— Тьфу ты, чертова непогода! Жмемся от брызг, а скоро полезем в воду по самую шею… Все равно мокнуть! — Он отошел к борту, и первая же волна окатила его с головы до ног.
Другой сказал:
— Да! Где-то мы сегодня будем сохнуть…
— Не на том ли свете… — Это проворчал Тейлор, известный во взводе скептик.
На него цыкнуло несколько голосов:
— Чтоб у тебя язык отсох за такие слова!
Но Тейлора не так-то легко было заставить умолкнуть. Он огрызнулся:
— Погляжу, что вы запоете, когда джери станут плевать в нас бомбами со своих «юнкерсов»… Или сунут под днище торпеду…
Солдаты умолкли. Каждый думал о том же, что и Тейлор… Но пока как будто бог миловал. За всю ночь не встретилось ни германских катеров, ни подводных лодок. И самолетов тоже не было видно.
Правда, среди ночи на судне возник переполох. Над головой вдруг загудело все небо. Но это свои бомбардировщики шли бомбить французское побережье. Роберт видел, как на английском берегу вспыхнули десятки прожекторов, указывая курс самолетам. Через несколько минут бомбардировщики, волна за волной, прошли на юг, а вскоре там загрохотали разрывы..
Сейчас, когда развиднелось, перед солдатами открылась грозная панорама пролива, заполненного сотнями кораблей, идущих к французскому берегу. На Ла-Манше стало тесно от труб, мачт и аэростатов воздушного заграждения. В бой вступили тяжелые корабли. «Родней», приземистый и широкий, обогнав кильватерную колонну, дал залп из бортовых орудий. Над самыми мачтами пронеслось звено «спитфайеров» и устремилось к французскому берегу. Теперь было отчетливо видно, как по всему побережью ухают взрывы, поднимая к небу фонтаны земли и черного дыма. Даже здесь, на море, стоял такой грохот, что казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки. Но странное дело — корабли и самолеты извергали на берег сотни, тысячи тонн металла, а противник почти не подавал признаков жизни.
— Хитрит, — определил Тейлор. — Вот как подойдем, он нам и влепит…
Корабль, несколько замедливший ход, вдруг снова набрал скорость и устремился к берегу. Раздался последний сигнал боевой тревоги… Больше Роберт ничего не помнил… Во время войны он не раз участвовал в десантах, и каждый раз в такие минуты на него находило какое-то затемнение. Роберт начал что-то соображать, только когда очутился на берегу, мокрый и едва живой от усталости. Он лежал за скалистым пригорком, метрах в ста от воды, и стрелял из автомата в невидимого врага, который засел на холмах и оттуда поливал десантников пулеметными струями.
Потом у Роберта кончились патроны, и он пополз назад. Здесь он наткнулся на своего командира Макгроега. С тех пор, как они оба чудом спаслись из Сен-Назера, Крошоу остался служить в бригаде полковника. Макгроег был в ярости и что-то доказывал стоявшему рядом с ним офицеру.
— Кто виноват, что промазала парашютная дивизия?.. Я?.. Мои солдаты?.. Парашютистов забросили по меньшей мерена пять миль в сторону… А корабельная артиллерия бьет непонятно куда… Скажите об этом в штабе…
— Я доложу об этом, полковник, но сейчас надо во что бы то ни стало взять эти холмы. Иначе противник закрепится в Кане.
В течение дня британским частям удалось продвинуться вперед, но город Кан оставался у немцев. Ко всеобщему удивлению, солдаты не обнаружили на побережье почти никаких долговременных укреплений. Мощный Атлантический вал оказался вымыслом Геббельса.
На американском участке вторжения тоже допустили оплошность. Две парашютные дивизии были сброшены совсем не там, где надо… Семь тысяч парашютистов рассеялись на участке в сто с лишним квадратных миль. А иные отряды очутились за тридцать с лишним километров от места боевых действий. В результате ошибок, допущенных неопытными пилотами, обе парашютные дивизии оказались разбросанными по всему побережью и потеряли две трети своего снаряжения.
А бомбовый удар, который наносила восьмая американская воздушная армия по германской береговой обороне, тоже оказался холостым выстрелом. Тринадцать тысяч бомб, сброшенных за полчаса до вторжения, не причинили противнику ущерба. Бомбы рвались на мирных крестьянских полях, километрах в пяти от берега.
Не дал должных результатов и ураганный огонь кораблей, сосредоточившихся в проливе. Огненный смерч прошел стороной. Корабельные артиллеристы перепутали цели, не могли их найти и принялись бить по площадям… Как выяснилось позже, ни одна бомба, ни один снаряд не пробили бетонных перекрытий немецких казематов. В них просто не попали.
В тот день вторжения, именуемый заглавной буквой «Д», словно рок висел над войсками союзников. Из первых же тридцати танков-амфибий, ринувшихся в атаку, к берегу подошли только три. Остальные потонули, опрокинутые волной. Но это хотя бы можно было объяснить сильным ветром, прибоем. А вот головной полк высадился в двух километрах от заданного места. Как это объяснить?..
И при всем этом общие потери в десантных войсках оказались совсем небольшими. Бредли был прав. Даже во время учебных занятий по форсированию канала иные дивизии теряли гораздо больше. Корпус генерала Коллинса захватил участок Нормандского побережья и потерял при этом вдвое меньше людей, чем на ученьях под Слептон Сендес.
Немцы почти не отвечали на артиллерийский огонь и только огрызались пулеметными очередями, отходя за прибрежные холмы. Недаром солдаты прозвали первые дни вторжения «битвой за пляжи».
На второй день вторжения в Северной Франции было высажено уже сто семьдесят тысяч солдат экспедиционной армии.
4
Некоторые историки — исследователи наполеоновских войн — пытались объяснить неудачи великого полководца в сражении под Ватерлоо насморком императора, то есть обстоятельством совершенно случайным. Возможно, что будущие историки тоже станут искать причину неудач германских войск на Ла-Манше в стечении роковых и случайных обстоятельств.
И в самом деле! Ведь в наиболее критический момент — в ночь на 6 июня, когда в Северной Франции началась высадка англо-американских войск, фельдмаршала Эрвина Роммеля не оказалось на месте. Как раз накануне вторжения он улетел в ставку Гитлера. Оттуда фельдмаршал завернул в свое поместье под Ульмом, и в то время, когда противник завязал бои на пляжах Северной Франции, он сидел у камина в кругу семьи. На фронте Роммель появился только к вечеру первого дня вторжения. Все это время немецкие войска оставались без руководства. Дежурный адъютант Гитлера не осмелился разбудить фюрера, чтобы сообщить ему тревожную весть о вторжении противника на побережье Северной Франции.
Положение осложнилось еще и тем, что многие старшие офицеры седьмой германской армии, охранявшей побережье, были отозваны в тыловой город Ренн (конечно, если считать французское побережье передним краем)… В Ренне 6 июня назначили штабные учения, на которых должны были разыграть отражение десантов противника на тот случай, если англо-американцы дерзнут вторгнуться на континент.
Были и другие обстоятельства, которые облегчили союзным войскам высадку на побережье Ла-Манша. Именно в эти дни германская метеослужба информировала генеральный штаб о том, что в ближайшее время вторжение просто невозможно по случаю штормовой погоды в проливе.
В канун вторжения, когда британские и американские корабли приближались к берегам Франции, из германских портов не вышло ни одно патрульное судно. Не двинулись из портов и минные заградители.
С немецких аэродромов в Северной Франции не поднялся в воздух ни один самолет-разведчик… Из сорока подводных лодок, находившихся в распоряжении германской береговой обороны, только шесть ушли в море, но направились они в противоположную сторону…
Попробуем восстановить ход событий.
В конце января сорок четвертого года фельдмаршал Роммель получил назначение командующего армейской группой «Б», в которую входили две армии — седьмая и пятнадцатая. Двумя другими армиями на западе командовал генерал-полковник фон Бласковиц, но в его подчинении была всего лишь треть вооруженных сил, дислоцировавшихся во Франции. К моменту вторжения во Франции находилось пятьдесят девять германских танковых и пехотных дивизий. Тридцать восемь из них входили в армейскую группу фельдмаршала Роммеля. Он руководил обороной побережья от Голландии до устья Луары. На долю Бласковица приходилось двадцать одна дивизия и охрана второстепенного — западного побережья Франции. Но все эти дивизии в своем большинстве были неполноценны — их потрепали на Восточном фронте. Общее руководство всеми четырьмя армиями Гитлер возложил на старого прусского фельдмаршала фон Рунштедта. Властный и независимый, беспощадный и невозмутимый, он пользовался большим авторитетом в военных кругах Германии. Даже Гитлер вынужден был с ним считаться. Казалось, что сама судьба покровительствует семидесятилетнему фельдмаршалу: победа в Польше, разгром союзных войск под Дюнкерком, захват Киева в первые месяцы войны с Россией!.. Продвижение войск Рунштедта до самого Ростова позволило льстецам называть фельдмаршала «современным Гинденбургом». Первое свое поражение Рунштедт потерпел под Ростовом и вынужден был уйти в отставку. Вскоре он получил новое назначение — стал командовать войсками на западе. Ставка Рунштедта находилась в Сен-Жерменском предместье Парижа.
