А вместе с образом смущенного Морана пришли и другие соображения.
Например. Почему Моран Джурич, несмотря на все свое могущество, обитает в Петербурге, явно вдали от своих родственников и соплеменников? Почему никто из них никогда его не посещает? Почему сам Моран никогда ими не похваляется?
На пятый день Авденаго без спросу вторгся в комнаты господина и бухнул на кружевную скатерть поднос с двумя тарелками. На одной ошеломительно благоухал борщ со сметаной и зеленью, на другой лежала горка мелко нарезанного чеснока.
Запахи заполнили комнату. Моран поднял голову от книги, которую изучал с великим тщанием, пошевелил ноздрями.
— Русским духом пахнет! — проскрежетал он.
— Извольте покушать, — сказал Авденаго.
— Еще чего! Сам ешь, — буркнул Моран.
— Ладно, — Авденаго уселся за хозяйский стол и взялся за ложку.
Моран уронил книгу, вскочил. Глаза его метали молнии.
— Ты рехнулся?
— Отнюдь, — Авденаго отправил ложку в рот.
— Где ты набрался таких слов?
— Сами приказали мне книги читать.
— Нахал! Наглец! Пошел вон отсюда!
— И не подумаю.
Авденаго не понял, что произошло. Просто он вдруг оказался лежащим на полу, и у него очень болела голова. И рука, когда он ею пошевелил. Рука вообще воспринималась как чужая. Авденаго попытался сесть, и тут дикая боль заставила его опрокинуться обратно на пол и завопить. Моран поморщился.
Авденаго скосил глаз. Он наконец увидел, что произошло: Джурич Моран метнул в него нож и пригвоздил левую ладонь к полу.
— Вытащи… те… — слабо проговорил Авденаго. — Ой, больно!
— Больно? — осведомился Моран. — Вот и хорошо. Лежи и знай свое место.
Джурич Моран уселся за стол и принялся хлебать борщ, посыпая чесноком каждую порцию.
Он любил, чтоб чеснок был наисвежайший, как уже знал Авденаго.
Парень лежал на полу с ножом в руке. Собирался с духом, чтобы вытащить нож. Духа все время не хватало, поэтому он просто дышал ртом, часто и мелко, и боялся двинуться лишний раз, чтобы не тревожить бедную, бедненькую ладонь.
Моран кушал с огромным аппетитом, жадно. Если бы у Авденаго достало сил наблюдать за своим хозяином, он бы понял, что после дурацкого ограбления ювелирного магазина Джурич Моран вообще ничего не ел. Но Авденаго вдруг утратил всякий интерес к чему бы то ни было, кроме своей раны.
Моран доел, отложил ложку и глянул, перегнувшись через стол, на пол:
— Где десерт?
Авденаго ответил ему взглядом, полным муки.
— Где десерт? — повторил Моран. — Если у тебя хватило наглости подать мне обед, изволь завершить начатое.
— Я не могу встать, — прошептал Авденаго.
— Почему? — удивился Моран.
Авденаго не ответил. Моран взял с подноса солонку и запустил ему в голову. Авденаго ахнул и на миг потерял себя в темноте, полной рассыпающихся искр.
Когда мрак немного рассеялся, он увидел, что Моран уже подбрасывает на ладони перечницу, парную к солонке.
— Ты по-прежнему не можешь встать? — поинтересовался Моран. — Или что-то изменилось за последние пять минут?
— Не надо… — выдавил Авденаго. — Я сейчас подам десерт.
— Давно бы так, — преспокойно заявил Моран. Он поставил перечницу на место, откинулся на спинку стула и начал барабанить пальцами по столу.
С утробным воплем Авденаго выдернул из ладони нож, немного побился на полу, как пойманная рыба, затем поднялся на четвереньки и наконец встал. Из ладони по локтю стекала кровь.
— Не вздумай пачкать стены, — предупредил Моран.
Авденаго побрел к выходу.
В глубине души он надеялся, что Моран владеет какой-нибудь магией и сумеет исцелить его руку, но если Моран Джурич и разбирался в чарах, то отнюдь не в целительных. Во всяком случае, заботиться о раненой руке своего раба тролль не намеревался.
Поэтому Авденаго просто перетянул руку платком и, набравшись сил, принес Морану остатки раскрошенного печенья в порванном пакетике, — все, что оставалось от припасов сладкого.
Моран вытряхнул содержимое пакетика в широко раскрытый рот. Авденаго, пошатываясь, наблюдал за ним. Моран сказал:
— Что?..
— Больно, вот что.
— Таблетки есть?
— Наверное…
— В армии за подобный ответ тебя бы уже расстреляли. Таблетки или есть, или их нет.
— Наверное, нет, — сказал Авденаго.
— Значит, будешь терпеть. И в следующий раз десять раз подумаешь прежде, чем говорить мне дерзости.
— Перевязать помогите, — попросил Авденаго.
— Ты пачкаешься, — поморщился Моран.
— Мне больно! — закричал Авденаго и вдруг потерял сознание.
Он пришел в себя в той же хозяйской гостиной. Рука превратилась в полено: Моран обмотал ее толстым слоем бинтов. Под бинтами все болело, но почему-то теперь в этой боли было нечто успокоительное. Как будто раненая рука сигнализировала своему владельцу: «Все в порядке, я тружусь над ликвидацией последствий. Прошу прощения за временный дискомфорт».
Затем Авденаго установил, что лежит на хозяйском диване и что под головой у него вместо подушки толстая книга.
Моран рассматривал его, нависая сверху и озабоченно морщась.
— Больше не боишься? — спросил он.
Авденаго покачал головой, перекатывая ее по твердой книжной обложке.
— Правильно, — одобрил Моран.
— Кольцо… — пробормотал Авденаго.
— Осталось под повязкой, — ответил Моран. — По-твоему, я стал бы снимать кольцо, которое сам же тебе и подарил? Ты его честно заработал.
— Вы ведь… думали, что все не так получится? — спросил Авденаго.
— Ты о чем? — подозрительно нахмурился Моран.
— Об ограблении…
— Я думал, что оно будет более осмысленным, — признался Моран. — Но что об этом болтать попусту! Не смей мне вообще напоминать о своей глупости. Если бы ты не был таким пустоголовым Кеном без Барби, то догадался бы, для чего мне ограбление, и сумел бы меня отговорить. В конце концов, это — твой мир.
— Кстати, — произнес Авденаго и пошевелился, устраиваясь чуть удобнее (на большее он не решился), — о мирах… Почему вы находитесь в нашем мире, а не в своем? Что вы тут делаете?
— Узнаю типично питерское высокомерие, — вздохнул Моран. — Еще скажи — «понаехали тут»! Все-таки ты неблагодарное животное. Да если бы не я — где бы ты сейчас был? В следственном изоляторе? Ты — мелкий уголовник, ничтожная вошь! Такие, как ты, даже тиф не разносят.
— Какой еще тиф? — пробормотал Авденаго. (И почему так всегда получается, что Морану удается сбить его с толку?)
— Вши разносят тиф, — назидательно произнес Моран. — Однако не все, а только тифозные. Не твой случай. На что ты вообще годен? Если бы ты был вошью, то тебя пришлось бы вывести специальным шампунем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
