— Если ты пожелаешь, я могу вылечить тебя, — предложил Стайл, — у меня есть заклятье, снимающее ожоги и исцеляющее кожу.
— Мои желания в счет не идут. Я обязан до конца дней пожинать плоды своей глупости, как, впрочем, и все мы.
К Пирефоджу подошел эльф с темным футляром в руках. Церемонным жестом он протянул футляр Стайлу.
— Ты возьмешь Флейту всего лишь на час, — сказал Пирефодж. — Убеди себя и нас, что имеешь к ней отношение. Истина важнее любого желания каждого из нас, и она должна быть очевидна.
Стайл принял драгоценный футляр, открыл. Внутри на дорогом бархате лежали несколько блестящих металлических трубок. Да, они были сделаны из благороднейшего, драгоценнейшего металла — платины, это были составные части Флейты, магического талисмана.
Стайл вытащил из футляра трубки, собрал их, рассматривая и отдавая должное виртуозной работе мастеров. Это была царица флейт, без сомнения!
Пока Стайл занимался делом, старейшина и его Маленький Народец с благоговением взирали на Флейту, не в силах скрыть на лицах гордость за этот великолепный инструмент.
— В нашей платине есть редчайшие вкрапления — золото и иридий. Это придает ей еще большую прочность и красоту. Мы изготовляем много разных инструментов и оружия, разную домашнюю утварь, но очень немногие из этих предметов делаются с помощью волшебства. В платине, из которой сделана Флейта, есть примесь фазонита.
— Примесь фазонита? — с любопытством переспросил Стайл. — Я не знаком с таким металлом.
— Это не совсем металл, это минерал. Тебе он известен под названием протонит.
— Протонит! — воскликнул Стайл. — Энергетический минерал! А я думал, что он существует только на Протоне!
— Он существует и здесь, но в другом аспекте, как и все вещи на свете. Разве тебе неизвестно, что фазонит — фундаментальное хранилище магии на нашей планете. На Протоне он всего лишь источник физической энергии, здесь же — источник магической силы. Всякое магическое действо подпитывается энергией, исходящей от фазонита, но запасы его на нашей планете так велики, а настоящих Адептов так мало, что источники эти иссякнут не скоро. Они будут существовать бесконечно долго.
— Но на Протоне его добывают в колоссальных количествах и экспортируют с ужасающей скоростью!
— Они там все безумны. За декаду они бездумно расходуют столько энергии, сколько хватило бы на годы и годы.
Значит, у Фазы есть шанс просуществовать значительно дольше Протона, понял Стайл. Стало быть, Фаза более подходящее место для жизни, чем Протон. Почему же тогда Пирефодж толковал о грядущей кончине Фазы и намекал на его, Стайла, предопределение в этом событии? Он чувствует что-то неладное, этот мудрый чародей-эльф, потому и беспокоится. От этого беспокойства он и пошел на откровенное признание. Что случится, если на Протоне истощатся запасы протонита? Начнут ли граждане пересекать Занавес, чтобы пополнить свои запасы фазонитом? Если так, то грядет страшная беда, потому что Граждане ни перед чем не останавливаются, когда речь идет об удовлетворении их потребностей. Только уничтожение возможности перехода из одного мира в другой сможет предотвратить катастрофу на Фазе, помешает им сожрать Фазу, как они сожрали Протон. Но как можно неосязаемый эфемерный Занавес уничтожить или передвинуть?!
Размышляя так, Стайл собрал из составных частей Платиновую Флейту. Это был самый красивый инструмент, какой Стайл когда-либо видел. Он торжественно-медленно поднес ее к губам.
— Можно? — спросил он Пирефоджа.
— Можно. Покажи все свое искусство, что только в твоих силах. Мы никогда не слышали ее голоса. Мы не умеем играть на ней. Только смертный сможет это сделать, а мы — духи…
Коснувшись мундштука губами, Стайл пробежал пальцами по клавиатуре и сделал пробный звук. Но какую же чистую, певучую, невыразимо нежную ноту издал инструмент! Вырвавшись на волю, мелодия полетела над поляной, и все эльфы замерли, прислушиваясь к таинственным звукам. И даже уши Нейсы встали стрелками, а Голубая Леди, будто волшебный ветерок овевал ее, стала казаться воздушной, неземной, чистой, как бриллиант, и благородной, как драгоценный металл. А Флейта все пела. Исступленно, восторженно. Ни один инструмент не мог бы издавать такой чистоты звуки, как эта волшебная дудочка.
Стайл импровизировал, и Флейта откликалась, как живое продолжение самой его сущности. Казалось, она сотворена из его плоти и крови, и у нее были нервы. Ее невозможно ни сбить с тональности, ни расстроить. Она была само совершенство.
И к Стайлу пришло запоздалое озарение: наверное, то же самое происходит и с живым музыкальным рогом Нейсы, ее брата Клипа. Сама природа живет в них, и неудивительно, что это самые совершенные из всех инструменты.
Маленький Народец не удержался и под звуки волшебной Флейты пустился в пляс. Угрюмость и замкнутость на лицах как рукой сняло, их разогнала музыка. Ноги стали легкими. Плясуны как бы растворились в радости танца, радости движения. Женщины-эльфы были прекрасны в этом феерическом танце. Наряды их сверкали, глаза лучились. Они взлетали вверх и падали вниз, они грациозно выбрасывали ноги, кружились, заворачиваясь в спираль, рисунок танца был точен и совершенен. Мужчины подбрасывали женщин, а женщины подбрасывали мужчин, они нанизывались друг на друга, как на нитку, выстилались в гобелен с возрастающей сложностью и запутанностью рисунка. В атом танце не было толчков или акробатики, просто — синхронизированный рисунок, который соединялся в одно художественно цельное полотно. И над всем этим царило величие звуков, издаваемых Платиновой Флейтой. Даже разрозненные элементы танца, рожденные толпой, соединялись в волшебное единство. И не так много значил здесь музыкальный талант Стайла, как и талант, завещанный инструменту его создателями. И Стайл мог не корить себя, что не выложился в полную силу, не сделал все возможное, на что способен.
Он увидел, что туман, поднявшись, стал постепенно рассеиваться, будто теснимый звуками Флейты. Редкие облака плыли по небу, сталкивались друг с другом и, теряя свои очертания, сливались. Сольный концерт Адепта подошел к концу, и одновременно с замирающим последним музыкальным тактом оборвался и танец эльфов, словно так было запланировано и отрепетировано. Эльфы заняли свои места, но теперь они улыбались. Даже стражники, что встретили Стайла так негостеприимно, расслабились.
— Это самая прекрасная музыка, которую я когда-либо слышал, — сказал Пирефодж. — Она родила нам новый замечательный танец. У тебя редкий талант, но, увы, горы все же не содрогнулись.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
