Так что я вздохнул, отворил дверцу и вытащил гобзиковское платье. Окончательно впадать в подлость мне не хотелось, поэтому я не стал перевешивать одежду Гобзикова в «Карапа-блевотчика», а аккуратно разложил ее на подоконнике. После чего быстренько переоделся сам и выскочил в зал.
В спортзале наблюдалась обычная предурочная активность.
Кто сидел по скамейкам, кто ползал по стенкам, дурак-Семенов загадочно раскручивал за конец канат, как глупый пес, смотрел на получающиеся восьмерки и, наверное, был счастлив.
Мамайкина с усталым видом лежала на матах. Выглядела она хорошо, показала мне язык, и у меня сразу заболела губа.
Шнобель с не менее усталым клеопатровским видом лежал на противоположных матах и, судя по отвлеченной морде, размышлял о последней неделе высокой моды, прогремевшей недавно над Москвой. Как и все, Шнобель был одет в белый верх, черный низ. Но этот белый верх был чуть белее, чем у остальных, а черный низ отличался заметным лишь искушенному взгляду изяществом.
Ленка Лазерова демонстрировала девчонкам фигуры художественной гимнастики. Девчонки с завистью наблюдали. Не за фигурами художественной гимнастики, а за фигурой самой Лазеровой. Мисс Лицей, что тут скажешь. Совершенство.
Вера Халиулина независимо сидела на скамейке и на Лазерову не смотрела, Вера Халиулина пествовала в себе личность.
Рядом с ней пествовала личность староста класса Ирина Заойнчковская, девочка, похожая на половник.
Другой классный народ слонялся туда-сюда, веселился как мог.
Антон Бич (Баскетбол Игра для Черных) с упорством автомата клал в кольцо тяжелые мячи. Гаишные близнецы занимались борьбой на пальцах. Каратисты Санька Шибкин и Ванька Добров лупили друг друга с мяукающими звуками, на всякий случай отойдя подальше от Чепряткова. Поскольку Чепряткову было по барабану: каратисты, кунфуисты, кекусинкаисты или айкидисты. Он с успехом лупил всех. И порознь и вместе, если им вздумывалось иногда объединиться.
Впрочем, Чепрятков был и так далеко, в другом конце зала. Он заловил Гобзикова и развлекался следующим образом. Уложил свою жертву на скамейку, водрузил ему на грудь гриф с блинами-десятками и распевал жизнерадостно:
– Если хочешь быть здоров – напрягайся, если хочешь быть здоров – напрягайся!
И дирижировал заодно.
Гобзиков был придавлен штангой. Он покраснел и, напрягая все силы, пытался выжать вверх непослушный снаряд. Отталкивался от скамьи всем телом, даже лопатками двигал, но все равно у него ничего не получалось. Штанга была неподъемной.
Чепрятков веселился.
Я поискал новенькую. Лару.
Новенькая сидела в самом углу зала, рядом с гирями. Гирь было много, они были старые, чугунные и облезлые, остались со школы олимпийского резерва, которая раньше размещалась в Лицее. На фоне гирь Лара выглядела как-то...
Хрупко.
Тонкогорлая китайская ваза рядом с присядистой деревенской посудой.
Специально. Она специально рядом с гирями села! Чтобы показать, какая она утонченная-разутонченная! Хитротень-то какая! А вообще тонкий шаг. Выдающий неординарные мыслительные способности. Или наоборот. Инстинкт. Такой инстинкт звериного типа...
Стоп.
Вернулся из грез. Оглядел зал.
– Жуй железо, Гобзиков! – радовался Чепрятков. – Я сделаю из тебя «Мистера Олимпию», доходяга!!!
– Чепрятков, – дипломатично сказал Антон Бич. – Ты поосторожнее, что ли...
– Отвали, ниггер, – ответил Чепрятков.
Антон Бич предпочел конфликт дальше не развивать. Он уже два раза дрался с Чепрятковым из-за музыкальных пристрастий. Антон уважал «Металлику», Чепрятков «Анаболик Бомберс». Оба раза «Анаболики» одерживали верх.
– Не мешайте мне тренировать нового Шварценеггера, – смеялся Чепрятков. – Он мне еще потом спасибо скажет! Геракл просто!
Новый Геракл Шварценеггер был совсем плох. Красность приобрела у него совершенно сияющий оттенок. Я стал поглядывать на дверь в ожидании Фили...
Но Филя не появился.
В зал вошел Автол.
Вообще-то он был Аверьян Анатольевич Цикада, я уж докладывал, но за глаза его так никто, конечно, не называл. Называли Автолом. Автол был личностью выдающейся. Чемпион Эстонии по кикбоксингу, в прошлом глава целлюлозно-бумажного холдинга, ныне же превратностью судьбы и происками конкурентов обычный учитель физкультуры в Лицее им. Салтыкова-Щедрина. Впрочем, не утративший кикбоксингового напора и целлюлозно-бумажной самоуверенности.
Мужчина в полном расцвете сил, заботящийся о внешности и правильном пищеварении, ценитель свежего чернослива.
– Чепрятков! – заорал Автол. – Кусок идиота с ушами, убери немедленно штангу! Придавишь этого доходягу, а я потом всю жизнь ему на лекарства работай?!
Чепрятков заулыбался. Легко поднял штангу с груди Гобзикова и опустил ее на стойки.
– Вот так, – зачем-то сказал Автол, хотя и так всем было ясно, что вот так.
Гобзиков с трудом отковылял в сторону.
Автол был вполне здоров. Никаких тебе повреждений. Никаких ожогов, никаких бандажей на заднице. Как новенький. Я осторожно отыскал глазами Шнобеля, Шнобель незаметно пожал плечами.
Прокололись, подумал я. Но кто-то ведь там орал... Кто? Кто там тогда орал?
Автол чуть косоватой кикбоксерской походкой направился к Чепряткову. Остановился напротив. Ленка Лазерова перестала крутить ногами, Антон Бич первый раз промазал по кольцу, каратисты забросили свои мяуканья и с интересом наблюдали за конфликтом.
Автол был ниже почти на голову. И уже в плечах. Но при всем при этом он казался почему-то больше и сильнее Чепряткова.
Наверное, из-за внутренней правоты, подумал я.
– А за «идиота кусок» вы ответите, – обиженно сказал Чепрятков. – Нечего мою личность унижать, я гражданин, между прочим... Моя мама...
– Да пусть твоя мама тоже приходит. – Автол злобно зевнул. – Со своими мордоворотами. Я их в узлы повяжу. Нафарширую, как кальмаров.
– Моя мама на вас в суд подаст. – Чепрятков гаденько улыбнулся. – За оскорбления и нанесение мне душевных травм. А эти... – Чепрятков с презрением обвел руками своих соучеников. – Эти подтвердят, что вы превышали. Так что ой-ой-ой!
Автол окоченел. Но быстро нашелся.
– А ты вообще что тут делаешь? – спросил он. – У тебя же перелом, Чепрятков! Ты же должен дома сидеть! Лицейский устав нарушаешь? Нарушаешь... Злостно нарушаешь, голубчик. А злостное нарушение устава Лицея в третий раз... у тебя ведь, кажется, два уже есть? Злостное троекратное нарушение устава грозит немедленным исключением. И безо всяких мам! В обычную школу пойдешь, гражданин! Там тебя научат права человека уважать! Тоже мне, Сахаров нашелся!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
