Они дошли до дальнего конца сада, где в окружении густого кустарника стояла одинокая ажурная скамья кованого железа. Риордан усадил Кассандру, а сам отошел на несколько шагов назад, напомнив себе, что ему надо сохранить голову на плечах и не отвлекаться на любование ее грудью, щедро обнаженной злосчастным платьем. Была минута у фонтана, когда он был уверен, что она вспоминает эпизод, произошедший год или полтора назад у другого фонтана, того, что находился в парижском саду Тюильри. Перед его внутренним взором опять вспыхнул яркий образ девушки, обнаженной и мокрой, запрокинувшей назад голову. Струйки воды стекали по ее шее и груди…
Мысленно Риордан заставил себя встряхнуться. Эта женщина что-то уж больно сильно на него воздействует. Когда он пропустил ее вперед, выходя из дверей клуба, ему открылся необычайно волнующий и ничем не заслоненный вид сзади, но мысль о том, что все остальные любуются соблазнительным зрелищем столь же свободно, что во всем помещении нет ни одного мужчины, которого не одолевали бы в эту минуту те же похотливые побуждения, что и его самого, отравила ему все удовольствие.
Довольно. Он здесь по делу. Ему необходимо выяснить, можно ли доверять этой женщине. Пора перестать вести себя как свихнувшийся от ранней возмужалости подросток. Надо думать и действовать, как Колин Уэйд.
– В вашем голосе, мадемуазель, слышится очень легкий, совершенно очаровательный французский акцент, – заметил он как бы невзначай. – Вы провели много времени во Франции?
– Большую часть жизни, хотя дома мы всегда говорили по-английски. Я родом из английской семьи.
– Ах вот как. Позвольте мне заметить, что новая французская мода вам очень к лицу.
В душу Кассандры закралось самое черное подозрение. Ей показалось, что он над ней подшучивает. У нее вздернулся подбородок.
– Благодарю за комплимент.
– Англичане, разумеется, безнадежно отстали в подобных вещах. Французская мода представляется им провозвестницей безбожия и общественного краха. Не обращайте на них внимания. Смею предположить, что не пройдет и года, как женщины Лондона, все до единой, будут появляться в свете исключительно в нарядах греческих богинь.
Как ни странно, Кассандре стало немного легче.
– Вы очень добры, но сегодня я попала в неловкое положение лишь по собственной вине. Я совсем недавно вернулась в Англию. Мне следовало бы выяснить, как далеко заходит терпимость англичан к более открытым нарядам, но у меня просто не хватило времени. Уверю вас, в Париже такое платье считается вполне приличным, даже скромным.
– В самом деле?
Его слова звучали вполне по-дружески, однако откровенно восхищенный взгляд, которым он окинул ее сидящую фигуру, никак нельзя было назвать братским.
– Можете мне поверить, – торопливо продолжала Кассандра, – с тех самых пор, как Мария-Антуанетта позировала для портрета в своем robe du matin [9] без малейших признаков корсета или шнуровки, парижанки стали освобождаться от лишней одежды с величайшей охотой.
Она озабоченно нахмурилась, смутно подозревая, что ляпнула что-то не подходящее к данному случаю.
– Смею заметить, это, должно быть, чрезвычайно увлекательно: влезать в шкуру древних, обнажая, насколько возможно, свою собственную, – протянул Риордан, весьма довольный собой.
Последнее замечание Кассандра мудро пропустила мимо ушей.
– На первых порах это, разумеется, привело всех в ужас: люди были шокированы тем, что королева позволила выставить себя напоказ в одной шемизетке. Но тем не менее разразившийся скандал положил начало новой моде, я бы даже сказала, новому стилю свободной одежды, делающей всех равными.
«Ну вот, – подумала она удовлетворенно, – кажется, это вышло довольно здорово». Станет он развивать ее мысль или нет, это не имеет значения. Главное – она сделала первый шаг, представляя себя женщиной из народа.
– Вас вынудили перебраться в Англию начавшиеся в Париже беспорядки, мисс…
– Мерлин. Кассандра Мерлин.
Она не спускала глаз с его лица, стараясь понять, что говорит ему это имя, но как раз в эту минуту из густой тени выступил официант с двумя бокалами вина на подносе. Риордан взял один из них и протянул второй Кассандре. На сей раз их пальцы соприкоснулись. Во множестве дешевых романов ей приходилось читать о том, что случайное касание рук может подействовать, как грозовой удар, но она всегда считала, что авторы просто выдумывают всяческие нелепости. До этой минуты. Торопливо отхлебнув глоток кларета, Кассандра чуть не поперхнулась. Глаза у нее заслезились, щеки вспыхнули, она была вынуждена поставить бокал рядом с собой на траву и сложить руки на коленях. Прошла целая минута, прежде чем она вспомнила, в чем состоял его вопрос.
– Нет, мистер Уэйд, не уличные беспорядки заставили меня вернуться сюда. Дело в том, что мой отец был арестован и казнен по обвинению в государственной измене.
Вокруг стояла полная тишина, если не считать отдаленного назойливого шума, доносившегося из игорного зала. Риордан заглянул в широко раскрытые правдивые, глаза сидевшей перед ним женщины. В ее взгляде читался легкий вызов. Мысленно он поставил ей высший балл за смелость.
– Я его знал, – медленно проговорил он. – Правда, не слишком близко.
Лживое утверждение, как ни странно, далось ему с трудом. Нежелание врать этой женщине оказалось для него полной неожиданностью. Зато следующие слова, совсем сбившие его с толку, вырвались из самого сердца.
– Я глубоко сожалею о смерти вашего отца. Вам пришлось пережить ужасное горе.
Уловив подлинное сочувствие в его голосе, Кассандра едва не расплакалась, хотя понимала, что это было бы глупо. Она торопливо смигнула слезы.
– Благодарю вас. Но он умер за свои убеждения, за дело, которое считал правым. Во Франции сегодня многие умирают за то же самое, сэр. Полагаю, это не худший способ встретить свой конец.
И опять Риордан мысленно поздравил ее за прямоту, решив при этом, что пора ответить ей тем же.
– А вы… разделяете увлечения своего отца, мисс Мерлин?
Кассандра выждала долгую паузу перед тем, как ответить.
– Если и так, было бы глупо с моей стороны признать это, не правда ли, мистер Уэйд?
– Полагаю, это зависит от того, кто ваш собеседник.
Она пристально посмотрела на него, не зная, что сказать. Все происходило слишком быстро. К тому же мистер Уэйд смущал ее своим высоким ростом и шириной плеч, совершенно заслонивших луну и мешавших ей видеть его лицо. Одет он был без франтовства, но великолепный покрой его черных панталон и терракотового камзола явно свидетельствовал о богатстве. Он производил впечатление человека, платившего портным и камердинерам целое состояние, чтобы самому не заботиться о своем внешнем виде, но тем не менее желавшего выглядеть безупречно.
