Если бы можно было увезти это чувство с собой в Калифорнию!
— Когда-нибудь я пойму, что у меня достаточно денег. Тогда я буду знать, что достиг всего, преуспел. И смогу наслаждаться тем, что у меня есть. Возможно, отойду от дел, женюсь, у меня будут дети. Но в последнее время, похоже, чем больше я работаю, тем эта цель дальше.
— А строительство ресторана в Чэпеле тоже имеет отношение к твоим планам? Разве это не рискованная затея?
— Я занял свое место в деловом мире и сделал неплохую, хоть и недолгую карьеру в футболе. Я поладил с родителями, смог простить их. Единственное, что мне осталось — доказать жителям Чэпела, что я могу достичь всего, чего захочу.
— Знаешь, что я думаю? Ты уделяешь слишком много внимания тому, что думают о тебе другие.
Конечно, она права, но у него нет другого выбора.
— Ты вспомнил о родителях. Как часто ты встречаешься с ними?
— Только при необходимости.
— Я слышала, ты поселил их в хорошем месте во Флориде.
Да, в хорошем и далеком месте, чтобы не видеть, как они медленно убивают себя алкоголем.
— Я думал, деньги решат все их проблемы. Два года оплачивал их лечение, но они оба раза не продержались без выпивки больше двух недель. И мне пришлось отступить. Никогда не удастся спасти того, кто не хочет, чтобы его спасли.
— Ты хоть пытался, в отличие от многих других.
— Я теперь только обеспечиваю уход за ними. Если они собираются упиться до смерти, то сделают это в хорошей квартире на берегу океана. Моя мать может позволить себе играть в лотереи, а у отца есть спутниковая антенна и плазменный телевизор.
— Они не заслужили такого сына, как ты, Мэтт.
Что-то особое было в том, как Эмили произнесла его имя, как ласково положила руку ему на плечо. Он ответил севшим голосом:
— Они не были хорошими родителями, но делали все, что могли. — Выражение сочувствия появилось у нее в глазах, и ему стало не по себе. Вот почему он не любил обсуждать с другими личные проблемы. Это сверхъестественным образом превращало его в тряпку. — Кстати, — совсем не к месту сказал Мэтт, отчаянно нуждаясь в перемене темы, — ты не рассказала о твоем друге. Значит, у тебя с ним нет ничего серьезного?
— С чего ты взял? А может, мы давно помолвлены?
— У тебя нет кольца.
Она поглядела на свою ладонь, лежащую на его плече, и у нее в глазах мелькнула тень.
— Я никогда не гонялась за драгоценностями.
Мэтт протянул руку и захватил пальцами мочку ее уха. «Не пытайся бороться со мной, — мысленно произнес он, — ты же сама знаешь, что не можешь мне сопротивляться».
— Проколов нет.
— Не совсем так, — ответила она. — Есть один.
Он изучил ее лицо, но дырочек не увидел.
— Сейчас соображу. Пупок?
Эмили покачала головой.
— Язык?
Она сделала гримаску:
— Мимо. Никогда не догадаешься.
— Так больше вроде бы и негде?
Ее взгляд блуждал по его груди, и, когда он понял, на что она намекает, дыхание у него перехватило.
— Сосок?
— Это был бунт. Подруга по колледжу проколола свои, а моя мама сказала, что если я такое сделаю, она откажется от меня.
— И ты сделала.
Упрямая усмешка заиграла на губах Эмили.
— На следующий же день.
— И мама не отказалась от тебя.
— Я ей не сказала. А потом мне стало нравиться. Никто не знает, что у меня там кольцо. От одного этого я уже чувствую себя… сексуально.
Мэтт рассматривал ее грудь, пытаясь увидеть отпечаток кольца на ткани.
— В одежде не застревает?
Ее глаза заблестели шаловливо, горячо и дразняще.
— Бывает, но если потянуть за него или покрутить, то это очень эротично.
Теперь Мэтт знал, что не успокоится, пока не подержит это кольцо в зубах.
— Я видел их на фотографиях, но никогда — на человеке.
Она подняла брови.
— Ты намекаешь, что хочешь посмотреть?
Конечно, Мэтт хотел, но еще не было настолько темно, чтобы дети, игравшие на площадке, не заметили, как она будет поднимать футболку.
И будь он проклят, если кто-то увидит грудь Эмили! Кроме него самого, конечно.
— Сейчас, похоже, не время для этого. Слишком светло.
— А пока светло, хочешь посмотреть татуировку?
Еще и татуировка?
— Я даже боюсь спрашивать, где.
Эмили легла на спину, расстегнула шорты, потом перекатилась на живот и приподняла футболку, обнажив поясницу.
— Тебе придется стянуть с меня шорты.
Мэтт сел около нее, и Эмили с удовлетворением отметила голодный блеск его глаз — такой же взгляд появился у него, когда она сказала ему о кольце. Девушка почувствовала себя желанной и всемогущей. Как тогда, на берегу.
— Стянуть шорты? — переспросил Мэтт.
— Ну не совсем же. Чуть ниже талии.
Она играла с огнем, но уже не могла остановиться!
Мэтт взялся за край ткани. Его пальцы ласкали ее кожу, пока, он тянул шорты вниз, и Эмили вся покрылась гусиной кожей.
— Что это?
Она оглянулась через плечо.
— Орхидея. Мой любимый цветок.
Мэтт стянул ее шорты ниже, чтобы видеть весь желтый цветок, и осторожно провел пальцем по лепесткам. Где-то глубоко внутри у Эмили снова возникло томление.
— Не видно границы загара, — произнес он хрипло.
— Так и должно быть. Если загар ровный, то цветок выглядит лучше.
Мэтт закрыл рукой весь цветок.
— А теперь я хочу увидеть кольцо.
Он скользнул рукой по ее спине, подбираясь к краю лифчика. Эмили закрыла глаза; томление стало болью, и желание заставило кровь вихрем нестись по венам. Она повернулась на бок и посмотрела на Мэтта. Его глаза потемнели от страсти.
— Я не собираюсь с тобой…
Мэтт медленно прикоснулся к ее губам. Эмили чувствовала, что слабеет. Очень нежно он провел кончиком языка по ее нижней губе. А когда она своим языком коснулась его языка, его пальцы напряглись.
Все происходило так же, как тогда, на берегу, одиннадцать лет назад. Эмили ощущала тот же вкус, тот же запах, но теперь она знала, что он может дать ей, и не могла остановиться.
С каждой минутой становилось темнее. Отдыхающие собирали вещи, подростки собирались вокруг столов с едой. В зарослях неподалеку еще оставались какие-то молодые люди, но, скорее всего, они были заняты тем же, чем и Эмили с Мэттом. Никто не обратил бы внимания на двух человек, лежащих на одеяле.
Мэтт погладил рукой ее живот, опускаясь все ниже, и Эмили замерла. Он, должно быть, ощутил ее состояние, потому что остановился, нависая над ней.
— Мэтт, я…
— Я помню, — хрипло ответил он, откатился в сторону и растянулся на одеяле. — Ты не собираешься спать со мной.