бывших кавернах выше по бедру. Даже выбитые зубы — и те отросли, а борода стала поярче, что ли. Птица же — взамен всего превратилась в эдакий «сухофрукт», непригодный даже для компота. — Что... со мной, а?
— О, очнулся? Вставай. Пройдись-ка. Ну как?
— Как это?
— Как-как — магия!
— А?
— Магия, говорю. Ну ты чё, не в курсе? Если чего-то не понимаешь, то всегда говори: магия. Тогда не будешь дурнем выглядеть, а прослывешь эдакой таинственной и даже мистической фигурой. Всё, короче, Рольф. Хромать тебе теперь не придется... А, нет(почесав затылок). Ещё придется какое-то время похромать. Эх. Ладно, ничего не поделаешь.
— Зачем это? Для чего хромать?
— Ну ты подумай сам. Что будет, если сильные мира сего, пусть и в нашем поселковом масштабе, раньше времени прочухают, что тут бесхозный целитель завёлся. А?
— Эм... тебя схватят и на цепь посадят, чтоб своих лечил.
— Во! А тебя — в прорубь, чтоб информация не ушла дальше, чем нужно. Так что в твоих же интересах пока помалкивать. Но при этом и собирать всех калек да болезных, бодро перед ними хромая. Мол, смотрите, братцы, какой я теперь огурец! А всё, други мои, потому что дружу с замечательным Лином Абелем! Он, дескать, во всяких там припарках и лечебном массаже дюже разбирается. Так что, ребятки, если пойдете к нему на службу, встав в строй, биться в котором он, ну то есть я, и обещал научить, то тогда и сами вскоре сможете также вот бодро скакать! Так им, короче, и говори. Понял ли? Ну что ты моргаешь? Смотри. Ты, такой весь недоверчивый и разуверившийся в людях параноик, должен будешь на своем примере показать таким же как и ты, что с Абелем есть будущее. Ну а когда нас наберется первая сотня, ну или, хрен с ним, хотя бы полсотни щитоносцев, и я сделаю из неё группу не воинов, то бишь ярких индивидуальностей, а единый механизм для уничтожения этих самых воинов, то никакая там Гильдия уже не будет нам страшна. А там и... Но не будем забегать вперед. Ой, ну не надо этого, сказал же, мне твоя борода не нравится. Ладно уж, поплачь, братишка, всё в себе держать тоже не дело, — вздохнув, всё же смиренно похлопал по спине кинувшего обниматься и даже, расчувствовавшись, зарыдавшего экс-инвалида. Но чтобы и самому не сломать образ циника, продолжил усиленно иронизировать. — Всё. Давай, Хромой, хромай за меня агитировать.
Глава 4
ГЛАВА 4
На одной из башен Нахолмска. Спустя неделю.
— Ты считаешь, Ру́герн, что молодняк лобастых в этом году сунется? — поинтересовался у стоящего рядом и также всматривающегося куда-то вдаль человека статный светловолосый бородач со старым шрамом через всё лицо и, без дураков, в красном плаще.
— О том свидетельствуют перемещения ушастых, — пожав плечами, ответил более старший собеседник главы Гильдии. После чего темноволосый, внезапно, усач, но всё ж с уже проклюнувшейся щетиной, поправил свой темно-зеленый кафтан с красными разговорами и, почесав под шапкой с опушкой из не самого, конечно, но достаточно дорогого меха, добавил. — Больше мы узнаем, глава Брант, только когда группа Вильфа Потрепанного вернется.
— Так это ты их заслал в... в то место, откуда он вернется, опять подтвердив своё прозвище?
— На всё воля Всевышнего, — состроив смиренную рожу, перекрестился, как видно, достаточно вжившийся давно уж попаданец.
— Прекращай, — поморщился светловолосый мужчина в не менее дорогом головном уборе, при этом он огладил достаточно аккуратно подстриженную бороду одной из своих, ещё не забывших как держать меч, мозолистых рук, которые до того были сложенны на груди такого же модного кафтана. — Эту бодягу ты, вместе со своим отцом Михаилом, можете дурачкам и местным втирать, а со мной, будь добр, разговаривать, как и положенно цивилизованным людям.
— Зря ты, глава, не приемлешь верование местных. Оно... эм, очень удобно для умных людей.
— Свою вербовку оставь на потом. Мало того что я закрываю глаза на твои доносы церковникам, так ты ещё и имеешь наглость в открытую эту вашу пропаганду вести. Что с Вильфом, спрашиваю? Может, уже оставишь его в покое?
— Я, как казначей Гильдии, не могу позволить, чтобы хитрецы, однажды удумавшие кинуть нашу славную организацию на бабки, и дальше тешили себя надеждами повторить сие безумство, — начал весьма жестко и довольно бескомпромиссно темноволосый мужчина, но продолжил куда как мягче и одухотвореннее, что ли. — Но, как праведный христианин, могу лишь помолиться за грешников. Однако, если Господь раз за разом наказывает нерадивых, то кто я такой, чтобы противиться воле Его.
— Хрен с тобой, — устало махнул рукой светловолосый. — Всё равно от этого цирка лишь польза одна, а группа Потрепанного погоды не играет, да и пополнение недавно было, так что до Набега наши поредевшие ряды, эм, выровняются.
— Воистину так, глава, — невозмутимо покивал темноволосый, проигнорировав неодобрительный взгляд собеседника на последних его словах о поредевших рядах.
— Что там, кстати, за слухи до меня дошли, что, мол, среди новичков какой-то клоун появился, который носится с организмами из низов? Подкармливает их и агитирует в свою эту... секту, короче. Заодно и калекам обещает какое-то там лечение, то ли пиявками, то ли чудодейственными клизмами. А?
— Болтают всякое, — впервые обрел озадаченное или, скорее, задумчивое выражение лица темноволосый. — Будто бы наложением рук он при множестве свидетелей блудницу какую-то там исцелил от хромоты, и теперь она, снова став непорочной девой, ушла в лес.
— Что за бред?
— Так говорю ж, болтают. И каждый раз свидетелей того чуда всё больше, а некоторые подробности — всё ярче. Вон, по одной из последних версий так и вовсе, была это не баба, а какой-то рыжий в прошлом мечник, и не хромой, а слепой. Лечили же его не наложением рук, а той самой блудницей, которая, после этого вот, эм, сеанса лечения, ну ты понял, так вот, то ли перестала хромать, а рыжий захромал, то ли вместо рыжего ослепла, а тот намеренно теперь начал хромать, вроде как в знак солидарности с несчастной. Короче, черт ногу сломит. Но важно не то, что нас пытаются отвлечь на какие-то там целебные «чудеса», а то, что этот, сука, щегол, да вразумит его Господь, удумал собрать вокруг себя пусть и отбросы, но куда
