(4) Пока шла эта беседа, какой-то галл стал угонять вьючный скот, случайно пасшийся за валом, а два римских воина его отбили. Галлы закидали их камнями, тогда римская стража подняла крик, и с обеих сторон кинулись друг на друга. (5) Еще немного, и завязалась бы настоящее сраженье, если бы центурионы не поспешили разнять дерущихся. Разумееется, этот случай укрепил доверие диктатора к словам Туллия, и, поскольку дело уже не терпело отлагательств, было объявлено, что завтра будет дан бой.
(6) Меж тем диктатор, решаясь на битву в надежде более на дух, чем на силы своих бойцов, начинает осматриваться кругом и прикидывать, как бы ему хитростью нагнать страх на врага. Его изощренный ум придумал новую уловку, к которой после не раз прибегали римские и иноземные полководцы вплоть до наших дней37. (7) Он приказывает снять с мулов вьюки и, оставив только двойные попоны, посадить на них погонщиков, облаченных в доспехи, взятые у пленных и у раненых. (8) Собрав так почти тысячу, добавляет к ней сотню всадников и приказывает ночью подняться в горы над лагерем, спрятаться в чаще и не выходить, пока он не подаст знак. (9) Сам же он на рассвете стал развертывать строй у подножья горы нарочно так, чтобы врагам пришлось стоять лицом к горе, (10) где уже все было приготовлено, чтобы напугать врага; это оказалось едва ли не полезнее, чем все настоящие силы. Сперва галльские вожди не ждут, что римляне спустятся в долину; но, увидевши, что те вдруг двинулись вниз, галлы, и сами алчущие сраженья, бросаются в бой, так что битва началась прежде, чем вожди подали знак.
15. (1) На правое крыло галлы ударили покрепче, и не сдобровать римлянам, не окажись тут диктатора, который звал Секста Туллия по имени и бранил его, вопрошая: «За таких ли вояк ты мне поручился? (2) Вы ли вопили дать вам оружие? Вы ли грозили пойти в бой наперекор императору? Вот сам император во весь голос зовет на битву, сам идет с оружьем впереди знамен – пойдет ли за ним хоть один из тех, кто давеча метили в вожди? Храбрые в лагере, да робкие в бою!»38 (3) Правду слышали воины, а потому, преисполнясь стыда, они ринулись навстречу вражеским стрелам, забыв и думать об опасности. Этот бешеный натиск тотчас смешал врагов, а ударившая следом конница обратила смешавшихся в бегство. (4) А диктатор, увидев, что с одной стороны вражеский строй смят, двинул отряды на левое крыло, где заметно сосредоточивался неприятель, а стоявшим на горе подал условный знак. (5) Когда и оттуда тоже грянул крик и стало видно, как по склону римляне устремились в лагерь галлов, то из страха оказаться отрезанными галлы перестали сражаться и беспорядочной гурьбой побежали к лагерю. (6) А когда и там они наткнулись на Марка Валерия, начальника конницы, который, опрокинув правое крыло, как раз достиг неприятельских укреплений, то кинулись в горы и леса; (7) многих там захватили погонщики, переодетые всадниками, а загнанных страхом в чащу беспощадно истребили уже после окончания сраженья.
(8) Со времен Марка Фурия не было над галлами триумфа заслуженней, чем триумф Гая Сульпиция. К тому же довольно много золота, снятого с галльских доспехов, он посвятил на Капитолии, заложивши его тесаным камнем.
(9) В том же году консулы тоже вели войны, но с разным успехом: Гай Плавтий победил и привел к покорности герников, а его товарищ Фабий воевал с тарквинийцами неосторожно и необдуманно. (10) И не так тут были страшны потери в бою, как то, что триста семь пленных римских воинов тарквинийцы принесли в жертву; эта чудовищная казнь еще заметней сделала позор и унижение римского народа. (11) К подобному несчастью прибавилось и опустошенье римских полей, учиненное внезапным набегом привернатов39, а за ними велитрийцев.
(12) В том же году учреждены были две новые трибы – Помптинская и Публилиева40; были отпразднованы игры по обету, данному диктатором Марком Фурием; а народный трибун Гай Петелий при поддержке сената впервые внес на рассмотрение народа закон о домогательстве; (13) этим предложением надеялись прежде всего обуздать домогательства новых людей, которые привыкли обхаживать избирателей на торгах и гульбищах.
16. (1) Не столь отрадным для сенаторов было внесенное в следующем году [357 г.] трибунами Марком Дуилием и Луцием Менением при консулах Гае Марции и Гнее Манлии предложение относительно унциального процента41; простой же народ принял его гораздо охотнее.
(2) Вдобавок к новым войнам, начатым еще в предыдущем году, в число врагов попали также фалиски за такие две провинности: во-первых, их молодежь сражалась в войске тарквинийцев, а, во-вторых, когда после проигранного сражения римские воины скрылись в Фалериях, то они ответили отказом на требование фециалов их выдать. (3) Вести эту войну досталось Гнею Манлию.
Консул Марций привел войско в земли привернатов, за долгие годы мира никем не тронутые, и добычею ублажил воинов. Богатую добычу он приумножил своею щедростью, ибо ничего не отбирал в казну, давая обогащаться самим воинам. (4) Когда привернаты засели в укреплениях перед стенами своего города, Марций, созвав воинов на сходку, говорит: «Ныне даю вам на разграбление неприятельский стан и город, если только вы обещаете в ратном труде быть храбры и непраздны, а не оказаться способней к грабежам, чем к сече». (5) Громкими криками воины требуют дать знак, а потом, выпрямившись во весь рост и горя несокрушимой верой в победу, идут в бой. Тут впереди знамен Секст Туллий, о котором уже была речь, кричит: «Гляди, император, как войско твое держит слово!»– и, отбросив копье, с обнаженным мечом кидается на врага. (6) За Туллием ринулись передовые и при первом же ударе обратили неприятеля в бегство; разбитого врага преследовали до городских укреплений, и, когда к стенам уже придвигали лестницы, город сдался. По случаю победы над привернатами справили триумф.
(7) Другой консул не совершил ничего достойного упоминания, если не считать того, что он, созвав трибутное собрание в лагере под Сутрием – чего не бывало никогда прежде, – провел закон об уплате двадцатины за отпуск на волю42. Поскольку истощенная казна получила тем самым немалый доход, сенат это утвердил. (8) Однако народные трибуны, обеспокоенные не столько законом, сколько нововведением, запретили впредь под страхом смертной казни созывать народ на собрание вне Города43: мол, если это позволить, то воины, присягнувшие консулу, могут проголосовать за что угодно, даже и гибельное для народа.
(9) В том же году Гай Лициний Столон по иску Марка Попилия Лената и на основании своего собственного закона44 был присужден к уплате десяти тысяч ассов, так как вместе с сыном владел тысячей югеров, а отпустив сына из-под своей власти, обманул закон45.
17. (1) Потом вновь избранные консулы – Марк Фабий Амбуст вторично и Марк Попилий Ленат тоже вторично – повели две войны [356 г.]. Одна война с тибуртинцами, которую вел Ленат, была легкой: он запер неприятеля в его городе и опустошил окрестности. (2) Но другого консула в первой же схватке разгромили фалиски и тарквинийцы. (3) Их жрецы, к великому ужасу римлян, держа перед собой змей и горящие факелы, прошествовали, словно фурии46, приведя бойцов в замешательство этим небывалым зрелищем: словно безумные и одержимые, оробелой толпой ввалились они в свой лагерь. (4) Лишь когда консул, легаты и трибуны стали смеяться и бранить их за то, что, как малые дети, они пугаются пустого надувательства, стыд вдруг вернул им мужество и, будто не видя ничего перед собою, они бросились на то, от чего раньше бежали. (5) Разделавшись так с хитрыми уловками неприятеля, они ударили затем на настоящего вооруженного противника, обратили в бегство весь его строй, в тот же день захватили лагерь с богатою добычей и возвратились победителями; а в насмешливых песенках, принятых в войске, издевались и над вражескими хитростями, и над своим испугом.
(6) Тут все этруски берутся за оружие и во главе с тарквинийцами и фалисками доходят до Соляных варниц. Чтобы противостоять этой угрозе, был назначен первый диктатор из народа, Гай Марций Рутул, а начальником конницы он избрал Гая Плавтия, тоже плебея. (7) Сенаторов, конечно, возмутило, что уже и диктатура стала общедоступной, и они изо всех сил старались помешать постановлениям и приготовлениям диктатора для этой войны, но народ тем охотнее утверждал все, что предлагал диктатор. (8) Выйдя из города, диктатор на обоих берегах Тибра, перебрасывая на плотах войска туда, где слышно было о неприятеле, перебил многих грабителей, рыскавших там и сям по округе, (9) и неожиданным ударом завладел лагерем: восемь тысяч врагов было взято в плен, а остальные или перебиты, или изгнаны с римских земель. После этого он без согласия сената, но по велению народа справил триумф47.
(10) Поскольку патриции не хотели, чтобы консульские выборы проводил диктатор или консул из простого народа, а другой консул, Фабий, был занят войной, пришлось пойти на междуцарствие. (11) Интеррексами были друг за другом Квинт Сервилий Агала, Марк Фабий, Гней Манлий, Гай Фабий, Гай Сульпиций, Луций Эмилий, Квинт Сервилий, Марк Фабий Амбуст48. (12) При втором из них возникли раздоры, потому что все шло к избранию двух консулов из патрициев; на несогласие трибунов интеррекс Фабий отвечал, что в двенадцати таблицах есть закон: всякий раз считать правомочной ту волю народа, какую он изъявит последней, а голосование – тоже воля народа. (13) Поскольку несогласие трибунов не дало ничего, кроме затягивания собраний, консулами были избраны двое патрициев – Гай Сульпиций Петик в третий раз и Марк Валерий Публикола, и в тот же день они вступили в должность.
