Эспина встретился с нами взглядом. Часы пробили час.
Он улыбнулся.
— Отлично, — сказал он. — Я не думал, что он может говорить так мягко. Я оцениваю ваш дух так же высоко, как и ваше терпение. Чувствуйте себя свободно. Ваша пытка окончена.
Он нажал кнопку на подлокотнике. В его голос вернулся металл.
— Эта её часть окончена, — поправился он. — То, что будет дальше, будет во многих смыслах хуже. Понимаете ли, рассказанное вами подтверждает то, что мне было ясно по моим собственным расследованиям; теперь пробелы заполнены. Господу известно, что я не милосерден, но я стараюсь быть справедливым. Когда заседания суда возобновятся, слушания будут открытыми. Теперешние слухи о процессе обеспечат всемирную рекламу. Мы пройдем по всем этапам — от предъявления обвинения через разбирательство, ваше признание вины к приговору, который мои коллеги, разумеется, планируют крайне жестким. Затем я своей властью вас полностью оправдаю.
Следующих нескольких минут я не помню — помню только, как мы трое обнялись и смеялись сквозь слезы.
Когда мы успокоились, оказалось, что слуга принес бренди. Это был благородный благословенный коньяк. В ответ на наш тост согбенный в свете поздних звезд Эспина закурил ещё одну сигарету, закашлялся, выдохнул дым и сказал тем же твердым голосом, что и прежде:
— В сущности, вы планировали получить cause celebre[31], чтобы вызвать рост симпатий к Иштар, достаточный для возобновления поставок. Сегодня вы помогли мне прийти к окончательному решению. С моей помощью — а я сделаю все для того, чтобы процесс оказался сенсационным, — вы просто вызовете бурю. Приготовьтесь. Вы не знаете, как это отнимает силы — быть символом. Мои намерения идут гораздо дальше. С точки зрения долговременных расчетов ваша цель и больше, и значительней. Но с точки зрения ближайшего будущего она связана с моей. Я хочу положить конец войне.
Он выдохнул дым и решительно отхлебнул коньяка, а мы погрузились во внутреннее спокойствие, вызванное изнеможением.
— Конец войне. — Его лицо мумии исказила презрительная гримаса. — Этой бессмысленной, беспощадной, несправедливой, бесконечной войне. Единственное, что мы должны были сделать, — это предложить свою помощь в урегулировании конфликтов. Мы же вместо этого из романтизма или чего-то ещё превращаем друзей во врагов. Из чистой сентиментальности мы сами стали мясниками. Из чувства вины мы берем на себя во сто крат большую, чудовищную вину. И настало время положить этому конец. Это можно сделать. Земля и Накса могут договориться и установить условия, не слишком несправедливые для каждой стороны. Во всяком случае, не такие несправедливые, как то, что старые остаются жить, когда молодые умирают. Этого подспудно хочет вся Федерация, потому что наши затраты и жертвы возрастают беспредельно и безрезультатно. Но это желание пока что подспудное. Политики, средства массовой информации — практически никто не хочет взять на себя инициативу. Они просто не затрагивают политически неудобную тему о мирных переговорах. И вас я использую, чтобы их подхлестнуть.
Он снова улыбнулся, взмахнув рукой, держащей сигарету.
— У меня, конечно, есть и свои эгоистичные причины, — признался он. Его смешок прозвучал как соударение двух сухих ветвей феникса под вихрем Огненной поры. — Какая прекрасная последняя битва! Они закричат о моем импичменте, о проверке нормальности, о пересмотре Хартии, чтобы сместить меня с поста, обо всем, что может подсказать истерия мести. А я буду драться с ними по-своему… И выиграю я или проиграю, вам о себе тревожиться не надо. Вы будете защищены законом о непривлечении к повторной ответственности. Но и вы тоже должны будете драться.
В его голосе прозвучал сарказм:
— И не бойтесь, что вам придется стать модными радикалами. Оставьте речи, манифестации, бунты, статьи в желтых журналах, единение с великим делом, проповеди, в которых Бог не упоминается, потому что не имеет к ним отношения, — оставьте это обезьянам. А ещё лучше — просто откажитесь от этого, отвергните. Вы должны быть просто свидетелями правды. Это окажется не так легко, как вы думаете. Интеллектуальный истеблишмент, противостоящий вам, будет располагать хорошими пикадорами и жонглерами. Тяжелее всего будет оставаться спокойными, разумными и — да, правдивыми.
Его губы скривились:
— Что за правду можете вы сказать? Как на вас лично сказалась это ненужная война? Возможность предотвратить смерть миллионов существ, что вполне могут превосходить нас с точки зрения вечности, поставлена под сомнение. Поставлена в опасность высокая цивилизация, которая, как мы знаем наверное, может нас чему-то научить и в не очень отдаленном будущем занять достойное место в межзвездном сообществе. Вы были свидетелями разрушения и горя, в которых совсем не было необходимости, и, кроме того, гибели двух лидеров, которые могли бы работать вместе ради неисчислимых благ, если бы мы дали им шанс. И Земля… на Иштар Земля потеряла доверие лучших умов, доверие, которое не так легко будет восстановить. Земля потеряла выдающегося офицера — хотя вы будете прощены, капитан Дежерин, Космофлот не сможет себе позволить не списать вас. — И снова у него в лице проглянула неожиданно мягкая улыбка. — Я позволю себе сказать, что они предложат вам место вне Космофлота, где вам будут рады.
И он продолжил так же мягко:
— Вы доставили также сведения о целой разумной расе и реликты от сильного исчезнувшего народа; каждое такое открытие — это открытие новой вселенной. Но чтобы развить эти открытия, понадобится помощь всего Союза, и, более того, надо будет помочь народу Валеннена, чтобы он помог нам в ответ. А для этого нужен мир! Я думаю, что в течение примерно года Земля поймет, в чем заключаются её истинные интересы.
Он уронил голову на грудь. Даниэль Эспина тоже был всего лишь смертным.
Мы вскоре попрощались, и слуга разбудил нашего пилота, который должен был доставить нас туда, где нас содержали.
Мы ждали его снаружи. Воздух был тих, холоден и невероятно чист. Солнце уже высветило пики, и по их гранитным склонам заскользили тени, а небо стало сапфировым.
— Год, — вздохнул Иен. С каждым вздохом выходил белесый пар. — Или максимум два. А потом отправимся домой. «И если нам повезет, начнем нашу работу», — подумал я.
— Как ещё долго, — ответила ему Джилл. Они больше не прятали от меня своих секретов, как и я от них — своих. Нас было трое, но этот час принадлежал им. — Тебе бы вызвать сюда Роду.
— Как она сможет приехать, — возразил он, хотя и знал ответ.
— Судья это устроит. Ты не был бы сам собой, если бы его об этом не попросил. — Она расправила плечи. — А пока что… Потом… Ладно, мы посмотрим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
