Простите, вы кто? Черт? - спросил Саня. И смутился от нелепости собственного вопроса.
Незнакомец расхохотался, запрокинув голову.
Ослепительно белые зубы на секунду показались клыками; но смех был так заразителен, а взгляд лукаво прищуренных глаз - так мил и приветлив, что Саня невольно улыбнулся в ответ.
- Глупости, - отсмеявшись, сказал незнакомец с такой уверенностью, что Саня тотчас ему поверил.
И верно - глупости. Разве может этот элегантный, безупречно одетый молодой человек: идеально отглаженный костюм, узконосые блестящие туфли, бархатная бабочка на белом облаке манишки - быть чертом? Или, как раз, именно он может?
Вот пример той самой прямолинейности голубчик, про которую я говорю, - улыбка незнакомца неприятно удивила Саню сходством со звериным оскалом. – Я, разумеется, игрок.
Ага, - подумал с облегчением Саня. Это все объясняет. И бабочку, и манишку, и разговоры про «отыграться», казино и ставки. Хотя лучше бы он был чертом, который предложил бы Саньке продать душу.
И что, продал бы? – вдруг неожиданно серьезно задумался Саня. За долг Тимуру? За возможность начать все заново? Прожить еще целую жизнь – с любимой женщиной, самой лучшей в мире, самой доброй, ласковой, нежной, красивой.… Увидеть, как вырастет дочка – самая замечательная, умная и хорошая девочка; в ней уже сейчас проглядывают Анькины черты – такая же улыбка и глаза.… А у меня ведь была эта жизнь, - подумал Саня. Как я мог.… Как я мог так глупо, так по-идиотски ее проиграть.… Как я мог?! Почему я не ценил это, когда оно было? То, за что теперь готов продать душу…
Только никто не покупает. Ну, зачем черту бестолковая Санькина душа? Да ведь, и чертей-то нет. А если и были бы… Интересно, каково жить без души? Если вынуть из жизни самую сердцевину – ту, которая умеет любить, желать, верить, болеть и радоваться – будет ли вообще толк в такой жизни?… Может умные черти, которые наверняка понимали толк в выгодных сделках, потому и предлагали такой обмен? Это вроде того, как в уплату за талант живописца выколоть человеку глаза…
Игрок, - с нажимом повторил незнакомец, глядя на Саню. – Как и вы. Собственно, как и все обыкновенные и даже необыкновенные люди. Верно?
Верно, - согласился Саня.
И опять франт показался ему необыкновенно симпатичным и умным - потому, что говорил правильные вещи.
Все игроки. Просто одним везет, их называют счастливчиками. Другим – нет, и клеймо «неудачник» приклеивается к ним намертво.
Ну, пойдем? – предложил франт, ловко подхватывая Саню под локоть.
Куда?
Как? Разве я еще не сказал? Вот дырявая голова. Разумеется в казино. Чудное место, вам, голубчик понравится. Никакой шушеры, случайных людей. Только для своих.
А я...
Исключительно настоящие игроки. Никаких любителей, зевак, любопытствующих и неверующих. Ну, пойдемте же.
Простите, а...
Да?
А с чем это вы меня поздравляли? Что я выиграл.
А. Так собственно, приглашение в казино. Ну, идемте. Игра заждалась.
Так у меня же нет денег – подумал Саня, двинувшись следом за франтом. Или все-таки сказал? Потому что франт обернулся, подмигнул – огненно вспыхнул глаз, блеснула волчья улыбка:
- А деньги, голубчик, всего-навсего эквивалент иных куда более важных ценностей. Что это вы все так вокруг них пляшете?
Кто это «мы»? – удивился Саня, но спрашивать было некогда – франт настойчиво тянул его за собой.
Неприметная железная дверь, к которой спускались несколько выщербленных ступенек, распахнулась бесшумно. Полутемный коридорчик, голая лампочка под потолком. Охранник посторонился, пропуская Саню с провожатым дальше.
Вторая дверь открылась в шум, смех, и пляску цветных огней. Ноги почти по щиколотку утонули в темно-зеленом ковре. Швейцар в золоченой ливрее изогнулся как испанский танцор, улыбаясь Саниному спутнику ослепительно и умильно.
- Какие нынче погоды, - льстиво пропел он.
- Отвратительные, - отрезал франт, вручил швейцару шляпу и повернулся к Сане.
Вот, извольте, голубчик, – подтолкнув Саню под локоть, он заставил его повернуться, указывая на двери, веером расходящиеся от вестибюля. - Бар, рулетка, блек-джек, схлоп-ник, гульд-ам, понто-банко… Добрый вечер! – поклонился франт парочке, выходящей из двери, обозначенной им странным названием «схлоп-ник».
Если бы, - мимоходом пробурчал в ответ тучный лысый мужчина во фраке.
Смерил франта и Саню быстрым взглядом узких поросячьих глазок, почти утонувших под массивными веками. Шумно вздохнул и потянул к выходу за тонкий локоток расфуфыренную блондинку в ярко-сиреневом. Блондинка послушно засеменила за гигантским спутником.
Франт задумчиво улыбнулся им вслед и продолжил прежним деловым тоном:
…покер – русский, оазис, карибский, лунный...
- Я...
- Игровые автоматы.
За дверью, на которую указывал франт, Сане открылось знакомое завораживающее зрелище. Ряды разноцветных, перемигивающихся яркими огнями машин, казалось, уходили в бесконечность. На секунду – всего на секунду, как бывало изредка, когда Саня заглядывал к автоматам после долгого перерыва - ему показался неприятным синеватый свет зала. Одержимые лица игроков, прикипевших взглядами к ярким экранам, в этом свете были похожи на лица мертвецов. Зомби с остановившимися глазами и дыханием, лихорадочно молотящие по клавишам...
* * *
Наверное, такими их увидела Анька. Она быстро вышла из зала, отряхивая руки, будто запачкалась чем-то мерзким. Спросила, встревожено покосившись на Саню:
- Мы зачем туда зашли? Ты ведь не увлекаешься этим?
- Что ты, - возмущенно возразил он. – Здесь просто вход в кино раньше был.
Это была его первая ложь Аньке. И далеко не последняя.
Ложь нарастает одна на другую, накатывается, как один камень на другой. Сперва ты хочешь замаскировать небольшой изъян, трещину в фундаменте, на котором вы оба решили построить дом. Так проще – чем признаваться, объяснять, откуда это взялось, слушать ахи и вздохи, заниматься ремонтом. А потом приходится прикрывать то, что маскирует эту трещину, валить камень на камень, делая вид, что все так и задумывалось. Что это просто еще одна стена в вашем доме. Стена, которая разделяет его на две части. «Мне нужно личное пространство, милая», - раздраженно говоришь ты вместо ответа на невинный вопрос: «А где ты был сегодня вечером, дорогой?». И вкладываешь в эту стену еще один камешек, пряча за ней то, что стыдно, неловко, страшно показать жене. Камешек на камешек, стена растет, одна кривобокая ложь подпирает другую – иначе никак, иначе это все рухнет, вместе с домом, который с виду такой крепкий и семейный. А ведь так жалко его – долго и с любовью строили-обустраивали, подбирали шторы под цвет мебели и хрустальную люстру, чтоб уютно, тепло и светло... так жалко это все терять... А может, обойдется? «Ты только не трогай эту стену, милая, - давай сделаем вид, что ее нет? Из-за нее уже дурно пахнет – там, за ней, скопилось столько мусора, грязи и гнили - и уже друзья и соседи смотрят на тебя сочувствием, но ведь ты можешь закрыть глаза? Не смотреть. И не дышать. Можешь, правда? Мы договаривались, помнишь.. ну не мы, я, неважно... Я имею право на личное пространство... Да ты можешь сказать, что в комплекте с правом всегда дается и обязанность, а я об этом забыл; что я злоупотребил этим правом и устроил помойку на своем личном пространстве, и теперь она отравляет весь наш чистенький домик... Ты можешь – но ведь мы не будем об этом говорить? Просто не заходи (в мой личный кабинет, в комнату Синей бороды) - и все у нас с тобой будет хорошо».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
