– Ну что он делает?! Как же можно так подставляться?!
– Да про кого ты все бормочешь? – не выдержал я.
– Ты что, не видишь? Это же Игоша на стене сидит!
В этот момент послышался голос одного из стражников, физиономия которого была подозрительно багровой:
– Смотри, у нее в клюве кольцо... Вроде золотое...
– А вот мы сейчас посмотрим... – пробормотал его товарищ, вытянул из-за спины стрелу и начал прилаживать ее на лук. Затем он опустился на одно колено и тщательно прицелился. Сорока, казалось, совершенно не замечала готовящегося на нее покушения, внимательно разглядывая что-то во дворе, прямо под собой.
Тетива сухо стукнула о кожаную рукавицу стрелка, и стрела сорвалась в цель, но в последний момент сорока как-то неловко подпрыгнула, пытаясь еще глубже заглянуть во двор через мешавший ей настил. Стальной наконечник стрелы ударил в кирпич точно под птицей. Та, громко заорав, подскочила над зубцом и, конечно, выронила из клюва свою собственность. Кольцо упало на площадку за стеной и покатилось по доскам настила. Сорока бросилась за ним, но не успела, стоявший рядом со стрелком красномордый парень кинулся вперед буквально рыбкой и, грохнувшись на настил, напугал птицу. Та, метнувшись в сторону, принялась громко и визгливо трещать, выражая свое возмущение столь наглым грабежом, а потом взмыла в воздух и, продолжая непристойно орать, направилась в сторону города.
Многоликий облегченно откинулся на кресле и стал гораздо спокойнее наблюдать за дальнейшим развитием событий.
– Поймал! – закричал довольный «ныряльщик». – Слушай, тут такой перстень, обалдеть можно!
Но его товарищ ничего не отвечал. Он стоял разинув рот и не отрываясь следил за удаляющейся сорокой.
Парень с перстнем в руке подошел к стрелку и тронул его за рукав.
– Ты чего, Кутя?..
Тот повернулся к нему с совершенно ошарашенным видом и недоуменно пробормотал:
– Ты видел? Я с пятнадцати шагов по птице промазал...
– Ну и что? Подумаешь, случайно промазал... Видно же было, что сорока со стены как раз в момент выстрела сорвалась. Повезло птичке – ну и Единый с ней! Ты лучше посмотри, что у нее в клюве было, – продолжил он довольно. – Я едва успел, еще бы немного и она опять его схватила бы. А?.. Ну глянь!..
Он снова довольно толкнул стрелка локтем в бок и поднес перстень к самой его физиономии.
– Как думаешь, сколько за него у «Насовсем Единого» дадут?
Но Кутя его не слушал. Похлопав глазами, он сокрушенно опустил голову и запричитал:
– Да если бы покойник отец увидел, как я с пятнадцати шагов промазал по сороке, он лук мне об спину бы обломал! Как я теперь стрелять буду, у меня же руки трясутся!
Вдруг он повернулся к своему товарищу и лихорадочно зашептал, дергая его свободной рукой за отворот камзола:
– Слушай, а может, это вовсе и не птица была. Может, это Многоликий!.. Он, говорят, на триста шагов вокруг себя все чувствует и точно знает, кто чем занят. К нему, говорят, незаметно и подойти-то невозможно. Если, говорят, за триста шагов кто тетиву натянул, так он уже знает, куда стрела ляжет!.. Точно!.. Это он, Многоликий был!.. Ты видел, как он во двор заглядывал? Это он своего мальчишку высматривал!..
– Слушай, Кутя, тебе что, отдача по башке шибанула? Посмотрите-ка, по птичке промазал и тут же сбрендил! Сороку многоликую увидел! Да если бы Многоликий узнал, что принц здесь – мы с тобой уже на мостовой валялись бы, а на стенах его гвардия стояла бы! Ты что, думаешь, Многоликий нам такой перстень подарил бы. Он бы сюда не сорокой залетел, а драконом трехголовым, вот бы ты своими стрелками его напугал!..
Он хлопнул Кутю по лбу ладонью и добавил:
– Кончай ныть! В конце концов это ж ты сороку напугал. И не переживай, я никому не скажу, что ты с десяти шагов промазал...
– С пятнадцати... – обреченно уточнил Кутя.
– Ну пусть с пятнадцати, – согласился красномордый. – Давай лучше обсудим, что с кольцом делать. За него должны очень приличные деньги дать! Знаешь что, как только нас сменят, я смотаюсь к «Насовсем Единому», покажу его трехли... Тьфу ты, Единый... Покажу его Кубаку – пусть скажет свою цену...
– Перстень надо Первому Подъединому отдать... – вдруг перебил его Кутя.
– С какой это стати? – оторопел красномордый.
– Во-первых, с той, что ты присягу давал. Вспомни, что там говорилось... То-то же!.. Во-вторых, помнишь, что с Зявой из второй когорты было, когда он золотой лепесток пропил. А он этот лепесток не нашел, а заработал. Так что я хочу после службы домой попасть и не собираюсь из-за лишней бутылки кугушского на алтаре оказаться...
– Так никто же не видел, как мы перстень нашли!
– Ты точно знаешь?
Красномордый начал опасливо озираться по сторонам, зажав перстень в кулаке. Ребята помолчали.
– Значит, считаешь, отдать надо?.. – огорченно пробормотал красномордый.
– Уверен! Вот тогда, возможно, и награду получим!
– Награду?.. – сразу оживился красномордый.
В этот момент позади них послышалось сначала слабое шарканье, а затем топот ног по доскам настила, и из сгустившейся темноты вынырнули четверо гвардейцев, предводительствуемые офицером. Вся группа остановилась возле нашей парочки, и офицер, подозрительно оглядев обоих, строго спросил:
– Почему сошлись вместе, оголили зону?
Красномордый вытаращил глаза, выпятил грудь и, поедая глазами начальство, заорал:
– Птица, ваша милость, засраная!..
Физиономия у офицера перекосилась, и он с тихой ненавистью прошипел:
– Кто птица засраная?..
У красномордого отвалилась челюсть, слегка подогнулись колени, а сжатые кулаки спрятались за спину. Только глаза все так же таращились на начальника.
Тут, оттерев красномордого чуть в сторону, вперед выдвинулся Кутя и коротко доложил:
– Ваша милость, двадцать минут назад на тридцать четвертом зубце охраняемой зоны появилась подозрительная птица породы сорока. Птица пыталась заглянуть через настил во двор Храма, хотя, судя по поведению, птица истинная. Усилиями часовых птица отогнана от охраняемой зоны. Докладывал фаст-стрелок шестой сборной когорты Кутя.
Офицер бросил быстрый взгляд, видимо, в направлении тридцать четвертого зубца и, заметив лежавшую на помосте стрелу, повернулся к Куте.
– Вы стреляли в сороку – почему не убили?
Красная морда расплылась в довольной ухмылке, но Кутя, сохраняя полное спокойствие, доложил:
– Приказ номер шестнадцать Первого Подъединого запрещает охоту на истинных животных.
– А устав караульной службы предписывает производить стрельбу на поражение...
– Поскольку положения устава и приказа противоречивы, я решил исполнять приказ, так как он подписан позже... – не моргнув, пояснил Кутя.
– Молодец парень, – одобрительно прошептал Многоликий. – Ты посмотри, как быстро он пришел в себя и как хорошо ориентируется в документах. Не иначе как пятиликий, а то и больше... – удовлетворенно потер он руки.
Между тем офицер оставил в покое наших знакомцев и проводил процедуру смены караула. Через несколько секунд Кутя со своим товарищем потопали следом за офицером прочь со стены. Спустившись во двор, вся группа тут же разбрелась в разные стороны, но Глаз неотступно следовал за Кутей и его красномордым другом.
– Ну, Кутя, – благодарно шептал на ходу незадачливый страж, – век не забуду, как ты меня сегодня выручил. Это ж надо быть таким тупым, а еще «ваша милость». Ты слышал... я ему – птица засраная, а он – кто птица...
– Ты бы лучше устав почитал, как докладывать положено, – перебил его Кутя, – а то вляпаешься когда-нибудь по самые уши.
– Не вляпаюсь! – самоуверенно заявил его дружок и тут же перевел разговор на более интересную для себя тему.
– А если нас, допустим, к Первому Подъединому не пустят, тогда как? Мы же тогда не виноваты будем, что перстень у нас остался?..
– Чудной ты. Если перстень у нас останется, мы всегда виноваты будем и ничем не оправдаемся...
Переговариваясь, они пересекли тонувший в сгустившихся сумерках двор и вошли в неприметную дверь, врезанную в кирпичную стену небольшого здания, притулившегося под самой стеной. Сразу за дверью оказалась небольшая приемная, перегороженная деревянной стойкой. Позади стойки, за голым, обшарпанным канцелярским столом сидел на жестком стуле темноволосый паренек, одетый в темно-коричневый свободный балахон. Он грыз сухарь, не отрывая глаз от небольшой замусоленной книжонки, лежавшей на пустой столешнице.
