны вытекали струйки жидкого кала.
— Переведите пилоту то, что я сказал, — приказал Чайна.
Клодия с трудом оторвала глаза от умирающего и повернулась к пилоту.
— Пожалуйста, сделайте то, что он просит.
— Не могу! Я нарушу свой долг! — выкрикнул пилот.
— Да черт с ним, с вашим долгом! — яростно выкрикнула в ответ Клодия, — И вы, и ваши люди кончат так же! — Она рукой указала на корчащегося механика, не смея взглянуть на него снова. — Вот что произойдет со всеми вами!
Она повернулась к остальным русским, которые стояли трясущиеся и потрясенные, бледные от ужаса.
— Посмотрите на него! — заверещала она по-английски. — Вы этого тоже хотите?
Они не поняли ее слов, но им и так все было ясно. Все как один повернулись к пилоту.
Пилот еще с минуту противился их умоляющим взглядам, но когда по приказу Чайны офицеры РЕНАМО схватили еще одного из техников и начали привязывать его к верстаку, русский пилот протестующе вскинул руки.
— Скажите ему, чтобы прекратил, — устало сказал он. — Мы будем выполнять его приказы.
— Спасибо, мисс Монтерро, — галантно улыбаясь, сказал Чайна. — Теперь вы свободны и можете присоединиться к полковнику Кортни.
— Как же вы будете общаться с пилотом? — неуверенно спросила она.
— Он уже меня понимает, — с благосклонной улыбкой сказал Чайна, переводя взгляд на русского. — Уверяю вас, он научится бегло говорить на моем языке с просто поразительной быстротой. — Генерал снова повернулся к Клодии. — Пожалуйста, передайте привет полковнику Кортни и попросите его заглянуть ко мне при первой же возможности. Я бы хотел поблагодарить его, проводить и пожелать счастливого пути. — Он издевательски поклонился ей. — Попутного ветра, мисс Монтерро. Надеюсь, вы с любовью будете вспоминать всех нас, ваших друзей из Африки.
Клодия не нашлась, что ответить, молча развернулась и побрела к выходу. Ее ноги тряслись и были как ватные.
Она брела по холму все еще под влиянием испытанного ужаса. Клодия почти не замечала окружающего, которое в другое время вызвало бы в ней тошноту и жалость.
У подножия холма девушка остановилась и попробовала взять себя в руки. Она принялась глубоко дышать, стараясь подавить непроизвольные всхлипывания, которые все еще душили ее, откинула с лица волосы и поправила полоску материи, служившую ей платком. Подолом рубашки она вытерла с лица пот и слезы и с удивлением посмотрела на жирные следы, оставшиеся на подоле.
— Я, наверное, выгляжу, как черт знает что, — прошептала она и сжала руки в кулаки, чтобы не было видно сломанных ногтей. И все же расправила плечи и вздернула подбородок. — Шон не должен видеть меня такой, — со злостью сказала она. — Соберись, женщина!
Когда Клодия торопливо подошла к тому месту, где над завернутым в одеяло Джобом склонился Шон, тот поднял глаза в ее сторону.
— Что случилось? — спросил он. — Что тебя там задержало?
— Здесь генерал Чайна. Он заставил меня пойти с ним.
— Чего ему было нужно? Что-нибудь случилось?
— Да нет, ничего. Ничего особенного. Я тебе потом все расскажу. Как Джоб?
— Я влил в него целый литр плазмы, — сказал Шон. Он подвесил капельницу к ветке над головой Джоба. — Пульс уже получше. Джоб ведь крепок, как бык. Помоги мне перевязать рану.
— Он в сознании?
— То приходит в сознание, то опять отключается, — ответил Шон.
Под повязкой оказалась такая ужасная рана, что они даже не рискнули обсуждать ее, тем более что Джоб мог услышать их.
Шон смазал всю поверхность раны йодистой мазью и наложил новую повязку, использовав ватные тампоны и чистые белые бинты из индивидуального пакета. Он еще не закончил перевязывать, а йод и кровь уже просочились сквозь бинты.
Они начали поворачивать Джоба с боку на бок, пропуская бинты у него под спиной. Клодия придерживала полуоторванную руку, согнув ее в локте и положив на грудь, а Шон надежно закрепил ее на месте. К тому моменту, когда они закончили, вся верхняя часть тела Джоба превратилась в большой кокон из умело наложенных повязок, откуда торчала только одна левая рука.
