Как получается, что я, обладая сверхспособностями, оказалась так беспомощна?
От стеклянной сдвижной двери раздался сдавленный возглас, похожий на французское ругательство. Повернувшись, я обнаружила Гэбриела. Он стоял, зажав руками рот, и смотрел на моего отца. Папа лежал на кушетке и постепенно отдалялся от этого мира.
Я уже собралась съязвить и сказать ему нечто вроде «ты не торопишься». Я ведь отправила ему кучу срочных сообщений! Но Гэбриел убрал руку от лица, и я увидела длинный, ярко-розовый, уже успевший зарубцеваться шрам, пересекавший его щеку. Утром у него раны не имелось.
— Ты как? Что случилось? — воскликнула я. — Джуд постарался?
Мне не хотелось спрашивать Гэбриела, но деваться было некуда. Джуд вел себя спокойно, но я знала, что он нестабилен. Он напоминал мне бомбу замедленного действия… При воспоминании о взрыве, покалечившем моего отца, у меня на глаза опять навернулись слезы.
«Виновата только ты», — пробурчал злобный волк внутри меня.
— Нет, — успокоил меня Гэбриел. — Джуд ни при чем. Но обсудим все позже. Как отец?
Гэбриел прошел в палату, и стеклянная дверь закрылась, скользнув на место.
— Я соврал сестре, что я — его брат, иначе она бы не пустила меня.
— Состояние критическое. Больше мне ничего неизвестно.
Отделение интенсивной терапии оказалось шумным местом. Туда-сюда сновали врачи, однако я ощущала абсолютное одиночество. Толбот так и не появился, хотя обещал заглянуть. Эйприл я решила не звонить — не стоило ее зря тревожить. Связаться с Гэбриелом долго не получалось, а кроме них не было никого, кто мог бы поддержать меня. Ни Дэниела. Ни Черити. Ни мамы.
— Они хотели взять у меня кровь для переливания, но я не стала рисковать. А вдруг я заражу его? Хотя я допускаю, что ошибаюсь. Возможно, надо специально инфицировать его, чтобы кровь вервольфа запустила процесс восстановления.
— А сможешь ли ты простить себя?
Дэниел страдал от воздействия проклятья, прежде чем, предположительно, исцелился. И Дэниел часто говорил мне: он предпочел бы умереть, чем жить со страшной мыслью, что он снова превратится в чудовище. Я бы, конечно, передала папе свою заживляющую силу, но где гарантия, что после выздоровления он останется прежним? И я не знала, что предпочел бы он сам.
— Но, Гэбриел… Меня, псевдовервольфа, которому ничего не стоит убить дракона, переполняет сверхэнергия! А я не могу использовать ее для своего отца.
— Вероятно, это выход… — неуверенно произнес Гэбриел. — И не буду утверждать наверняка, что все получится. Я пробовал только трижды, и каждый раз результат был разным. Но помогало, — пробормотал он и умолк.
Казалось, он скорее спорит с самим собой, чем разъясняет мне, в чем суть.
— Что ты имеешь в виду? — удивилась я. — Ага, ясно!.. Вы с Толботом применили свою силу, чтобы вылечить меня после того, как на меня напали волки на складе. Я валялась без сознания, а ты передал мне свою энергию, и мое тело принялось заживлять раны, верно?
— Да, — подтвердил Гэбриел.
Впрочем, воспоминания о том, что случилось после моего возвращения со склада, были смутными. Но, значит, целительство других людей является одной из многих сверхспособностей Урбат! Однажды я уже побывала в роли реципиента. Тогда мы с Дэниелом после спасения Бэби-Джеймса бежали по ущелью. Я начала отставать и вдруг почувствовала прилив энергии, исходящей от Дэниела. Она связала нас в единую цепь. Позже, той же ночью, он показал мне, как лечит самого себя — и только.
— А почему Дэниел ничего мне не рассказывал?
— Думаю, он просто не знает. Это — тщательно охраняемый секрет. Сирхан попросил меня помочь ему опробовать метод на его жене, Рэйчел. С ней получилось не так удачно, как с тобой. — Гэбриел потер ладонью заросший щетиной подбородок. — Подобный дар является крупицей способностей, которые были присущи изначальным Небесным Гончим. Их Господь призвал к себе. Он наделил их силой помогать людям своего клана и защищать их. Легенда гласит, что они стали великими воинами, врачевателями и учителями. Здесь, на земле, их воспринимали как ангелов. Но сила развратила их, и они возжаждали власти. Их постигла та же судьба, что и падших ангелов, которые пренебрегли своим долгом, отказались от своего дара и опустились до уровня бесов. С тех пор Урбат забыли о своем умении. Сейчас они несут с собой смерть. Я сомневаюсь, что с тех давних времен дар использовался во благо хотя бы одного обычного человеческого существа.
— Но ведь можно попробовать?
— Никогда раньше не пробовал применять его к людям. Это требует огромного напряжения и бывает опасным, — заявил Гэбриел и внимательно посмотрел на мониторы с линиями и цифрами. — Учитывая состояние твоего отца, я считаю, что попытаться стоит. Если ты, конечно, разрешишь.
— Разрешу, — сказала я.
— Одному мне не справиться. Понадобится твоя поддержка, — ласково и ободряюще улыбнулся Гэбриел. Он напоминал мне священника, утешающего прихожанина. — Ты должна полностью сосредоточиться и очистить свое сознание от всего негативного. Ты будешь проводником, через который начнет поступать положительная энергия. Никаких негативных мыслей и эмоций. Только любовь.
Я перевела взгляд на папу. Его шею охватывал корсет, большая часть лица скрывалась под кислородной маской. Но я все равно узнала бы его по знакомым морщинкам вокруг глаз. Почему я отпустила его? А если у меня ничего не получится? А вдруг я не смогу подготовиться?
Глубокий вдох, выдох.
Нужно срочно избавиться от любых колебаний.
— Давай, — произнесла я и вытянула руки вперед, словно талант врачевания являлся чем-то осязаемым.
Гэбриел задернул штору, почти полностью опустил жалюзи на окне, выходившем в коридор. Затем аккуратно прикрыл дверь. Медсестры пустили меня к отцу всего на двадцать минут, и половина времени уже прошла. Гэбриел взял мои руки в свои и подвел меня вплотную к кровати. Потом положил обе мои ладони на папину грудь. Я почувствовала, что он дышит, но как-то неестественно. Напряженно и поверхностно.
— Держи их здесь, у его сердца. А я наложу свои, — прошептал Гэбриел. — Очисти сознание. Открой дорогу для положительной энергии. Отрицательные эмоции подпитывают волка внутри тебя, но ты должна полностью избавиться от них. Медитируй.
Я вздрогнула.
— А что, если не сработает?
— Я верю в тебя, Грейс. — Гэбриел никогда в жизни не говорил мне такого. До сих пор я видела в нем старейшего в мире скептика. — Ведь ты смогла дать отпор Калебу. Помни, что ты Богоданная.
— Я ничего не чувствую.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
