— Это… это Родрико…
— Он что, заболел? — Мерик тревожно взглянул на ребенка. — Что-то не так?
— Я не знаю, — в голосе Ни’лан слышались еле сдерживаемые рыдания. — Сегодня утром Родрико пел дереву. Песнь пробуждения, начало единения и взаимной связи… — Ее голос дрогнул. — Но что-то произошло…
Мерик шагнул ближе, взял ее за плечи.
— Его дерево расцвело… — Ни’лан почти шептала, ее била крупная дрожь. — Родрико был принят, но… новые цветы, бутоны… Они темные. Черные, словно призраки-гримы.
Мерик поймал взгляд Тайруса поверх головы нифай. Они оба отлично помнили гримов из Темной Чащи, бывших сородичей Ни’лан, искаженных порчей.
— Бутоны отвратительны на вид… — Слезы потекли по ее щекам. — Наверняка они таят какое-то зло…
— Мы не можем судить об этом с уверенностью, — утешал ее Мерик, хотя и знал, что молодое деревце было последним у нифай, а семя зародилось от союза дерева Ни’лан и призрака-грима. Могло ли прикосновение Тьмы каким-то образом заронить порчу в семечко?
Похоже, Ни’лан не сомневалась в этом. В ее взгляде читалась мука.
— Цветы расцветут нынче ночью, выпуская свою неповторимую магию. Но я даже не догадываюсь, какое зло может явиться в мир из бутонов, отмеченных Тьмой, — она закрыла лицо одной рукой, а второй прижала мальчика к себе так, чтобы он не слышал ее. — Я не могу позволить подвергать опасности надежду А’лоа Глен. Дерево нужно срубить.
Мерика передернуло. В дереве была заключена надежда Аласеи. Посаженное на месте, где изначально росла коа’кона, оно символизировало новое начало, шаг в будущее.
— А что тогда будет с Родрико? — высказал более серьезную озабоченность лорд Тайрус. — Что с ним случится?
— Дерево приняло его песнь, — всхлипнула Ни’лан. — Они связаны. Если дерево погибнет, Родрико умрет.
Мерик глянул на мальчика, который крепко прижимался к матери. Они были вместе, когда нашли его. Вместе они сражались с гримами и приспешниками Темного Властелина, чтобы благополучно доставить ребенка на остров. Лицо элв’ина закаменело.
— Я не допущу, чтобы его дереву был причинен вред!
— Ты должен понимать, как никто другой, — Ни’лан сжала его руку. — Вне всякого сомнения — это признак Порчи. Может, для Родрико лучше умереть, чем быть запятнанным вместе со своим деревом? Ты знаешь, что произошло с моими сестрами. Я не хочу видеть, как мой сын превращается в подобное чудовище. Я сама возьму топор… — рыдания не дали ей договорить.
Потрясенный Мерик опустился на колени рядом с мальчиком. Родрико прятал лицо в складках материнского плаща. Он не мог слышать их слов, произносимых шепотом, но чувствовал горе, охватившее Ни’лан. Принц поднял голову и увидел отчаяние в глазах нифай. После путешествия на север она и элв’ин сблизились, объединенные историями своих народов, общими потерями и трудностями. После гибели матери и брата Мерик видел в Ни’лан и Родрико часть семьи. И не мог позволить себе опять потерять близких.
— Может, стоит обсудить это в более спокойной обстановке? — прошептал позади них Тайрус.
Принц-элв’ин вскочил так быстро, что плащ его затрепетал подобно крыльям.
— Нет! Нечего обсуждать! Никакого ущерба не будет причинено дереву, если от этого пострадает Родрико! — Он мягко прикоснулся к щеке Ни’лан. — Я не позволю тебе действовать опрометчиво, наломать дров из страха перед возможной опасностью. Мисилл, воительница-дро, прибегла к яду, чтобы спастись от возможного превращения в Темного Стража. Но при этом уничтожила все пути к изменению будущего, так как они могли привести к беде. Я не позволю тебе пойти по ее стопам.
— Мерик прав, — слегка охрипшим голосом добавил Тайрус. — Мисилл не хотела бы, чтобы кто-то повторил ее путь.
— Но что же нам делать? — Ни’лан поочередно поглядела на них.
Элв’ин погладил малыша по голове.
— Давай встретимся с будущим. Дождемся сумерек и узнаем, какая судьба предначертана дереву и мальчику.
За полмира от них Грэшим выбивал кулаком на столе ритм, задаваемый барабанщиком.
— Идем к пятерым! Идем к пятерым! — выкрикивал он пьяным голосом вслед за прочими постояльцами гостиницы «Лунное озеро».
Жонглер выхватил из очага пылающую головню и запустил ее кувыркаться под потолок вместе с остальными. Взмокший артист топтался на сбитом из досок помосте посреди гостиничного зала, изо всех сил стараясь не уронить головни на устланный соломой пол. Два его помощника стояли неподалеку с ведрами воды наготове.
Но Грэшим почти не следил за выступлением. Народ в окрестностях Лунного озера вовсю праздновал Первую Луну. Выступали странствующие циркачи, укротители зверей, проводились состязания в удали. Праздник должен был достигнуть высшей точки этим вечером, когда луна осветит берега самого большого озера Западных Пределов. Древние предания гласили — духи леса исполнят желания тех, кто окунется этой ночью в залитые серебряным светом воды.
Чародея досужая болтовня мало заботила. Он имел все, чего желал: кувшин пива, набитый желудок и силы для того, чтобы предаваться всем соблазнам жизни. Подошедшая служанка наполнила его опустевшую кружку. В знак благодарности он ущипнул ее за пухлую ляжку.
— Мастер Дисмарум! — взвизгнула девица, отскакивая, но не возмущаясь. Она даже подмигнула ему на ходу.
Несколько ночей Грэшим провел в ее комнате. Горстка меди широко распахнула и ее двери, и ее ноги. Вспомнив об этих долгих ночах, он окончательно утратил интерес к летающим в воздухе коптящим головешкам.
Маг мельком глянул в запыленное зеркало, висящее над стойкой. Красавец, как с картинки! В свете факелов его волосы отливали червонным золотом, глаза искрились юношеским задором, великолепной осанке стоило позавидовать. Он готов был держать пари, что дорога в постель служанки открылась бы для него и без жалких грошей. Но ему было некогда подогревать ее интерес и разжигать желание ухаживаниями, когда несколько монет могли помочь достигнуть цели гораздо быстрее.
Терпение никогда не входило в число добродетелей молодости.
Грэшим вознамерился испытать множество удовольствий и чувственных радостей жизни. Запертый в ловушку дряхлого тела в течение многих лет, теперь он не собирался медлить и терять время. Вот и сейчас он вскочил на ноги, подхватил прислоненный к столу посох. Его он больше не использовал как опору — зачем? — только как символ власти.
Пальцы пробежали по длинной бедренной кости болотного козла, быстроногого дикого зверя. Пустотелая кость, залепленная с обоих концов глиной, была заполнена кровью новорожденного младенца, украденного у лесорубов. Жизненная сила малыша, связанная древним заклятием, наполняла посох силой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
