– Ну смотри, тебе же будет хуже, – уступила Равенна. Но в этот момент император закашлялся, словно давясь воздухом. Его лицо исказилось от боли, изо рта хлынула кровь. Девушка снова схватила его руку и подержала с минуту. – Он умирает. Пожалуйста, оставь его – мы не сможем его исцелить, а сами погибнем.
Равенна была права. Нам пришлось бы тащить Оросия до самого низа, и кто знает, выжил бы он или нет. Неизвестно даже, сможем ли мы его нести. Но мы должны попытаться.
– Кто мог бы его спасти? – спросил я девушку, когда безумная идея пришла мне в голову. – Предложи кого угодно, где угодно, кто мог бы это сделать. Тогда вся ответственность ляжет на них.
– Твой госпиталь, – в замешательстве начала перечислять Равенна. – Мой народ, народ вашей матери. Но все они слишком далеко!
– Как ты создаешь портал? – спросил я Оросия. Потом закричал: – Скажи мне!
– Нет! Я не заслуживаю жизни. У них есть другие пациенты, более достойные.
– А твоя мать? Скажи мне про портал, и ты снова ее увидишь!
– Она отвергнет меня так же, как я прогнал ее, прогнал… Мама знает, какой я теперь.
– Если она отвергнет, это конец, – заметил я. – Скажи, иначе мы сами попытаемся тебя спасти, что будет гораздо хуже.
– Я причинил людям столько боли, – задыхаясь, проговорил император, его лицо покрылось капельками пота. Он умирал, теперь я знал это наверняка, он все это время умирал. Если мы попытаемся его тащить, Оросий умрет прямо сейчас, но, возможно, искусство других, силы тех, кому не все равно, изменят ситуацию. – Будет… только справедливо… пострадать самому.
– Твоя судьба сейчас в наших руках! Ты больше не властен над своей жизнью, и однажды ты ответишь перед теми, кто имеет право судить. Если наказание – это то, чего ты действительно жаждешь, судьи дадут его тебе. Но не сейчас.
Долгую минуту Оросий вглядывался в меня, своего брата, своего пленника, своего врага. Я смотр. ел на него сверху и видел кровь, сочащуюся из-под кучи обломков, мысленно отмечая, как он побледнел. Его рука слабо потянулась к груди, и я увидел очертания медальона под его туникой.
– Сними его с меня… – приказал император. – Быстро.
Это ответ на мое требование? Я не знал, но сделал, как просил Оросий, и вытащил подвеску в виде серебряного дельфина, инкрустированного одним потускневшим голубым сапфиром. Я вложил медальон ему в руку. Пальцы брата сжались вокруг него, и сапфир слегка замерцал, когда Оросий неуклюже положил его себе на грудь.
– Катан, вся моя жизнь была неудачей, пародией, – прошептал император, сражаясь за каждый вздох. – Теперь слишком поздно, инквизиция меня убила… Палатина еще жива?
Равенна кивнула вместо меня.
– Тогда она моя наследница. Пожалуйста, заставьте ее понять, что она должна принять этот титул, потому что она будет лучше… кого бы там ни было… кого Сфера попытается посадить на трон после меня. Теперь Палатина будет императрицей, а ты будешь ее иерархом. Прогоните Сферу из Фетии, из Архипелага, с моим благословением. Сделайте Фетию снова великой, как я мог бы сделать, но не сделал. Пусть… хоть один из нас чего-то стоит, станет тем, кем не стал я. – Оросий перевел тускнеющий взгляд на Равенну. Он не мог повернуть голову, и я понял, что наши усилия спасти его пришли слишком поздно, что они были тщетны. – Равенна, ты фараон Калатара и все твои потомки будут фараонами, пока продолжается ваша династия, вторая по значению после императора.
– Пожалуйста, исправь как можно больше того, что я сделал, спаси, кого сможешь, из моих жертв… – Еще один, более сильный приступ кашля заставил Оросия замолчать, его пальцы поползли к моей руке. Я подал ему свою руку и позволил слабо сжать мои пальцы. – Скажи нашей матери, что я раскаиваюсь, так раскаиваюсь, и что я люблю ее… что я понял свою вину еще до того, как стало слишком поздно. Темно, Катан. Прощай.
Оросий издал последний содрогающийся вздох и замер. Медальон на его груди внезапно засветился, болезненно ярко, затем снова поблек. Но теперь у сапфира появился блеск, которого, раньше не было.
Я не шевелился, не сводя глаз с тела. Все слова, что я мог бы сказать, комом застряли в горле. На мгновение я увидел то, что могло бы быть, мальчика, игравшего в дворцовом саду в Селерианском Эластре столько лет назад, во время, полное надежд. До того, как его разум был отравлен болезнью и жрецами. И все же… своим предательством они почти дали Оросию второй шанс, шанс снова жить и исправить содеянное зло.
Я протянул руку и закрыл серые глаза.
– Requiena el'la расе ii Thete atqui di immortae, nate'ine mare aeternale'elibri orbe, – прошептал я фетийское благословение для мертвых. Хотя я не помнил, чтобы его учил. Покойся в мире с Фетидой и бессмертными богами, плыви через океан, навечно свободный от этого мира. – Я сделаю, как ты просил. Аквасильва сама отомстит за твою смерть. – У инквизиции нет защиты против того, что способны сделать шторма в наших руках. Теперь сама планета восстанет против них, чтобы уничтожить, чтобы рассеять, чтобы вышвырнуть их за край света.
Потом я забыл все – неминуемое разрушение «Валдура», Палатину, остальных, – когда не выдержал и заплакал над телом Оросия. Слезы застлали глаза, и мир сжался до расплывчатого пятна. Я не видел, как Равенна осторожно подняла медальон и опустила его в карман моей туники. Я едва почувствовал, как девушка притянула меня к себе, чтобы я выплакался на ее плече. Я даже не увидел ту единственную слезинку, которую она в конце концов пролила над императором.
Я едва знал его. Мой брат умер.
Глава 35
Слишком скоро Равенна начала слегка трясти меня и настойчиво звать по имени. Ее пальцы нежно коснулись моих глаз.
– Катан, времени мало. Мы должны идти.
Я вытер слезы тыльной стороной здоровой руки, уставился на нее затуманенным взором и моргнул.
– Конечно, – согласился я. Разум снова заявил о себе, как только с кормы донесся оглушительный скрежет. – Ты права.
Мы встали, но пока мы пробирались вокруг тела императора, мой взгляд так и не отрывался от него. Пожар разгорался, пламя продвигалось скачками. Сколько времени мы потеряли? Мы должны были искать катер, а не пытаться спасти умирающего.
Уходя с мостика, я не мог не задержаться и не оглянуться. Слабое свечение окружало тело императора, становясь ярче на моих глазах, пока на него не стало больно смотреть. Я знал, это случается после смерти с теми, кто был отчасти элементалью, и мы молча смотрели, как что-то подобное слабому туману поднялось от трупа и, просочившись сквозь окна, исчезло, оставляя свечение угасать. В момент наивысшей яркости я заметил краем глаза тело Мауриза, но медлить было уже нельзя.
– Он ушел в море, – сказала Равенна – прощание и сообщение, что все кончено. Я больше не оглядывался, когда мы, прихрамывая, побежали по короткому коридору в колодец. Стена ревущего пламени продвигалась по коридору правого борта, а огонь в самом колодце постепенно поглощал левую лестницу, единственную ведущую вниз, которая еще была цела.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
