Во время первого посещения планеты он не слишком много внимания уделял коренным обитателям. Тогда он был рядовым капитаном, и все его помыслы были обращены только на выполнение приказов и достижение поставленных целей, ему было не до антропологических изысканий. Да и сейчас, при том сумбуре, который царил в его мыслях, он совершенно случайно обратил внимание на наружность давинитов. Просто их было много.
Лишь в окружении сотен коренных жителей планеты их генетическое отличие сильно бросалось в глаза, и Локен вдруг удивился, как они умудрились избежать истребления еще шесть десятков лет назад, ведь первыми вошли с ними в контакт Несущие Слово, а этот Легион не отличался терпимостью к отклонениям от нормы.
Локен вспомнил яростный спор Абаддона с Воителем по поводу интерексов. Первый капитан тогда настойчиво советовал вступить с ними в войну только из-за их снисходительности к ксеносам. Даже не принимая во внимание никаких других причин, один только внешний вид давинитов давал достаточно поводов к войне, но этого почему-то не случилось.
Местные жители определенно вели свое происхождение от человеческой расы, но отличие этой ветви от людей было не менее заметным, чем отличие Астартес. Плоские лица, темные глаза, в которых не видно зрачков, и чрезмерное, почти как у обезьян, количество волос на головах и руках больше напоминали Локену искусственно выведенных мутантов, которых использовали в некоторых подразделениях имперской армии. То были примитивные существа, у которых хватало мозгов только на то, чтобы махать мечом или стрелять из простейшей винтовки, и не более. Такая практика не слишком нравилась Локену, и хотя обитатели Давина, безусловно, обладали более развитым интеллектом, чем мутанты, их наружность ничуть не развеяла его тревог.
Впрочем, Гарвель очень скоро выбросил из головы давинитов, поскольку уже подошел к массивной лестнице, высеченной в скале и украшенной изображениями клубящихся змей и горящими жаровнями. Два узких канала, по которым вниз сбегала вода, разделяли ступени на два боковых прохода и один центральный.
Процессия, несущая Воителя, уже достигла второго марша лестницы, и Локен помчался к ним, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Раздался оглушительный скрежет камней, мгновенно вызвавший в воображении картину закрывающейся монолитной двери.
— Быстрей! — крикнул Гарвель.
На самом верху лестницы дрожащие огоньки углей в жаровнях отбрасывали красноватый свет на статуи и отражались в металлической чешуе и их кварцевых глазах. Последние лучи заходящего солнца упали на змей, обвившихся вокруг колонн, и на мгновение почудилось, что они ожили и спускаются к ступеням. Зрелище было не из приятных, и Локен, открыв канал вокс-связи, закричал:
— Абаддон, Аксиманд? Вы слышите меня? Отзовитесь!
Ответом был треск статики, и Локен ускорил шаг.
Наконец он добрался до конца первого марша, и на открывшейся взгляду залитой лунным светом эспланаде увидел еще больше змей, украшавших каждую колонну. Между колоннами шел сужающийся проход, ведущий к гигантским воротам дворца. Широкие створки кованой бронзы были распахнуты, и при виде этого грозного портала, за которым царила непроглядная тьма, таящая в себе неведомое, у Локена по коже пробежали мурашки.
Врата начали закрываться. Перед ними стояли воины Астартес. Но Воителя с ними уже не было.
— Быстрее! Боевой марш! — заорал Локен и понесся вперед гигантскими прыжками, к которым Астартес прибегали, когда не было никакого транспорта.
С такой скоростью они могли передвигаться на значительные расстояния и после этого были способны сражаться в полную силу. На бегу Локен молча молился, чтобы после этого марш-броска им не пришлось вступать в бой.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что спирали и линии ворот — бессмысленный на первый взгляд узор — образуют искусно переданные сцены. Гибкие тела змей тянулись от одного листка к другому, свивались в кольца, заглатывая свои хвосты, переплетались между собой в брачных играх.
Полная картина открылась лишь в тот момент, когда створки окончательно сошлись, оглушительно лязгнув. В отличие от Хоруса, Локен не был знатоком искусства, но величественная картина, сложившаяся из многочисленных образов на сошедшихся створках, поразила даже его. Центр композиции образовывало огромное дерево с раскидистыми ветвями, на которых висели самые разнообразные плоды. Три толстых корня занимали нижнюю часть ворот и словно тянулись к широкому бассейну, вода из которого, протекая через эспланаду, спускалась по главной лестнице.
Ствол дерева обвивали две змеи, и их головы покоились на вершине. Локен удивился, насколько это изображение похоже на татуировки, имевшиеся на плечах всех апотекариев Легиона.
У края бассейна, перед закрывшимися вратами стояли семеро Астартес. Все они были в доспехах Сынов Хоруса, и все хорошо известны Локену: Абаддон, Аксиманд, Таргост, Седирэ, Экаддон, Кибре и Малогарст.
Все воины были без шлемов, и, едва они обернулись, на каждом из лиц он увидел одно и то же выражение — беспомощного отчаяния. Не раз и не два Локен проходил через ад с каждым из этих воинов, и подобное состояние его братьев мгновенно рассеяло ярость Локена, оставив вместо него пустоту и скорбь.
Замедлив шаги, он подошел вплотную к Аксиманду.
— Что вы наделали? — спросил он. — Братья, что же вы наделали?
— Мы сделали то, что было необходимо, — ответил Абаддон вместо промолчавшего Аксиманда.
Локен проигнорировал Первого капитана.
— Маленький Хорус? Расскажи, что произошло.
— Как сказал Эзекиль, мы сделали то, что надо было сделать, — сказал Аксиманд. — Воитель умирал, а Ваддон ничем не мог ему помочь. И вот мы доставили его в Дельфос.
— Дельфос? — переспросил Локен.
— Так называется это место, — пояснил Аксиманд. — Храм ложи Змеи.
— Храм?! — воскликнул Торгаддон. — Хорус, вы принесли Воителя в церковь? Вы сошли с ума? Командир никогда не согласился бы на это.
— Может, и не согласился бы, — вмешался Сергар Таргост, выйдя вперед и встав рядом с Абаддоном, — но он уже не мог даже говорить. Последние несколько часов он проговорил с этой писакой, а потом потерял сознание. Нам пришлось поместить его в стазис-поле, чтобы доставить сюда живым.
— Тарик прав? — спросил Локен. — Это действительно храм?
— Храм, церковь, Дельфос, дом исцеления, называй, как хочешь, — пожав плечами, ответил Таргост. — Воитель лежит на смертном одре, и ни приверженность религии, ни ее отрицание сейчас не имеют значения. У нас осталась одна-единственная надежда, так неужели мы должны были от нее отказаться? Если ничего не предпринять, Воитель умрет. В этом месте у него еще есть шанс выжить.
— И какую цену вы платите за его жизнь? — резко спросил Локен. — Вы сами принесли его в дом лживых богов. Император говорит, что цивилизация может достигнуть расцвета только тогда, когда последний камень последнего храма падет на голову последнего жреца, а вы принесли сюда Воителя! Это противоречит всему, за что мы сражались на протяжении двух столетий. Как же вы сами этого не понимаете?
— Если бы Император был здесь, он поступил бы так же, — сказал Таргост, и от этой ереси гнев снова овладел Локеном.
Он угрожающе шагнул навстречу Таргосту.
— Ты считаешь, что можешь предугадывать волю Императора, Сергар? Неужели главенство в тайной ложе дает тебе такие возможности?
— Нет, конечно, — презрительно усмехнулся Таргост. — Но я точно знаю, что он бы не хотел смерти своего сына.
— И поэтому доверил бы его этим… дикарям?
— Именно от лож таких дикарей берет начало наш тайный орден, — заметил Таргост.
— И это еще одна причина им не доверять, — бросил Локен, а затем повернулся к Випусу и Торгаддону. — Пошли. Мы заберем Воителя отсюда.
— Это невозможно, — заговорил Малогарст и, хромая, подошел к Абаддону.
У Локена создалось впечатление, что его братья образуют барьер между ним и вратами.
— Что это значит?
— Врата Дельфоса обладают одной особенностью: если они закрылись, отворить их можно только изнутри. Человека, нуждающегося в излечении, приносят сюда и оставляют на попечение вечных духов мертвых вещей. Если они решат, что он должен жить, он сможет самостоятельно открыть врата, если нет, створки разойдутся через девять дней, его останки предадут сожжению, а затем развеют над этим бассейном.
— И вы оставили Воителя внутри? Да с таким же успехом вы могли оставить его и на «Духе мщения». А что такое «вечные духи мертвых вещей»? Что это может означать? Это какое-то безумие, неужели вы сами этого не понимаете?
— Стоять в стороне и смотреть, как он умирает, — вот что было безумием, — сказал Малогарст. — Ты осуждаешь нас за то, что мы любим его. Пойми это.
