— Придется прорубаться.
Он поменял настройки фонаря, и луч, ставший ярко-красным, рассек спутанную растительность. Полминуты спустя в ней образовалась достаточно большая дыра для того, чтобы через нее можно было пролезть.
Прицепив фонарик к поясу, он двинулся вперед. Я последовал за ним и вдруг услышал страшный рев, будто потревожили спящего тигра. Я прыгнул в дыру, хватаясь за пистолет, и увидел низкие стены, освещенные лунным светом, черный газон, фонтан с водой. Рузвельт стоял спиной к статуе Нептуна, глядя на существо, которое, казалось, явилось прямо из волшебной сказки, с длинным кошачьим телом, с гривой на шее и с орлиным клювом — если у орлов бывают клювы длиной в два фута. Лапы были до половины покрыты чешуей и заканчивались громадными острыми когтями. Это был грифон — наполовину лев и наполовину орел, и обе половины явно намеревались с нами расправиться.
Я заорал и выстрелил вверх, чтобы отпугнуть зверя. Он встал на задние лапы, продемонстрировав белоснежное брюхо и дав возможность заглянуть в красную пасть. Желтые глаза размером с котелок окружала сверкающая серебристая чешуя. Более темная шла вдоль морды, заканчиваясь там, где начиналась белая грива. В раскрытом клюве извивался, подобно змее, острый черный язык. Я успел увидеть все это за те несколько мгновений, пока пятился назад, думая о том, что же Рузвельт считал крайним случаем.
— Не стреляйте! — крикнул он.— Он ручной!
Я хотел было спросить его, кто в таком случае, с его точки зрения, является диким, но тут понял, что он имел в виду. Грудь зверя охватывала упряжь, почти полностью скрытая гривой. С черной кожи свисали серебристые украшения, позвякивая при каждом движении. Зверь опустился на четыре лапы в нескольких футах от меня и с громким хриплым мяуканьем сел. Он успел вовремя — в следующие полсекунды я бы всадил ему заряд в сердце, что стало бы серьезной ошибкой, поскольку как раз в этот момент из тени появилась хозяйка зверя.
7Я уже достаточно насмотрелся на собакоголовую змею, грифон тоже произвел на меня немалое впечатление, но ни то ни другое не могло сравниться с тем, что предстало моему взору.
Это была девушка — высокая, полногрудая, длинноногая, с кожей цвета мрамора и пышными темно-рыжими волосами; лицо ее было подобно сновидению, в котором ее улыбка исчезает навсегда и ты просыпаешься, охваченный страстью. Всю ее одежду составляла полупрозрачная накидка из тонкой белой ткани, подчеркивавшая формы ее ягодиц и бедер, покачиваясь в воздухе в такт движениям девушки. Она подошла к зверю, загнавшему меня в угол, и сказала:
— Нехорошо, Вроделикс! Разве так приветствуют гостей?
Зверь понурил голову и заскулил, словно щенок-переросток.
Девушка оттолкнула чудовище в сторону и посмотрела на меня. Ее темно-синие глаза блеснули в свете луны, и я узнал эти глаза — я видел их во сне.
— Ты человек? — спросила она.— Или бог?
Судя по ее тону, и то и другое было вполне равновероятно. Я ответил, и она кивнула.
— Я рада. Я смертная женщина.
Она посмотрела на подошедшего Рузвельта, который вежливо поклонился и улыбнулся.
— Но ты — бог,— сказала она.
— Всего лишь человек, дорогая,— возразил он.— Питер Рузвельт, к вашим услугам. А это Ричард Керлон.
Она улыбнулась ему, и у меня вдруг возникло очень странное ощущение, будто я упустил нечто крайне редкое и ценное.
— А я — Иронель, Питер,— сказала она.
— Ты живешь здесь одна? — спросил Рузвельт.
— О нет. Со мной Вроделикс. — Она провела рукой по лоснящейся шерсти на шее кошмарного животного.— У меня есть и еще друзья, а теперь даже два новых!
Она схватила за руку Рузвельта, а потом меня и улыбнулась нам обоим. Мы улыбнулись в ответ.
— Расскажи мне о своих... э... друзьях, Иронель,— мягко, почти по-отечески попросил Рузвельт.
— Конечно, Питер! Ронизпел Лазальщик, Чазз Подземник, Арнк Колючий и множество других!
— Это все звери?
Она на мгновение задумалась.
— Почти все,— ответила она.— Разве что, может быть, кроме Чазза. Но вы с ним скоро познакомитесь. О, как они вам обрадуются! — Она замолчала, будто внезапно что-то вспомнив.— Вот только старый Гарфф... не уверена, что ему это понравится.
— Ты давно здесь живешь? — продолжал расспрашивать Рузвельт.
— То есть как? Всегда.— Похоже, ее удивил глупый вопрос.
— Где твои родители?
— Кто такие родители?
— Люди, которые тебя воспитали, научили говорить, так красиво одеваться?
— Ну... это странная мысль, Питер! Разве кому-то надо учиться говорить, так же как Арнку плести свои сети над Темными Местами? — Она коснулась мягкой складки своего одеяния.— А одежду, естественно, сделал мне Арнк.— Она посмотрела на нейлоновый костюм Рузвельта, тронула меня за рукав.— Надо будет показать ему работу ваших ткачей, для него сделать подобное будет непросто.
Она рассмеялась, явно довольная своей идеей.
— Здесь больше нет других людей — таких, как ты и мы? — настаивал Рузвельт.
— Но вы ведь не такие же! — рассмеялась Иронель.— Вы выше меня, и у вас короткие волосы, широкие плечи и плоская грудь — не как у меня.
Она коснулась собственного тела, провела рукой по стройной талии, словно пытаясь ощутить разницу кончиками пальцев.
— Мы мужчины,— с легкой улыбкой ответил Рузвельт.— Ты женщина. Здесь есть другие люди, не важно, какого пола?
Похоже, вопрос ее озадачил.
— Нет, никого,— сказала она.
— Что ты ешь? Как ты согреваешься зимой?
— Ну... Чазз приносит мне корни из-под земли, а Ронизпел знает, где раньше всего созревают виноград и дыни. А когда земля становится белой, я живу в доме, и Арнк затягивает окна своей лучшей тканью, чтобы не пропустить внутрь холод.
Вроделикс заскулил, и пока девушка его успокаивала, Рузвельт подошел ближе ко мне.
— И мы должны поверить, что это бедное дитя природы живет тут совсем одна, как она утверждает? Может ли такое быть?
— Похоже на то. По каким-то причинам Пустошь оставила нетронутым этот клочок земли, который вы назвали глазом бури. Но именно в самом центре урагана царит абсолютное спокойствие.
Вернулась улыбающаяся Иронель.
— Пойдем,— сказала она.— Я покажу вам свои игрушки!
Она повела нас по мощеной дорожке между ухоженными клумбами, где среди роз и ромашек росли черные и золотистые грибы. Мы прошли под арку через зал с покрытым мозаичной плиткой полом и поднялись по лестнице в широкий полутемный коридор, перегороженный в двадцати футах впереди обрушившейся кирпичной кладкой, но оставшаяся его часть была чисто подметена. Девушка открыла дверь в комнату с толстым черным ковром и высокими окнами без стекол, с занавесками из того же полупрозрачного материала, что и ее одежда. Посреди комнаты стояла высокая кровать с белым шелковым балдахином, украшенная вышитым золотой нитью цветочным орнаментом. Иронель присела возле большого сундука с резной крышкой и, открыв ее, достала рулон алой ткани.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
