Но как бы мы ни пытались подтягивать понятие души к философской категории «Я» из картезианской философии, признающей душу неделимой точкой, или вообще к древним философским установкам видеть ее простой, это все мудрствования, противоречащие изначальному утверждению христианства о том, что душа содержит в себе дух Божий. Как бы она ни была проста, но дух она содержать в себе обязана. Если только не исходить из того, что она — невеста, и они с духом живут в теле человека вдвоем, как в квартире. То есть рядом.
Но это вряд ли было бы допустимо, потому что в таком случае дух и душа выходили бы из человека порознь при смерти. Все-таки пребывание в человеке духа совместно с душой — это его пребывание в ней. В сущности, это утверждается и Писанием, и народными наблюдениями, где про смерть, а значит, уход души, говорится: испустить дух, — в смысле ухода души. И означает это, что живая душа уходит из тела, унося дух и уходя в последнем дыхании, в последнем выдохе.
Душа и дух могут жить в теле человека рядом только в том случае, если под духом понимать само телесное дыхание. Но христианство определенно говорит о совсем ином духе, о Духе Божием, который душа может и утерять, а может сохранить, даже после смерти.
Как бы там ни было, но я прерываю путешествие по кругу православных представлений о душе и хотел бы перейти к их корням. Корни библейские я рассматривать не буду, потому что они постоянно присутствовали в сочинениях богословов и религиозных философов.
Древнерусские христианские представления о душе я тоже опущу, по той причине, что они лишь повторяют святоотческие мысли или через них уходят в древнегреческую философию. Это отчетливо просматривается и в бытовавших на Руси с XIV столетия сочинениях вроде «Душезрительного зерцала», и в различных поучениях древнерусских книжников. Ограничусь лишь одним свидетельством хороших современных исследователей этого вопроса:
«Издавна Русь более привлекала линия Платона и неоплатоников в христианизированном ее виде, где любви, эросу, сердцу уделено повышенное внимание, где процесс познания понимается не как холодный, рассудочный, отстраненный от субъекта акт, но как страстное стремление к истине, глубоко личностное, интимное, теплое, окрашенное гаммой эмоций, взволнованное состояние души.
Достаточно вспомнить диалог «Пир», где описывается высшее наслаждение души и процесс приобщения к истине во время возвышенной духовной трапезы. В подражание ему, в частности, Максим Грек написал диалог "Беседует ум к душе своей", утверждая состязательную форму философствования в русской культуре. А за сотни лет до него, в эпоху Киевской Руси, митрополит Никифор в "Посланиях Владимиру Мономаху о посте" уже излагал античное учение о трехчастной душе, познающей мир» (Громов. Мильков, с. 94)
Да, без эллинской премудрости мои понятия о душе будут далеко не полными. Да и христианскую душу без этого источника образов и знаний полноценно не описать.
Однако мой странный путь никак не ведет прямо ни к одной из выбранных целей. Он все кружит и петляет по пространствам моего сознания, и я вынужден снова вернуться в современность и сделать еще одно снисхождение в прошлое; оно-то, я надеюсь, и приведет меня в древнюю Грецию.
Дело в том, что античные представления были корнями не только современного христианства, но и современных мистических учений. А это большая часть нашей культуры, а значит, и моего сознания. Уж если христианские святые, вроде Игнатия Брянчанинова, были вынуждены спорить с современными им мистиками, значит, пропустить их взгляды нельзя.
Итак, следующий круг самопознания — от современного мистицизма вглубь времен.
Круг шестой. МИСТИКА
Самое общее понятие о мистике
Самое общее современное понятие о мистике скрывается за восклицанием: мистика! Ну, и за родственными ему: все это мистика! Мистика какая-то! Давайте без мистики! Тут не обошлось без мистики! И тому подобными…
Что они все выражают и показывают? Во-первых, почти полное отсутствие связи у современного понятия мистики с древним значением, вкладывавшимся в это слово во времена мистерий, мистов и мистагогов. Во-вторых, как это ни странно, до сих пор сохранившуюся связь с чем-то еще более древним, чем даже то понятие мистики. А точнее, с тем, что входило когда-то частью и в мистику мистерий, воспринятое ею из предшествующего времени, а потом сохранилось и пережило ее. Это понятие чуда или волшебства.
В сущности, мистика — это другое имя религии. Но не всей, а определенных культов, которые современные религии воспринимали как своих врагов и победили в долгой борьбе за единовластие. В итоге они отринули и старое имя, сделав его символом чего-то менее настоящего, чем то, что давали сами. Но возникали те отринутые культы именно на живых источниках чуда, почему даже после их исчезновения, когда были забыты все их религиозные составляющие, эта черта так и сохранилась в нашем сознании, став главной чертой мистики как понятия.
Вот как определяет мистику Философский словарь:
Мистика (от греческого mystikos — таинственный) — первоначально название для тайных религий или тайных религиозных организаций, в которые принимались и посвящались только избранные, позже понятие, обозначающее вообще стремление постигнуть сверхъестественное, трансцендентное, божественное путем ухода от чувственного мира и погружения в глубину собственного бытия (смотри Медитация), стремление соединиться с Богом посредством растворения собственного сознания в Боге— мистическое единение.
Как видите, в современном сознании, идущем глубже бытового использования слова «мистика», она связывается с понятием медитации. То есть для современных мистиков способом единения с Богом стала медитация, что бы они под этим ни понимали. На эту тему существует множество исследований, которые особенно бурно расцвели после психоделической революции шестидесятых.
В основном это понятие совпадает с попыткой определения, сделанной Дж. Дэвидсоном в работе «Физиология медитации и мистических состояний сознания». Эта попытка сделать Религию подопытной крысой Науки звучит так:
«Поскольку медитация признается как важный (хотя и не необходимый и недостаточный) способ достижения высших состояний сознания, описанных мистиками самых разных традиций, и нам нельзя обойти этот факт при обсуждении медитации. Однако любые попытки дать определение этим измененным состояниям сознания (которые, за неимением лучшего термина, я называю "мистическим опытом") сразу же натыкаются на языковые трудности. Большинство описаний мистического опыта были даны в литературно-поэтических и/или религиозных терминах, которые не укладываются в рамки современной научной речи.
Современные психологи, оценивая мистические состояния сознания, согласны в том, что можно выделить определенное сходство в элементах этих состояний. В основном они, по-видимому, базируются на списке таких элементов, составленном после тщательного анализа мистической литературы философом Стэйсом.
Этот список включает следующие элементы: а) глубоко переживаемое эмоциональное состояние, описываемое как «блаженство», «умиротворенность», «любовь» и тому подобные; б) непрямое переживание «единения», или «гармонии», которое может быть выражено как чувство общности со всеми вещами, или, другими словами, уменьшение переживания разделенности с другими и с внешним миром; в) чувство невыразимости переживаний; г) обостренное чувство реальности, подлинности, значимости; д) изменения восприятия пространства и времени, переживаемые, как трансценденция над пространством и временем; е) парадоксальность, то есть принятие утверждений, которые обычному сознанию кажутся противоречивыми.
Еще одной характерной чертой этих состояний, по настойчивым заявлениям некоторых авторов, является чувство посвященности» (Davidson, с. 379).
Если учитывать, что главной слабостью всех попыток создать науку об измененных состояниях сознания было то, что все эти исследователи даже не попытались определить, что такое само сознание (я это подробно показал в предыдущей книге, то вышеприведенное определение мистических состояний сознания можно использовать как описание представления или понятия о мистике, имеющегося у современного американца. Естественно, поскольку для нас Свет — с Запада, оно мощно внедряется и в умы наших ученых, а через них и мистиков, поскольку наши мистики хотят быть признанными Наукой и за ученых. Так что русская мистика в изрядной своей части — это то, что пишут о мистике американцы, с отставанием на сколько-то лет. Эту ее часть я даже рассматривать не буду, поскольку мне проще разобраться с первоисточниками.
