Мы проводили всё отпущенное нам время за разговорами. Вик много спрашивал и мало рассказывал о себе. Ему было интересно, как я жила в Чикаго и как живу здесь. Какие у меня отношения с матерью и сестрой. Скучаю ли я по старому дому. Чем хочу заняться после школы. Мы говорили, говорили и говорили. В какой-то момент я поняла, что речь идет только обо мне, но он морщился: «Чикала[9], я п-просто школьный уборщик, что именно т-ты хочешь знать? „Ваниш“ или „Мистер Проппер?“» – отшучивался, конечно, но меня это не останавливало. Я хотела знать о нём всё, однако он был немногословен.
От системы его отключили две недели назад. Он пришёл в норму поразительно быстро. Доктора удивлялись, что у Вика невероятно выносливый организм. Он шутил, что натренировал себя ежедневной уборкой в школе: я могла только молиться и радоваться за него – что оставалось? Так проходил день за днём; ночи я коротала в страхе, потому что Крик может наведаться к Виктору Крейну в больницу и довести до конца то, что не довёл кто-то куда менее упорный и профессиональный, чем он, но было слишком поздно. Даже пожелай я оттолкнуть Вика, он сам не дал бы мне этого сделать. Я первый раз ощутила себя настолько беспомощной, что впервые жила без плана, одним моментом, боясь даже заглядывать в будущее.
Стоял удивительно тёплый солнечный ноябрь. Я оставила куртку в гардеробе и накинула на плечи халат. Затем прошла по коридору к палате и совсем не удивилась, когда увидела там Аделаиду. Она, нахохлившись, сидела в кресле и что-то строго выговаривала внуку, пока тот спокойно дожидался перевязки. Голубая больничная рубашка была сверху расстёгнута, обнажая смуглую гладкую грудь и длинную сильную шею. В его вену на руке был вставлен катетер, подсоединённый к капельнице: Вика до сих прокапывали лекарствами. Оба повернулись, когда я открыла дверь. При виде меня Вик с облегчением выдохнул.
– Наконец-то моя девочка пришла! – провозгласила Аделаида. – Образумь же этого глупца!
– П-привет, Лесли, – сдержанно поздоровался Вик.
– Добрый день, Аделаида, – я подошла к ней и мягко обняла за плечи, метнув на Вика короткий взгляд. Он лишь закатил глаза. Аделаида похлопала меня по руке и тепло обняла в ответ. – Как себя чувствуете?
– Он сведёт меня в могилу! – возмутилась она.
– Она хочет м-моей смерти, – заявил Вик.
Я присела на краешек стула возле его койки и терпеливо стала ждать, пока оба выговорятся. Начала Аделаида Каллиген:
– Предположим, моё желание отпраздновать твой день рождения вполне законное, учитывая, что недавно ты едва не помер. Если не думаешь о себе, подумай хотя бы обо мне. Это, в конце концов, мой последний праздник, а ты эгоист и не хочешь уступить бабушке.
– Что за г-глупости? – проворчал Вик. – Ты п-проживёшь ещё сто лет и повидаешь п-правнуков.
Я промолчала, хорошо зная, что он лжёт ей в лицо. Иногда ложь бывает во спасение, но это явно не тот случай.
– Да от вас двоих дождёшься, – фыркнула она. Вик вскинул брови. Я с улыбкой посмотрела на него. – Что ты корчишь мне рожи, Шикоба? В вашем возрасте мы с твоим дедушкой не вели себя как два старика, оставь нас наедине.
– Так м-мы сейчас и не н-наедине, ба, – парировал Вик.
– А моё мнение кто-нибудь хочет услышать? – подала я голос.
– Бабушка не хочет ничьего мнения! Бабушка хочет праздника! – Аделаида стукнула тростью об пол и нахмурилась. – Но, видимо, о нём думаю только я одна. Пожалуй, ты прав. Пойду, не буду мешать молодёжи.
– Д-да какая из меня м-молодёжь!
Вик цокнул языком и попробовал встать, но Аделаида смерила его взглядом, и он остался на месте. Она выпрямилась, приняв вид оскорблённой добродетели:
– Но ты, мой милый, знай: у тебя жестокое сердце, раз не хочешь напоследок порадовать человека, который тебя воспитал как собственного сына.
Вик громко расхохотался, наблюдая за тем, как Аделаида, поджав губы, медленно пошла к двери. Видя, что манипуляция не удалась, старая индианка совсем разобиделась и больше к нему не повернулась.
– Ба… – он перестал смеяться и кашлянул в кулак, подавляя улыбку. – Б-ба, серьёзно, ну, н-не драматизируй.
Она с гордым видом вышла из палаты. Я укоризненно посмотрела на Вика, и он вздохнул:
– И ты мной н-недовольна, чикала.
Я потянулась к нему и щёлкнула по носу с заметной горбинкой:
– Почему же, довольна. Просто не вижу ничего страшного в желании Аделаиды отпраздновать твой день рождения.
– Он уже давно п-прошёл. – Вик притянул меня за запястье. – И я ни-никогда не праздную.
– Почему?
Он тепло усмехнулся, откинув голову на подушку.
– Не праздную, и всё. Не раздумывай над этим. Я не расстроен, что п-провёл тот день в больнице. П-под наркозом выспался лет на двадцать вперёд.
– Но Аделаида расстроена не только из-за этого. – Я села на край постели и положила щёку ему на плечо, а руку – на живот, устраиваясь удобнее в его объятиях. – Может, расскажешь почему?
– Ну… – он забавно поморщился. – Обычная история, не б-бери в голову.
– И всё же?
– Ей не нравится, что я так живу.
– В каком смысле – «так»?
Он задумался, помолчал немного. Потом неохотно ответил:
– Во всех смыслах. Паршиво, как она говорит. Она н-настаивала, чтобы я уехал в Бангор, когда только вернулся из армии. Там мне п-предлагали хорошую работу.
– Правда? И кем бы ты был?
– Ну…
Он со вздохом взял мою ладонь в свою. На сердце стало тревожно и тепло, когда я увидела их разницу в размерах. На фоне натруженной мужской руки моя казалась почти кукольной, какой-то ненастоящей. Вик ласково погладил мои пальцы.
– Предлагали заработок в одном местечке, может, слышала – «Энтити Корп». В службе безопасности.
Я покачала головой. Нет, не знала о таком.
– Там недурные условия, – продолжил Вик. – Нормальная зарплата, п-приличный соцпакет. Специалист вроде меня был бы н-нарасхват, особенно п-после службы. Но Адсила осталась бы совсем одна, – он опустил глаза. – К тому времени она была серьёзно больна. Мне не хотелось её п-покидать, а нанять сиделку оказалось дорогим удовольствием. Да и она бы отказалась от неё.
– Но ты мог бы заработать там и оплатить услуги здесь.
– Это с-случилось бы не сразу, – помедлив, сказал Вик. – И я не м-мог бросить её. Не хотел, чтобы она оставалась без меня. П-понимаешь? Принял решение.
– А забрать Аделаиду с собой?
– Здесь её земля. – Он явно осторожничал. – Она бы н-никогда отсюда не уехала. Из всех, к-кто жил здесь раньше, остались только мы с ней. Остальных не стало. А если и мы уедем,
