Взвесив все, Иванов понял: необходимо его присутствие в Сочи. В гостинице "Жемчуг". Необходимо хотя бы для того, чтобы просто осмотреться, понять: кто и где мог получить столь подробную информацию о Палине и Гарибове. Поехать он может, скажем, под видом того же лобовика. Мысленно проиграл этот вариант несколько раз. Из Тбилиси в Москву он переехал пять лет назад. В Тбилиси его хорошо знали, но знали, главным образом, жители Авлабара. Насколько он помнит, в Авлабаре никогда не водилось крупных лобовиков, да еще выбирающих местом игры Сочи. Что же касается лобовиков московских, здесь его никто не знает. Исключая, естественно, Шестопалова, Гарибова и Палина.
Со всем этим он пошел к генералу. Выслушав, тот некоторое время делал вид, что рассматривает на свет кончик ручки. Возражения, которые могли бы найтись у генерала, Иванов примерно представлял. Поэтому терпеливо ждал. Наконец ручка была положена на стол.
— Вы сами когда-нибудь играли в карты?
— Обижаете, Иван Калистратович. Я из Тбилиси. И не просто из Тбилиси, а из Авлабара. Играл с детства во все игры.
— Понятно, что из Тбилиси. Но, насколько я понимаю, в "Жемчуге" собираются акулы. Даже не акулы — киты. Допустим, сыграть на их уровне вы сможете. Но что будет, если вы проиграете? Вы ведь знаете, какие суммы там проигрывают?
— Понимаю, что вы хотите сказать. Ответ на это один: я не должен проигрывать. Думаю, со своей квалификацией я все же потяну. А поехать туда я должен. Согласитесь — информация идет оттуда.
— Оттуда, — согласился генерал.
— Причем я поеду не один, а с двумя партнерами. Играющими гораздо лучше меня.
— Даже с двумя?
— С двумя, Иван Калистратович. Так будет лучше.
— Интересно. Кто же эти партнеры?
— Один — Шестопалов.
— Шестопалов? Что ж, это вариант. А второй?
— Второго называть пока не буду. Должен с ним поговорить.
— Тоже посторонний?
— Да, в МВД он не работает. Но, думаю, этот человек меня не подведет.
— Надеюсь, в конце концов, о нем доложите?
— Конечно, Иван Калистратович.
К концу рабочего дня Иванов заехал к Прохорову. Следователю он рассказал все, что удалось узнать за вчерашний вечер и сегодняшний день, от встречи с Шестопаловым до разговора с генералом. Идею выехать в Сочи с двумя хорошо играющими партнерами Прохоров одобрил. Однако человека, которого хотел бы взять с собой третьим, Иванов опять не назвал. Кандидатура же Шестопалова, так же как и у шефа, у Прохорова возражений не вызвала.
17. Разговор с другом
Закончив дела с Прохоровым и выйдя из прокуратуры, Иванов вдруг подумал, что все-таки не пришел еще к определенному решению. Он не знает, имеет ли право предложить поехать с ним в "Жемчуг" под видом лобовика Ираклию Кутателадзе. Хотя Ираклий — идеальный партнер для такой поездки.
Уже на Садовом кольце, остановившись перед светофором, вдруг поймал себя на том, что непрерывно повторяет: идеальный партнер. Тут же поправил себя: лучше всего подойдет другое: приманка. Ираклий, выехавший под видом лобовика в "Жемчуг" и затем вернувшийся в Москву, станет идеальной приманкой для "кавказца". Директор мясокомбината. Любящий муж и отец. А Манана и Дато? Да нет, с ними ничего не случится. Они с шефом разработают двойную систему подстраховки. Манану и Дато можно временно переправить на другую квартиру. Безопасность будет абсолютной. А "кавказец" клюнет. Клюнет, и они его возьмут. Снимут без единого выстрела. Нет, нет и нет! Все-таки он не имеет на это права. Не имеет.
В памяти всплыло то, что было раньше.
…В детстве, в школе, их функции всегда разделялись — с начальных классов. Ираклий никогда не был слабаком, тем не менее всегда считался в школе лишь олицетворением ума, математического интеллекта. Но не более. Никто из товарищей не воспринимал его как серьезную "силовую единицу". Борис же, наоборот, хоть никогда не учился плохо, завоевал в глазах школы славу лишь лихого драчуна. Так уж повелось: к Иванову обращались, когда нужны были его кулаки, к Кутателадзе — когда не решалась задача. Ираклия, как нормального подростка, это, естественно, обижало. Поэтому в шестом классе, когда Борис уже год занимался боксом и имел первый юношеский разряд, друг буквально умолил взять его с собой в секцию. Понимая, что Ираклию это совершенно не нужно, Борис, тем не менее, не мог отказать. Тренер, из уважения к лучшему своему воспитаннику, согласился попробовать новичка. Пробовать здесь было заведено трехминутным боем с одним из спортсменов секции. Если новичок выдерживал, его оставляли, если нет, считалось, что ему лучше заняться другим видом спорта. Ираклий с честью выдержал испытание. Но Борис с трудом дождался окончания злосчастных трех минут, в течение которых избивали его лучшего друга. Он не мог простить себе, что привел с собой Ираклия. Гордость школы, умницу, человека особого — он ведь знал, совершенно особого. Тонкого, деликатного, с обостренными чувствами. Поэтому, подойдя после боя к другу, тихо ему сказал: "Ираклий, если ты доне друг, ты сюда больше не придешь. Или мы перестанем дружить".
Сейчас, под вечерним небом, это вспомнилось особенно остро. Да, тогда он поступил правильно. И сейчас он должен оставить свои мысли. Его затея не для таких, как Ираклий. И все же через некоторое время почувствовал, как снова одолевает соблазн. Да, его друг — особый человек. Но ведь и случай совершенно особый. Именно тот, единственный в жизни, когда надо бы пойти на это. Ираклию он доверяет, как самому себе. Ираклий понимает его не просто с полуслова — с полувзгляда. У Ираклия феноменальные шахматно-математические способности, уникальная зрительная память. А отсюда — абсолютное овладение всеми карточными играми. Шахматы Ираклий давно оставил, сейчас, наверняка, не сыграет даже в силу мастера. Но карты — другое дело. Карты вспомнить гораздо легче. Что же касается карточных рубашек и их запоминания — в юности Кутателадзе ухитрялся запоминать всю колоду после третьей, иногда даже после второй сдачи. Если у него осталась хотя бы половина этих способностей, он окажется намного сильней даже таких игроков, как Гарибов и Шестопалов.
С этими мыслями он и остановил машину у дома Кутателадзе. Поднялся на третий этаж, позвонил. Но когда увидел Ираклия, а затем Манану и Дато, понял: сделать свое предложение не сможет. Дальше все было как обычно. Он поцеловался с Ираклием, махнул рукой Дато, выдержал объятия Мананы. После ужина на кухне Манана, как обычно, ушла. Они довольно долго молча пили чай. Наконец Ираклий отставил чашку. Тихо сказал:
— Боря, хватит. Говори, с чем пришел. Ну? Говори, я же не слепой.
Собственно, этого следовало ожидать. Скрыть что-то от Ираклия, впрочем, как и Ираклию от него, Иванову никогда не удавалось. И он стал рассказывать. Рассказал все, до собственного решения поехать под видом лобовика в Сочи.
Ираклий долго бесцельно помешивал чай ложечкой. Наконец посмотрел на Иванова:
— Боря, ты ведь не все сказал. Ты забыл объяснить, зачем со всем этим пришел ко мне. При чем-то тут и я. Я правильно понял? Боря?
— Правильно. — Иванов отвел глаза. — Понимаешь, Ираклий, мне пришла было в голову дурацкая, идиотская мысль. Мне показалось, будет неплохо, если со мной в "Жемчуг" поедешь ты. Под видом лобовика. Но теперь я понимаю: мысль была глупой. Поэтому все отменяется.
— Собственно, почему отменяется?
— По очень простой причине. После поездки в "Жемчуг" ты станешь приманкой. Но не только ты. Приманкой станут еще Манана и Дато.
Ираклий отошел к окну. Сказал, не оборачиваясь:
— Ну, во-первых, мы всегда являемся приманкой. Таков философский закон жизни. Потом — Манану и Дато можно на время куда-то отправить. Пока вы не арестуете… этого. Вы как-то его называете?
— Называем "кавказец".
— "Кавказец". Любопытное название. У него осталась семья? У Садовникова?
— Осталась. Жена и двое детей.
— Жена и двое детей…
Вернувшись, Ираклий сел за стол. Посмотрел на Иванова:
— Боря, знаешь, я с тобой поеду. Это точно.
— Нет, Ираклий. Ты со мной не поедешь.
— Не поеду? — Ираклий смотрел в упор. Но Иванов выдержал этот взгляд.
18. Гостиница "Жемчуг"
Взлет прошел успешно. Минут через двадцать после резкого набора высоты Иванов почувствовал: оглушительный гул двигателей стал тише. Вскоре самолет выровнялся. Покосился на сидящего в соседнем кресле Шестопалова. Тот читает газету. Поймав его взгляд, улыбнулся, поднял брови: "Что?" Иванов сделал знак: "Ничего" — и директор НИИ снова углубился в изучение спортивных новостей. Через два часа, если все будет нормально, они приземлятся в Адлере. И вскоре займут забронированные Шестопаловым два номера полулюкс на пятом этаже гостиницы "Жемчуг". С окнами на море.
После памятного разговора с Ираклием прошло пять дней. Для Иванова это были дни напряженной работы. Выход он нашел в тот же вечер — по дороге от Ираклия домой.
