Дмитрий, посмотрев на своего друга, негромко сказал:
‑ Витек, с тобой или без тебя, а я за это дело берусь. Не знаю почему, но я отчего‑то верю Михалычу.
‑ Димон, так разве я против? Я в этом институте был как то пару раз, там мужики с мозгами, они такие корки мочат, что только держись! Если они и правда могут за три года камень слепить, то тогда и айбиэм и моторолла будут в жопе. Мы ведь только в железе отстали, а программы мы пишем будь здоров, старику Воротову такие даже и не снились. ‑ Повернувшись к застрельщику этого начинания, Виктор сказал ‑ Михалыч, тут только одно но, такие компьютеры никогда не окупаются. Если их продавать по рыночной стоимости, то только американцы, ну, еще может быть немцы смогут купить три, максимум пять штук, наши такую цену не потянут. Ведь каждый такой компьютер будет стоить миллионов сорок, а то и все сто. Так что бабки мы не скоро отобьем.
‑ Витюша, хрен с ними с бабками. Это моя проблема и я сделаю так, что вам его и возвращать не придется, кину какой‑нибудь американский банк и дело с концом. В мире вообще нет более благородного занятия, чем кидать американцев на бабки. Вы лучше хорошенько подумайте о бизнес‑плане вашей фирмы. Вспомните, чему я вас учил все эти годы.
Подробно обговорив со своими партнерами план создания нового, научно‑производственного предприятия, которое должно было на самом деле заниматься разработками новой техники, в половине восьмого вечера Михалыч покинул кабинет своего бывшего босса и его партнера, с которыми он проработал почти полных четыре года. Настроение у него было отличное и стало еще лучше, когда он увидел в ассортиментном кабинете, служившим Виктору предбанником, своих спутников, которые над чем‑то весело смеялись. В ответ на его внимательный взгляд, Серега тут же рассказал ему, над чем они хохотали, обратившись к Михалычу так, как ему того совершенно не хотелось:
‑ Мессир, твои друзья действительно великие маги! Не знаю, что они там втолковывали этим синякам, но они не только ушли из офиса чуть ли не строевым шагом, но и стали розовые, что твои поросята с хоздвора. Все их татуировки просто исчезли сами собой. До чего же занятная это штука, магия! Никогда бы не подумал, что таких оторв можно пронять хоть чем‑либо, кроме хорошего дрына! Ан нет, эти бандюки прямо‑таки преобразились и ушли отсюда совсем другими ребятами, даже спасибо нам сказали и велели непременно тебе кланяться.
Немного огорчившись тому, что майор так быстро воспринял какие‑то совершенно средневековые формы обращения, Михалыч с улыбкой кивнул головой и направился к выходу. В голове у него крутилась мысль, что от него, видимо, уже никогда не отклеится это словечко, как и то, что его друг, Олежка, также будет дергаться всякий раз, когда его будут обзывать повелителем. Подспудно он опасался, что такое исключительное подчеркивание их роли сможет нанести вред уже тем, что по прошествии времени они оба действительно начнут ощущать себя повелителями и, не дай Бог, начнут выяснять, кто из них двоих круче и главнее.
Все вместе они вышли во двор, занесенный снегом. Неподалеку от входа в офис раздавались звонкие детские голоса. Несколько ребятишек слепили большую снежную бабу и теперь трудились над завершением её внешнего вида, но она у них почему‑то была больше похожа на Майкла Джексона, чем на нормальную, русскую снежную бабу. Все у ребят получилось прекрасно, вот только гитара, слепленная из снега, никак не хотела держаться в руках кумира молодежи.
Быстро перемахнув через снежные баррикады, воздвигнутые дворником, Михалыч, не обращая внимания на глубокий снег, подошел к пацанам и помог им завершить творение. Действуя то просто руками, то небольшой детской лопаткой, позаимствованной у одного из мальцов, а то и магией, он быстро придал снежной бабе не только более точное сходство с певцом, но и слегка заморозил и упрочнил снег. Вышло неплохо и, главное гитара, теперь держалась намного крепче. Улыбаясь он направился к своему джипу.
Конрад уже провел с Наной политико‑воспитательную беседу и тот стоял перед огромным, черным вороном с золотым клювом на коленях. В салоне машины было тепло, но бандит весь дрожал и стучал зубами, словно находился на льдине посреди бушующего океана. С него давно слетели спесь и нахальство и он уже проклинал все на свете и прежде всего то, что вообще занялся таким промыслом. Черный ворон успел не только рассказать ему про свои перья, острые как ножи, но и показать какова сила его клюва, для чего он перекусил им несколько железных деталей.
Когда Михалыч открыл заднюю дверь, бандит, измученный ожиданием ужасной смерти, не выдержал и уткнулся лбом в пол у лап ворона. Конрад, каркнул у него над ухом и, ловко ухватив его клювом за воротник серого пиджака, заставил выпрямиться, после чего молча уставился на своего шефа. Тот пристальным, холодным и презрительным взглядом посмотрел на трясущегося от страха бандита и спросил у ворона:
‑ Что скажешь, Конрад? Как ты посоветуешь мне поступить с этим мерзавцем?
Переступая с лапы на лапу, ворон несколько раз щелкнул клювом, как кастаньетами и неуверенным голосом ответил:
‑ Мессир, мне кажется, что как раз в этом случае я тебе не советчик. Это тебе дано проникнуть в сознание этого человека и понять его душу, а стало быть только ты волен принимать решение и выносить свой приговор. Если ты прикажешь мне убить этого гнусного негодяя, то я сделаю это без малейшего раздумья и какого‑либо сожаления, быстро и решительно.
Видимо, Конрад уже успел предупредить бандита о том, чтобы тот не смел раскрывать рта до тех пор, пока ему не разрешат говорить. Михалыч, который четко улавливал все мысли Николая Нанишвили, не имел никакого желания разговаривать с ним. Ему и так было все ясно. Однако, он не почувствовал никакого омерзения, касаясь души этого человека, ведь во всем, что не касалось манер, норм человеческих взаимоотношений и способов добывания денег, это был вполне обычный и даже довольно добродушный и веселый человек. Поэтому он сказал, с грустью обращаясь к ворону:
‑ Конрад, пока что я не вижу оснований, чтобы отдавать тебе такой приказ. Этот человек хотя и вел неправедный образ жизни, все же еще не стал убийцей и душа его далеко не так отвратительна и мерзка, как об этом можно подумать. В нем в равной степени есть добро и зло. Если он сойдет с преступного пути, а он вполне искренне считает себя благородным разбойником, чего, как ты сам понимаешь, не бывает, то сможет явить людям те свои стороны, которые возвысят его душу. Так что мы отпустим его, мой друг и посмотрим на него, скажем, через год и если он не изменится, то тогда я приму решение. ‑ Повернувшись к бандиту, Михалыч добавил примирительным тоном ‑ Николай, сегодня ты должен сам решить, как тебе жить дальше. То, чем ты занимался раньше, лишь множило зло и укрепляло его позиции в этом мире. На тебя с завистью смотрели сотни молодых людей, твой пример воодушевлял их и они также мечтали жить за чужой счет и в итоге становились бандитами. Вот и попытайся теперь исправить все то, что ты натворил и запомни, я приду к тебе через год и потребую отчета, а теперь уезжай отсюда и хорошенько подумай, что тебе дороже, честное имя или дурная слава.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
