Канон Вологодской рукописи отличает заметная краткость, стройность и системность построения. Неизвестный редактор, следуя, видимо, принципу повествовательной сдержанности, а также закону художественной экономии и логической организации, сократил все девять песен покаянного гимна до взаимного равенства; в каждой, помимо ирмоса и Троична с Богородичным, осталось лишь по восемь тропарей «рыдания» [11].
Посмотрим, какие тропари из творения преподобного Андрея сохранил неизвестный редактор: это, без сомнения, поможет выстроить и изобразительный ряд, ведь тропари сокращённой редакции наиболее репрезентативны. Библейские песни и тропари приводятся здесь в редакции печатной Триоди.
В 1‑й песни за ирмосом «Помощник и Покровитель» следует стих: Поим Господеви[750], а за ним – хорошо известный первый тропарь Канона: С чего начну я оплакивать. Далее стихи из Библейских песен предваряют тропари Канона, из которых, кроме 1‑го, в первую песнь вошли 2‑й (Приди, несчастная душа), 3‑й (Подражая в преступлении первозданному Адаму, я сознаю себя лишённым Бога), 6‑й (Достойно был изгнан из Едема), 20‑й (С юности, Христе, я пренебрегал Твоими заповедями), 13‑й (Поверженного пред вратами Твоими, Спаситель), 21‑й (Расточив богатство моё в распутстве, Спаситель) и 15‑й (Священник, заметив меня, прошёл мимо, и левит). Стихи первой песни Священного Писания, вошедшие в сокращённую редакцию Канона, суть следующие: Помощник и Покровитель; Господь муж брани; Избранные военачальники; Тогда смутились князья; Да нападёт на них страх и ужас; доколе проходит народ Твой, Господи; Введи его и насади его на горе достояния Твоего (Исх. 15:2–4, 15–17). Как видим, стихи идут не подряд, но практически соответствуют тропарям полного текста Канона, т. е. сокращённая редакция делалась на основе бытовавшего в то время текста Великого канона с библейскими песнями.
Практически все библейские воспоминания, послужившие преподобному Андрею для составления указанных тропарей, являются одновременно и излюбленными иконографическими сюжетами. Образ утратившего рай Адама известен уже в IV в. (рельефное изображение на саркофаге Юния Басса, Ватиканский музей). Грехопадение прародителей и изгнание из рая можно видеть и в храмовой росписи, и на иконах (например, Троицы Ветхозаветной «с бытием»), и конечно, в книжной миниатюре. Конечно, не остался без внимания иконописцев и переход через Чермное море.
Из изобразительных парафраз к тропарям второй песни Канона вновь вспомним прародителей, взамен боготканных одежд получивших раздранные ризы, которые змей соткал коварством (ВК 2:8, 9). И ещё один сюжет: Буря зла окружает меня, Милосердный Господи, но, как Петру, и мне Ты простри руку (ВК 2:4).
Из воспоминаний третьей песни Великого канона отметим наказание Содома, бегство праведного Лота и его остолбеневшую жену (ВК 3:1, 2, 22, 21); праведного Ноя и потопление блудствовавших в потопе (ВК 3:9); Авраамово гостеприимство и жертвоприношение Исаака (ВК 3:14–16) и, конечно, Иаковлю лествицу (ВК 3:19). Страсти сжигают души людей, как геенский огонь содомлян, делают их неподвижными на добро, наподобие соляного столпа, в который некогда превратилась жена Лота. Душе, кающейся пред Богом, полезно вспомнить свои грехи, руководствуясь библейскими историческими повествованиями, изображающими в лицах добродетели и пороки [3]; Церковь старалась обратить своих чад к этим священным воспоминаниям и изобразительными средствами.
«Лестница, которую в древности видел великий из патриархов» вновь вспоминает преподобный Андрей в четвёртой песне, она даёт символический образ личного человеческого восхождения по лестнице добродетелей. Другой излюбленный герой – праведный Иов. Древнейшее его изображение – на упомянутом выше саркофаге IV в. Великое терпение и смирение праведника, «считавшего своим чертогом гноище, а струпья ран – драгоценными камнями» (ВК 4:14) вызывало особое сочувствие; на Руси праведного Иова любили изображать уже в домонгольский период. Сохранилась фреска «Иов на гноище» в новгородском Николо-Дворищенском соборе XII века. Древнейшая из сохранившихся миниатюр – в Псалтири Х в. из Ватиканской библиотеки.
Другая важнейшая тема четвёртой песни взята уже из слов и образов Новой Благодати – это Пречистое Тело и Кровь Господа Иисуса Христа. «Ты, Слово, распинаемый, предложил за всех Твоё Тело и Кровь: Тело – чтобы воссоздать меня, Кровь – чтобы омыть; и Дух Ты придал мне, чтобы привести к Твоему Родителю» (ВК 4:18); «Да будет мне и купелью, и питием кровь из рёбер Твоих… Чашу Церковь приобрела: рёбра Твои живоносные…» (ВК 4:20, 22).
Из священных воспоминаний пятой песни Великого канона, наиболее часто встречающихся в иконографических сюжетах, назовём Иосифа праведного и целомудренного, – о нём преподобный Андрей говорит в 3–6 тропарях, и, конечно, пророка Моисея. В воспоминаниях о Боговидце для святого Андрея поучительна каждая деталь: ковчежец, волнами речными носимый, становится словно бы ковчегом, помогающим избежать гибели от горького совета фараонитска, убийство египтянина и уход в пустыню – повод для размышлений о преодолении пустыни страстей посредством покаяния; в Моисеевом жезле, рассекающем море, видит преподобный Андрей прообраз Креста Христова, которым христианская душа творит дела чудные [25].
К исходу из Египта, странствиям народа Божия в пустыне, чудесам пророка Моисея вновь и вновь обращается Критский пастырь: Я воспроизвёл пред тобою, душа, сказание Моисея о бытии мира и затем всё заветное писание… (ВК 9:2). Известны удивительной красоты миниатюры, словно иллюстрирующие это «бытие мира» Моисея, изложенное преподобным Андреем: это и море Чермное, вздымающееся волнами прегрешений, и народ, предпочитающий страстей объедение Божественной манне Христова учения, и затхлые колодцы хананейских помыслов, к которым стремится душа больше, нежели к чистым родникам, источающим токи богословия; это, наконец, и ударяющий в камень жезл Моисея, образно прообразующий животворные рёбра Христовы. И хотя находятся эти миниатюры не в рукописях Великого канона, но, несомненно, отражают восприятие древнерусским художником Ветхого Завета как своего рода «учебника покаяния».
«Все примеры из Ветхого Завета привёл я тебе, душа: подражай же боголюбивым деяниям праведников, а грехов людей порочных – избегай» (ВК 8:12). Во все времена, говорит преподобный Андрей, страстные помыслы порождали любострастную жизнь. В духовном смысле всякий смертный грех человека повторяет человекоубийство Каиново и Ламехово: убивает советь и дух человека, разобщая их с благодатью Духа Святого; поэтому грешник не может приносить приятных Богу жертв непорочной жизни по примеру праведников Авеля, Сифа, Еноса, Еноха и Ноя (ВК 1:3–6; 2:3–5).
Преподобный Андрей на протяжении всего Канона обращается к мыслям новозаветным в контексте основного ветхозаветного повествования. Примеры Древнего и Нового двоих вкупе Заветов (ВК 4:19) использует Критский пастырь для последовательного выстраивания своего богословия – об оставлении прегрешений и приобретении духовного разума [8]. Но с каждой новой песней всё громче и выразительнее звучат слова Новой Благодати, но пред кающейся душой, как звёзды ночью, продолжают сиять светлые лики ветхозаветных праведников, – продолжают сиять своими добродетелями: благочестием, молитвенностью, послушанием Богу, совершённым покаянием и мужественным самоотвержением [3].
Кто из них особенно дорог Критскому пастырю? – Да все дороги, и да не смущает нас то, насколько часто упоминает преподобный Андрей того или иного ветхозаветного праведника; здесь он руководствуется убедительностью примера. Пророк Исаия, от нощи утреннюющий в желании путеводствоваться повелениями Спасителя и творить волю Его, в Великом каноне стоит как бы в тени – но разве не находим мы в творении преподобного Андрея созвучия тем стихам пророка, которые по богослужебному уставу предваряли тропари Канона: Душою моей я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей с раннего утра: ибо когда суды Твои [совершаются] на земле, тогда живущие в мире научаются правде… Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе: ибо роса Твоя – роса растений, и земля извергнет мертвецов. (Ис. 26:9–19). Преподобный Андрей постоянно использует (а иногда почти дословно цитирует) богодухновенные слова Исайи, имеющие, по выражению святителя Кирилла Александрийского, «ясность евангельской проповеди». У святого Андрея: Силоамом да будут мне слёзы мои, Владыко Господи, чтобы и мне омыть очи сердца и умственно созерцать Тебя, Предвечный Свет (ВК 5:21). У пророка Исайи: Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет (Ис. 9:2); Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас, и вы будете утешены в Иерусалиме. И увидите это, и возрадуется сердце ваше… (Ис. 66:13–14). «Умное видение», умственное созерцание Предвечного Света у преподобного Андрея неразрывно связано с покаянием: Загрязнил я, несчастный, свой ум, но омой меня, Владыко, в купели слёз моих молю Тебя, и убели, как снег, одежду плоти моей (ВК 5:14), Припадаю к Тебе и приношу Тебе со слезами слова мои… умилосердись, Владыка, над созданием Своим и восстанови меня (ВК 7:17), «Смилуйся, Спаситель, и возврати мне, как поёт Давид, веселие!» (ВК 7:18).
