на раскладушку. Вид у него, конечно, был так себе — весь потрёпанный, невыспавшийся. Но куда важнее — что целый и не за решёткой.
— Откуда ты знаешь мою мать? — прямо спросил он.
Я был готов к этому вопросу.
— У твоей матери в молодые годы был хороший знакомый, наш тёзка. Они тогда держались вместе. Я давно ищу о нём любые следы. Выяснил, что с твоей матерью они были не разлей вода. Хотел у неё что-то уточнить, — озвучил я свою легенду.
Младший Козлов помолчал, переваривая услышанное.
— А ты кем ему приходишься? — спросил он наконец.
— Дальний родственник.
— Почему мне сразу не сказал?
— Потому что не знал, как ты выглядишь, — ответил я. — И не знал, где тебя искать.
— Александр, говоришь… — прошептал он.
— Да, — подтвердил я.
Он положил ладони на стул, ноготь большого пальца постучал по деревяшке.
— Насколько дальний родственник? — спросил младший Козлов.
— Троюродный брат, — озвучил я давно подготовленную легенду.
Саша впервые чуть улыбнулся, покачал головой.
— Вот это да… Пути Господни неисповедимы, — хмыкнул он. — Выходит, ты мой троюродный дядя.
Я с трудом сдержался, чтобы не выдать своего удивления. Троюродный… кто?
— Дядя?.. — переспросил я. — Неплохо завернула судьба.
— Прикинь, блин… и это в Москве, где миллионы человек живут. Мало того, что мы встретились, так ещё и вместе работаем…
Я был удивлён не меньше. Ситуация разворачивалась самым неожиданным образом. Как, чёрт возьми, я мог быть его дядей⁈ Да, понятно, что моё родство с самим собой было лишь частью легенды и никакого отношения к реальности не имело. Но тут вопрос в другом: младший Козлов, похоже, считал, что я — ну, в смысле я образца 1996 года — его родственник. И вот это уже никак не укладывалось в моей голове. Мы хоть были и близки со Светкой, но родственниками-то не были, а младший Козлов, по сути, утверждал обратное. Вот точно, что пути Господни неисповедимы. Хотелось бы услышать, как мой собеседник разовьёт эту мысль и когда я успел стать его дядей.
— Мать много рассказывала про моего отца. Про Александра. Говорила, что хочет, чтобы я был на него похож, — заговорил он. — Она говорила, что он упрямый, прямой, не прогибался. Я думал, что вообще никого из его родни не увижу. А тут… ты.
Меня как током прошибло. Из уст младшего Козлова всплывали ещё более интересные подробности. Выходит, Светка рассказывала своему сыну, что его отцом был я! Ну и Светка… придумала легенду и прожила с ней много лет. Голова пошла кругом, но я быстро взял себя в руки.
Если Света записала меня отцом своего ребёнка — значит, Витьку она вычеркнула из жизни подчистую. Ненавидела так, что даже в бумагах не оставила его тени. Очень, кстати, на неё похоже. Если Света что-то делала, то всегда шла до конца.
— Ты, кстати, похож на моего отца по части характера, — улыбнулся младший Козлов.
Меня же не оставляла одна мысль. Я помню, что слышал фамилию, которой представлялся Саша, и эта фамилия была не моя. Как так могло получиться, что я был «его отцом», но при этом пацан носил фамилию Светки?
— Слушай, — сказал я, как бы между делом. — Раз уж такие «пути неисповедимы», хорошо, что мы встретились. Скажи, а какое отчество у твоего отца? Чтобы я не путал нитки, без отчества в архивах копаться тяжеловато.
Сашка потянулся к кошельку, раскрыл, достал оттуда в несколько раз сложенный документ и показал мне. Это было свидетельство о рождении…
— Сергеевич, — пояснил он.
— Понял, — сказал я. — Значит, Александр Сергеевич.
Последние сомнения в собственном «отцовстве» отпали.
— Мать назвала меня в его честь. Чтобы помнил, — продолжил Саша.
В этот момент в комнату зашла старушка с подносом в руках — с двумя чашками чая и остатками клубничного рулета. Она поставила поднос и вышла, закрыв дверь.
— Ты что ли рулет притащил? — спросил Сашка.
— Угощайся, — заверил я.
Почему же Витька это проглотил? В те годы он мог надавить на кого угодно: ЗАГС, участковый, больница — всё решалось через людей. Либо он не знал, либо так было удобнее: не признавать — значит, не иметь обязательств. Или его на тот момент не было рядом… Вопрос без ответа, но ответ мне нужен.
Но факты были налицо: Светка юридически исключила Козлова, а значит, каким-то образом, прежде чем это сделать, лишила Витьку родительских прав. Учитывая, что Козлова, как в жерновах, не перетерли девяностые, история получалась крайне любопытной. Понятно, что о настоящем отце при таком раскладе Сашка ничего не знал. Во-первых, тайна отцовства охранялась по закону. Во-вторых, у Саши не было повода копать глубже, хотя, работая там, где он работал, он мог это сделать при желании. Но не сделал, а значит, Витька полностью исчез из их жизни.
Во всём этом оставался не только не отвеченным, но и не заданным ещё один вопрос. Я не знал, что случилось с дочерью Светки. Всё, что мне удалось выяснить по этому поводу — то, что ребёнок не жил с матерью. Но знал ли что-нибудь о сестре её младший брат?
— Ты один у матери? — прямо спросил я. — Может, братья или сёстры есть?
Он едва заметно напрягся, как от укола. Я сделал вид, что просто продолжаю логическую цепь рассуждений.
— Спрашиваю, потому что если есть кто-то ещё, — продолжил я, — то это тоже мои родственники. Я был бы не прочь познакомиться.
Он покрутил кружку на блюдце, помолчал. Часы на стене тикнули три раза — разговор шёл уже около часа.
— Никого. У мамы я один, — наконец ответил он на мой вопрос.
— Точно? — уточнил я.
— Ты, похоже, больше знаешь про «наши старые дела», чем говоришь. Ну или чем знаю я, — сказал он. — Говори, если кого-то ещё раскопал? По матери я точно один. Крёстных не было, мать в это не верила. По отцу… никто ко мне «роднёй» до тебя не приходил.
И где девочка? Куда её «дели»? Дом ребёнка? Усыновили другие родители?
— Понял, — сказал я вслух. — Вопрос снят. Я тоже никого не нашёл.
Мы смотрели друг на друга пару секунд. Чай остывал.
— Ладно, — сказал он,
