В число последних входили прежде всего стрельцы и солдаты, составлявшие, вопреки усилиям правительства укрепить дворянскую кавалерию, наиболее сплоченную и боеспособную силу российской армии. Именно они несли караульную и пожарную службу в городах и использовались властями как неодолимая карательная сила. Среди служилых «по прибору» было, однако, и много других сословных групп, например ямщики. И все они, верой и правдой укрепляя державу, несмотря на некоторые привилегии, должны были кормиться своим трудом, испытывая двойной — экономический и чиновничий — гнет. Немалая часть государственных функций (например, фискальных) лежала также на городском торгово–промышленном населении, от гостей, способных строить целые города, и богатейших купцов до обложенных «тяглом» подотчетных государю «черных сотен».
Идея обрести в «ниских чинах» опору всей иерархии господствующего сословия была явно ориентирована на то, чтобы уберечь Россию от грядущих социально–политических потрясений, не изменяя при этом систему управления в сторону военно–полицейского государства. Остается только пожалеть, что после смерти Федора Алексеевича его не реализованный в Соборном постановлении замысел был отброшен, причем не без влияния духовных властей.
Единодушие государя с патриархом в деле консолидации и укрепления дворянского сословия не простиралось на область социальной структуры державы и особенно в сферу модернизации высшего государственного управления. Между тем полная унификация военных и дипломатических чинов вплотную приблизила царя к проблеме их соотнесения с дворовыми и дворцовыми на высшем уровне, где они, собственно говоря, и соприкасались, вступая в противоречие. Именно к этому моменту относится широко известный в литературе острый конфликт Иоакима с царем Федором Алексеевичем.
Еще в 1680 г. иерархия между командующими армиями была установлена государем с помощью заимствованной от дипломатов системы наместнических титулов: окольничий А. С. Хитрово стал наместником Ржевским, думный дворянин и генерал В. А. Змеев — Серпуховским и т. д. При подготовке и проведении чиновно–родословной реформы внутриведомственные проблемы отошли на второй план: царь мог ставить людей «выше» или «ниже», не упираясь, как в стену, в наследственные права. Зато он обнаружил в употреблении титулов ключ к объединению ведомственных иерархий в единую чиновную систему.
Подготовленная во второй половине 1681 г. своеобразная «табель о рангах» из 34 степеней довольно остроумно интегрировала иерархию чинов Государева двора, военных округов, выделившихся приказных палат (и вообще высшего гражданского аппарата), а также дворцовых должностей. В определенном соотношении располагались и возглавляемые титулованными особами государственные учреждения, что соответствовало представлению Федора Алексеевича о необходимости соподчинения звеньев военно–административного аппарата.
Например, боярин, председательствующий в высшем управленческом органе — Расправкой палате, по чину ничем не отличался от своих 12 бояр–заседателей и даже от бояр–судей центральных ведомств, за правильностью и координацией работы коих должен был следить. По царскому же проекту он получал титул 1–й степени: наместника Московского. 2–ю степень занимал боярин с титулом дворового воеводы — своего рода министр обороны для заведования Государевым полком и «всякими воинскими околичностями» (смета ратей, их устроение, вооружение и снабжение). Служилым человеком № 3 становился наместник Владимирский: председатель на заседаниях Думы. 4–ю степень получал боярин и воевода Севского разряда — важнейшего военного округа; главам других военных округов военная должность также заменяла титул.
Человек 5–й степени — боярин и наместник Новгородский — был вторым среди титулярных наместников. 6–м выступал боярин и воевода Владимирского разряда. 7–м — боярин и наместник Казанский. И так далее, причем высота наместнической степени определялась по привычным из дипломатической практики наместническим книгам, а главенство военных разрядов сложилось в процессе их формирования. Некоторую сложность для современного читателя представляет строгое различение наместников царственных городов и разрядных воевод. Первые носили только почетный титул, не имея никакого иного отношения к названным городам; вторые — возглавляли командование и администрацию крупных военных округов.
Например, воевода Новгородского разряда шел за воеводой Владимирского разряда и имел общую с ним 12–ю степень; Казанского разряда — 14–ю, Астраханского — 16–ю, а украинский гетман — 25–ю степень. Подобная разбивка объясняется тем, что в лестнице степеней высшие правительственные и законодательные, дворцовые и военные чины старательно сопоставлялись и смешивались так, чтобы одно из равных по значению ведомств не оказалось ниже другого. Свои местечки нашлись для кравчего, главного чашника, постельничего и других дворцовых чиновников.
Всего степеней было 34:но они позволяли охватить 83 сановника, поскольку статья 29 включала 9 бояр с лесенкой названий наместничеств для каждого, статья 32—20 окольничих–наместников, а статья 34—20 думных дворян–наместников. Благодаря продуманности списка, нетрудное для предков, но не столь простое для нас запоминание последовательности 83 названии облегчалось соответствием их значения известности города (Калужский был, вестимо, главнее Елатомского). Кроме того, общее положение чиновника в государственной системе было ясно из должности с учетом степени председателя его палаты.
Ни сам проект введения служебных степеней, ни материалы, которые царь Федор внимательно изучал при его подготовке [365], никоим образом не вызывают подозрения, будто целью реформы была «аристократическая децентрализация государства». Просто падкий на крайности В. О. Ключевский, презрев благоразумные суждения коллег, поспешил среди безобразий, творившихся, по его мнению, до «просвещения'' России дубиной Петра Великого, обличить «попытку ввести в Московской Руси феодализм польского пошиба» [366]. То, что знаменитый популяризатор опирался не на документы, а на истово восхвалявший патриарха Иоакима поздний историко–полемический сборник «Икона» [367], не заставило советских историков усомниться в примитивной схеме заговора бояр, вроде бы пытавшихся введением наместничеств раздробить страну (о еще менее разумных суждениях умолчу).
Поверив «Иконе», Ключевский привел душераздирающую историю о том, как патриарх Иоаким остановил грядущее разделение государства на уделы и тем предотвратил «несказанные беды, войны, и лестроения, и погубление людей». Посмотрим же, какие слухи ходили об этом архипастырском подвиге на рубеже XVIII в. (цитировано по сборнику 1700 г. «Икона», выделено мной. — А. Б.):
«Советовали государю палатные бояре, чтоб в его царской державе, в Великом Новгороде, в Казани, в Астрахани, в Сибири и других местах быть царским наместникам, великородным боярам, вечно, и титулы им тех царств иметь. Также и митрополитам писаться: митрополит Новгородский и всего Помория, Казанский и всего Казанского царства. И на сие дело государь изволил, и тому всему — где кому быть — тетрадь за пометою думного дьяка к святейшему патриарху прислана, чтоб он на то дело дал благословение и в исполнении ему помогал. Иоаким патриарх еще и многую трудность имел от желающих этого палатских подустителей, но никак не допустил и возбранил всеконечно это делать, для того, чтоб учиненные вечные наместники, великородные люди, по прошествии нескольких лет, обогатись и пренебрегши московских царей самодержавством, не отступили и единовластия не разорили».
Несколько позже историки XVIII в. В. Н. Татищев и И. И. Голиков расцветили похожий рассказ приписанной Симеону Полоцкому (к тому времени давно умершему) идеей заведения в России четырех патриархов и папы. Московский патриарх, по передаваемым историками слухам, объединил вокруг себя придворную оппозицию реформе, в особенности уговорил помочь ему царских любимцев. По словам Татищева, Иоаким также «велел Андрею Лызлову (известному историку. — А. Б.) сочинить представление со многими обстоятельствами, показывающими немалый вред от сего плана для государства… чрез что оное устранено» [368].
Опровергнуть подобные измышления не составляет труда. Что содержали присланные патриарху тетради, мы знаем. В царском проекте наместники не только не напоминали западных вице–королей и польских магнатов — но вообще никоим образом не были связаны с местным управлением, после реформ 1679 г. полностью сосредоточенным в руках разрядных и городовых воевод. Главное определение наместников, придающее зловещий смысл рассказу «Иконы»: вечные — противоречит замыслу должностных (но не родовых) степеней.
