69. СХВАТКА
Двое стояли перед темным входом. Белели наклонившиеся скалы, смыкаясь поверх черного рта. Рот-пещера дышал ветром, толкал в лицо теплой лапой и слышался изнутри его нудный однообразный вой. Время тикало в витькином сердце, но войти, не помедлив, не мог. Ноа тихо стояла рядом, касаясь локтя.
Он хотел спросить. Что-нибудь. Чтоб стало легче. Но все вопросы получали мысленные ответы или знание о своей сейчас ненужности. Посмотрел на спутницу сбоку. Четкий профиль на фоне белесого камня, сверкающий глаз. Остальное потеряно в темноте. Вздохнул и пошел в лабиринт, держа в памяти крик из сна о пещере.
— Не сейчас, — сказала она за спиной.
Он собрался немножко обрадоваться, но добавила:
— Будет, потом.
И память пришлось отогнать, зажать в кулаке воли. Потом, так потом.
Шел, трогая неровную, почти не видимую стену. Присутствие Ноа за спиной успокаивало. Слышать бы ее шаги, но ветер уносил звуки, притаскивая на их место вой, нудит и нудит, скорее бы уже выйти на воздух и все закончить.
Сверху скалы то сходились, то размыкались, и тогда, если вовремя подымал голову, видел несколько звезд. Постепенно глаза привыкли, шел уже быстрее, чуть касаясь стены. И задохся от неожиданности, когда жесткая рука вдруг перехватила запястье и дернула на себя. Провалился в боковой проход, обдирая на плече рубашку.
— Не ссы, братуха, на то и я, чтоб ты не дрейфил.
В темноте сверкнули узкие глаза. Витька оглянулся назад, выдирая руку из цепкой лапы.
— Что, бабу свою звать будешь? Не надо, не придет, — Карпатый дышал вольно, хорошим табачком и коньячным духом, — не понял еще? Подставит тебя не за собачий чих, ты ей — мяса кусок. Не человек она.
— Слушай, время идет. Мне надо…
— Погодь, сказал.
Крутанувшись, собеседник отрезал ему выход в главный коридор и толкнул в черную щель.
— Тут проскочим, сбоку. У меня все просчитано. Пока ты там турусы разводил, я все высмотрел. Короче, телка бухая дернула первая. За ней твой босс-качок рванул. Иди-иди, не споткнешься.
Он тяжело дышал, толкая Витьку все дальше.
— Вы двое, как меня грохнули, лана, не дергайся, я уже пообтерся, привык… Вы с нечистью такой связались, что просто держись. Ну ладно, телка твоя нарисованная, тебе от нее не деться, разве что кожу снять. Но ты? Тебя ваще занесло, ты хоть понял, куда? Тихо там, потолок низкий!
Витька машинально пригнул голову под белеющий камень.
— Босс твой, ты ж видел, дым всякий и чуть ли не сера. Ты в бога-то веришь?
— Не твое дело.
— Да и хрен. Главное, я, пока вы соплями умывались, сам себе понял вещь. Тут — сила. Он видишь, целый район подмял. Уважаю. Но нечисть — не люблю.
Впереди по темноте засветили точками низкие звезды. Витька почти побежал. Карпатый ухватил его за рубашку:
— Стой!
Дернул к себе и сунул под нос запястье со светящимися зеленью циферками:
— Стрелки видишь? Еще пяток минут есть, пока они там воют. Покурим?
— Что ты хочешь от меня? — спросил Витька с отчаянием, чувствуя, как ходит по горлу стрелка, тик тик тикк, укалывая острым кончиком.
— Да блядь, тормози! Сказал — успеем.
Щелкнула в темноте зажигалка, метнулся в сторону выхода слабый огонек. Карпатый затянулся, освещая ухмылку и приплюснутые ноздри, нависшие тенью над узкими глазами брови, потный лоб. С удовольствием выпустил дым и ткнул Витьке сигарету:
— На. Нервы успокой. Порядки лучше плавно наводить, с расстановочкой. Пять минут и двинем.
Витька бросил под ноги горящую сигарету. Карпатый хмыкнул, прислонился к нависающей стене, сутуля плечи, чтоб удобнее стоять. Засветил огонек второй раз.
— Значит так… — кончик сигареты разгорался и тускнел, — знаю я, что ты собрался делать. Сейчас за телкой идешь. Она тебе — никто. Жалеешь. Добрый. Ну да хрен с тобой. Но еще вопрос — получится ли? Ты ведь, Витяй, слабак. Помнишь, бабу свою спасти не смог, помнишь?
— Заткнись…
— Это почему? — Карпатый удивился весело, — я ведь теперь вроде как ты. Значит и ты ее, того, вместе со мной, — он загоготал и со стенки сорвалась летучая мышь, замельтешила легкими крыльями. Отмахнул ее рукой, метя сигаретой по крылу. И, оборвав смех, продолжил:
— Чмо это местное — сила. Потому не выйдет у тебя, Витек, без Карпатого не выйдет. А со мной — ништяк. И кобру твою подключим. Понял? Ты главное, не мешайся. У нас с ней контакт налажен хорошо, еще с того мочилова, во дворе у тебя. Ты главное, кивни. И делай, что скажем. Минута в минуту уложимся. Будет нам Витек, малиновый раёк. «Эдем», то есть. И клубничка со сливочками.
Под ногами на камнях догорала сигарета. Витька наступил на огонек. Спросил:
— А что хочешь? За это?
— Я? Чудак ты, паря. Я при чем? Себя спроси, чего хочешь? Был ты мальчиком на побегушках, Сеницкий тебе нос натянул на жопу, а потом его братки кашу из тебя делали. И, если бы не я, а? А?
— Я другое спросил.
— Да не дурак я! Две минуты у тебя. Ты заглянь, поглубже. Если заместо дымного урода, который бля рыбу жрет с кишками, — мы с тобой? Все готовенько, бери да трудись. Ты добро будешь разводить, школы, детки, искусство, то да се.
— А ты?
Белое лицо Карпатого дернулось и, приближаясь по-змеиному к самым глазам, пахнуло едой и перегаром:
— А ещще глубже глянь… Туда, где телки на привязи скачут… Где сладенько тебе…
Щелк. Щелк-щелк-щелк — медным звоном, дребезжа рваным краем, резануло воспоминание, как снимал и что чувствовал… Прижал камеру локтем и стало больно, будто тюкнула твердым клювом кожу.
— Чего для урода стараться? Слышал я, что он тебе болтал, славы ему захотелось, ага. Под свой мозоль чмошный греб все. И тебя сгреб. А ты и раскис, ходил там, зыркал в свою дырку. А всего-то надо — для себя постараться. Пока случай. И будь потом хорошим, кто мешает?
Отступил от стены, выпрямляясь, глянул на часы. Сказал:
— А промеж собой — договоримся. Люди ведь, Витяй. Не твари какие. По-человечески. Ну? Пора! Время!
Тик, тик, тикк, колола горло стрелка, таща на острие секунды — одну, вторую, третью.
— Дай пройти.
— Так я не понял…
— Нет.
Витька протиснулся мимо твердой фигуры и шагнул к звездам. Ветер обдувал горячее лицо, а в спину кидались слова, дергали тонкую рубаху:
— Придурок. Да все вы придурки, с добротой своей. Ну, кто? Бляденыш мелкий, недоносок патлатый и ведьма старая? Собрались силу победить? Иди-иди, убогенький, но помни, когда юшкой тебя умоют и фарша по скалам не соберешь, Карпатый один тебе предлагал, по-человечески!
Слова клубились, твердели и снова становились мягкими, застревали в дырах среди камней и оставались там, затихая. А Витька, выскочив из лабиринта, уже встал, оглушенный светами, и смотрел во все глаза. Камера больно давила под рукой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
