Занятия проводились по вечерам после работы. По форме это были популярные лекции по литературе, трудовому законодательству, социальной медицине, древней истории, политической экономии, праву, естественным наукам. Преподаватели Народного университета, а ими были наиболее прогрессивные профессора Гаванского университета и самые подготовленные студенты из группы «Реновасьон», старались при чтении лекций объяснять многие общественные явления на примерах Кубы. В то время из всех преподавателей только Хулио Антонио был по-настоящему близок к марксизму. И он отдавал все свои знания, весь свой опыт любимому делу. Президентом университета был избран Хосе Сакариас Тальет, генеральным секретарем — Мелья. Из студентов, кроме Мельи, самыми активными преподавателями были Сара Паскуаль, Альфонсо Верналь, Леонардо Фернандес Санчес. Из ранее окончивших Гаванский университет — Рубен Мартинес Вильена, Густаво Альдерегиа, профессор Эусебио Эрнандес, венесуэльские коммунисты, политэмигранты братья Густаво и Эдуардо Мачадо.
Разумеется, никаких опросов, а тем более экзаменов не было. Студенты считали свою задачу выполненной, если их лекции вызывали интерес у слушателей и если число последних росло.
Прошло всего семь месяцев после открытия Народного университета, как ректор Гаванского университета понял, что это не пустая затея студентов и что затея эта представляет определенную опасность для режима как центр, в котором пропагандируются идеи, несовместимые с официальными. Поэтому он запретил проводить занятия в аудиториях на «Холме». Студентов выручили сами рабочие. Они предложили перенести занятия в помещения профсоюзов. Нет худа без добра: изгнание Народного университета хотя и осложнило работу его организаторам, но послужило еще большему сближению рабочих и студентов.
Так однажды перед началом лекции Мелья познакомился с человеком, который стал его другом и наставником на всю жизнь, с рабочим, профсоюзным лидером Альфредо Лопесом.
Позже Альфредо посоветовал ему начать общение с рабочим классом с посещения фабрик. Хулио так и сделал. В конце 1923 года он впервые увидел, как трудятся рабочие. Это произошло на табачной фабрике «Пор Ларраньяга». У ее рабочих были богатые революционные традиции, уходившие корнями в 90-е годы прошлого века, когда в стране зарождалось рабочее движение. Дружба с табачниками ширилась, и особенно крепкой и прочной она стала в городе Сан-Антонио-де-Лос-Баньос, расположенном невдалеке от столицы. У тамошних табачников Народный университет сразу же завоевал любовь, и каждый приезд студентов, а в особенности Мельи, вызывал глубочайший интерес среди его жителей.
В ноябре 1924 года Хулио Антонио писал в журнале «Хувентуд» в статье «Новый учебный год в Народном университете имени Хосе Марти»:
«Народный университет имени Хосе Марти, подобно любому такому же учебному заведению, не является единственным и окончательным средством, которым располагает кубинский народ для своего освобождения. Мы верим, что каждый новый организм, который посвящает себя делу освобождения человека, должен быть очень полезен. Таковы народные университеты. Они разрушают часть современной тирании: монополию на культуру… Знания — это привилегия, которая несет в себе определенные обязательства. Овладевать новыми знаниями и не распространять их — предательство… Образованный пролетариат станет авангардом. А это почетное место в нынешнее грозное время».
Идея Народного университета привлекла внимание молодой кубинской интеллигенции и в других городах страны. Так был создан Народный университет в Камагуэе.
С приходом к власти Мачадо началась подготовка к репрессиям против университета имени Хосе Марти, который Мелья назвал «любимым детищем моих дум». Министр внутренних дел так и заявил: «Народный университет — это опасный очаг коммунистической пропаганды».
Было ясно, что университет закроют. Мелья и его товарищи понимали, что волна репрессий постепенно захватит и Народный университет. Правда, никто из них и не предполагал, что полиция следит за каждым их шагом: на каждом занятии в профсоюзах обычно бывали шпики.
Много позже, после революции 1959 года, историкам стал доступен архив кубинской полиции, и они опубликовали целый ряд документов, среди которых был и этот:
«Сеньору Министру внутренних дел.
Сеньор,
имею честь довести до Вашего сведения донесение (прилагается) агентурного отдела по поводу занятий в Народном университете имени Хосе Марти, а также собрания Антиимпериалистической лиги 23-го сего месяца в помещении Профсоюза табачников по улице Сан-Мигель, № 216–218.
Гавана, 26 ноября 1925 года
По приказу сеньора начальника
С уважением…»
И подпись, размашистая, с завитушкой. Штамп «Национальная полиция», исходящий № 13396. Далее следует само донесение.
«Сеньору лейтенанту, начальнику отдела.
…Во исполнение Вашего устного распоряжения…»
А затем казенным языком сообщается, что вечером 23 ноября в помещении Профсоюза табачников «один из преподавателей объяснял, что такое политическое государство теперешнего общества…»
Как видно из донесения, в дальнейшем преподаватели перешли к вопросу о просвещении, а один из них, по национальности перуанец, обнаглел до того, что заявил, что «нельзя было бы стремиться к созданию новой социальной системы, имея такую же систему образования, как нынешняя. И яркий пример этому Советская Россия».
Затем, дождавшись окончания занятий, шпики увидели, что на трибуну поднялся «сеньор Хулио Антонио Мелья, который сказал, что сейчас начинается заседание Антиимпериалистической лиги Кубы для того, чтобы образовать Исполнительный комитет с участием студентов и других социальных классов, ибо, исходя из освободительных принципов Антиимпериалистической лиги, в нее могут входить все социальные элементы, за исключением капитализма янки, и что цель, которую преследует лига, — это в первую очередь уничтожить империализм янки, порожденный мощной экономической силой как в нашей стране, так и в других латиноамериканских республиках, и, в частности, на Кубе, потому что, кроме экономической власти, он (империализм янки. — Ю. П.) имеет и политическую власть на основании добавки к конституции, известной под названием «поправки Платта».
И так далее, и в таком же стиле, не останавливаясь, не переводя дыхания, на четырех страницах. Беспокойство, если не страх, сквозил в каждой строке донесения подписанного:
«Агент 2» и «Агент 16».
Документов, подобных этому, было не счесть Полиция повсюду раскинула свои щупальца. Тысячи платных доносчиков рыскали ло улицам, площадям, учебным заведениям, пролезали в рабочие организации, на собрания и манифестации и строчили, строчили, строчили…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
