некоторых случаях даже как целые космические миры» 24. Так, едва не распылив мироздание по непересекающимся, а то и безднами разъятым разделам и аспектам изучения, наука сохранила-таки Космосу космосово или, говоря строже, себе самой сохранила шанс «малое» не заслонять «большим» и за «малым» видеть «большое». Кавычки в свете вышесказанного здесь обязательны.
Далее нужно сказать и о другой важной тенденции физики, непосредственно включающей в себя упомянутую потребность экстраполяции закономерностей астрофизического масштаба на субатомные процессы (и обратно), а именно о т.н. Теории Великого Объединения. Начатая с эйнштейнова «ворчания», со стремления «преодолеть современную мистику вероятности и отход от понятия реальности в физике» (из письма А. Эйнштейна 1928 года М. Соловину) 25, эта могучая тенденция ныне подвигает множество интеллектуалов на отыскание принципов первоединства мира, дает надежды хотя бы «умственными очами» увидеть, далее повторим слова Лосева, «тот самый огонь, о котором мечтала древность, хотя и не умела говорить о нем нашим языком» (219) 26. Закончить тему «одоления Хаоса» лучше всего представляется ссылкой на недавние размышления А.Д. Линде, одного из создателей новой космологической теории «раздувающейся Вселенной». Тут характерен вопрошающий тон и примечательны общие ориентиры вопрошания: «Не окажется ли при дальнейшем развитии науки, что изучение Вселенной и изучение сознания неразрывно связаны друг с другом и что окончательный прогресс в одной области невозможен без прогресса в другой? После создания единого геометрического описания слабых, сильных, электромагнитных и гравитационных взаимодействий не станет ли следующим важнейшим этапом развитие единого подхода ко всему нашему миру, включая и внутренний мир человека?.. Гораздо легче убедить себя в том, что таких вопросов не существует, что они по какой-то причине незаконны или что кто-то уже давно дал на них ответ» 27. Ответов, конечно, никто – хотя бы даже и давно – не дал, а вот правильно поставленные вопросы, о которых с такой осторожностью и надеждой говорят ныне, мы вправе искать у мыслителей прошлого. В этом диалоге времен посредничество и прямое участие Лосева неоценимо.
3. О логических скрепах бытия и уровнях реальности
Воистину, этот Хаос хорошо упрятан и редко выказывается в современной науке, чтобы мы так уж легко поверили, скажем, сетованиям Е.Д. Гражданникова на господство «философской парадигмы, которую можно назвать бессистемной» 28. Системам и систематикам в науке нет числа! После известных «археологических раскопок», предпринятых Мишелем Фуко на культурных слоях Нового времени, стала чуть ли не общим местом констатация (причем для любой эпохи) господствующего положения неких «упорядочивающих кодов», организующих пространство знания в культурные поля – «эпистемы» той или иной степени ухоженности 29. Так что если и бывают победы Хаоса, то они проявляются не в отсутствии каких-то порядков и систем в науке, но в недостатке, если дозволительно так выразиться, системности подобных систем, в логической их необусловленности. Поэтому, читая работу уже упомянутого автора по систематизации философских категорий, мы не должны удивляться обширности перечня известных достижений системосозидателей и можем тихо радоваться прогрессу по части укрощения все большего числа категорий: у Аристотеля их было, как известно, десять, в «Науке логики» Гегеля счет доходит до 120, а «фрагментная системная классификация» самого Е.Д. Гражданникова включает в себя уже 161 понятие. Но также с пониманием отнесемся и к честному признанию автора, что у предлагаемой двоично-триадно-пентадной классификации философских категорий «еще» нет теоретического обоснования 30. Остается по примеру автора столь же всеобще-безадресно посетовать, припоминая печальную лосевскую констатацию о том, что «вообще диалектика в смысле учения об онтологическом законе единства и борьбы противоположностей всегда с большим трудом усваивалась философами» 31. После Лосева не нужно больше доказывать, что верным теоретическим обоснованием самых популярных структур-эпистем служит бессмертная конструкция из «Парменида», новыми красками рисованная на страницах «восьмикнижий» – укажем хотя бы на обрисовку «структуры мира» из «Античного космоса» или прочтем в VII томе «Истории» похвалу Проклу и его триадической диалектике.
Следует отметить, что мощное эпистемо (Фуко) логическое движение сложилось за последние десятилетия в теории классификации и общей теории систем (М. Месарович, Ю.А. Урманцев, А.И. Уемов, С.В. Мейен, Ю.А. Шрейдер, В.А. Лефевр и др.). Мы не будем подробно излагать впечатляющие достижения в рамках этого движения и сошлемся (выбор, разумеется, субъективен) на обобщающий сборник «Система. Симметрия. Гармония», оригинальные монографии Ю.А. Урманцева, Ю.А. Шрейдера и А.А. Шарова и элегантный компендиум о «золотой пропорции» Н.А. Васютинского – на этих работах в основном построен наш последующий краткий обзор. Спору нет, со времен «Античного космоса» утекло слишком много воды, чтобы пытливые умы не отыскали новых фактов и закономерностей, скажем, по части изучения музыкально-ритмических рядов (так, о «пульсирующем скелете» музыкального произведения, в продолжение пионерских работ Г.Э. Конюса, много интересного может поведать теория «универсальной меры гармонии» М.А. Марутаева 32) или по типологии симметрий вплоть до попыток их логически полного комбинаторного описания: как утверждает Ю.А. Урманцев 33, «семью и только семью способами Природа может творить свои объекты», сами объекты способны взаимодействовать в 9 (качественно) или 12 (количественно) вариантах и вообще возможно 64 – в большинстве еще не открытых! – фундаментальных симметрии. Значительно продвинулись вперед и давнюю традицию имеющие исследования «золотой пропорции». Тут наметились даже сугубо инженерные достижения типа создания принципиально новых систем счисления на основании рядов Фибоначчи и помехоустойчивых цифровых автоматов в работах А.П. Стахова. Тем не менее столь ясное и полное введение к подобным построениям и строго диалектический вывод самой симметрии и самого ритма, столь исчерпывающее обоснование «разной степени ритмико-симметрической символичности» мира содержит, кажется, только текст 1927 года (163 – 167).
После чтения «Античного космоса» весьма поучительно проследить за ходом развертывания одного из самых глубоко разработанных вариантов общей теории систем, принадлежащего Ю.А. Урманцеву. Действительно, захватывающие дух возможности единого описания самых разнородных явлений (для демонстрации чудес системного подхода упомянутому автору нравится составлять экзотические ряды с «тувинскими танцами, евклидовой геометрией, игрой в футбол, взаимодействием, устойчивостью кукурузы к засухе, матрешками…» 34) поневоле вызывают в памяти лосевскую формулировку о стремлении «греческого ума по возможности более компактно и единовидно установить при всем фактическом разнобое действительности существующие в космосе закономерные связи» 35, – это перекличка, так сказать, по финишу, по родству устремлений. По меньшей мере не разочаровывают и сопоставления применительно к старту рассматриваемой общей теории систем: фундаментальное здесь понятие «объект-системы» фактически конструируется как математизированная «калька» с диалектической пары «одного» и «иного». А именно, «объект-система» рассматривается как объект с выделенным из универсума окружением, причем сам автор подчеркивает значение «диалектического
